Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Хрущев хотел довести до сведения Кеннеди, что в ходе переговоров можно прийти к соглашению и убрать ракеты с острова.

«Давайте же проявим государственную мудрость. Я предлагаю, мы, со своей стороны, заявим, что корабли, идущие на Кубу, не везут никакого оружия. Вы же заявите о том, что Соединенные Штаты не вторгнутся своими войсками на Кубу и не будут поддерживать никакие другие силы, которые намеревались бы совершить вторжение на Кубу»{26}.

Чтобы дать понять Кеннеди, что время не терпит, Хрущев закончил письмо следующим пассажем: «Господин президент, нам с вами не следует сейчас тянуть за концы веревки, на которой вы завязали узел войны, потому что чем сильнее мы с вами будем тянуть, тем сильнее будем затягивать этот узел»{27}.

Хрущев подготовил письмо, заранее получив на него санкцию Президиума. Позже в Вашингтоне появились спекуляции, что якобы письмо от 26 октября было личным письмом Хрущева что-то типа крика души о помощи в борьбе со сторонниками жесткой линии в Кремле и Советской армии{28}. Однако обычно он направлял проект официальных писем на одобрение своим коллегам по президиуму{29}. До отправки письма Кеннеди помощники Хрущева разослали копии письма членам и кандидатам в Члены Президиума, а также секретарям ЦК{30}. Хотя письмо от 26 октября знаменовало сдвиг советской позиции по кризису, для Кремля оно представляло стратегию, уже получившую одобрение на заседании Президиума 25 октября. В 5 часов дня в американское посольство на улице Чайковского поступил первый сигнал возможного дипломатического окончания кризиса. В Вашингтоне было 10 часов утра пятницы 26 октября.

Вашингтон, 26 октября

В это утро в советском посольстве в Вашингтоне Феклисов был очень обеспокоен. За последние 24 часа он отправил четыре телеграммы о том, что администрация Кеннеди в любую минуту готова начать войну. После сообщения Горского о дискуссии в Национальном клубе печати, утром в четверг Феклисов проверил по своим каналам информацию, полученную от Роджерса. Один источник сам был лично знаком с Уолтером Липпманном или работал вместе с теми, кто знал его. Другой был иностранным журналистом, имевшим надежные связи в госдепартаменте. Оба источника подтвердили, что администрация Кеннеди намерена в ближайшее время напасть на Кубу, но ни один не смог назвать точной даты или сообщить другие подробности{31}.

За 20 лет работы в советской разведке Феклисову удавалось избежать ситуаций чреватых войной. Во время Второй мировой войны он был в США. Похоже, теперь он впервые попробует конфликт на вкус. Что произойдет с ним, если две страны вступят в войну? Будут ли его рассматривать как дипломата и задержат для возможного обмена на сотрудника посольства США в Москве? Но это в том случае, если война ограничится территорией острова. А если произойдет эскалация военных действий? Теоретически Феклисов представлял мощность водородной бомбы, поскольку в конце 40-х годов работал с атомным шпионом Клаусом Фуксом.

Напряжение нарастало, и Феклисов обратился к своему контакту под кодовым именем MIN{32}. Он считал, что этот человек может передать сообщение в администрацию Кеннеди. Скорее всего, он получил какую-то информацию о решении Президиума ЦК либо общего характера «ориентировку», как это называют в разведке, и начал действовать в рамках установки «оглядеться».

MIN — Джон Скали, низкорослый, лысый, драчливый журналист, ведущий программы «Вопросы и ответы» на канале АВС. В течение десяти месяцев они периодически встречались с Феклисовым. «Он был из Бостона, и я считал, что он знаком с семьей Кеннеди, — вспоминал позже Феклисов — У нас были интересные разговоры, но моя основная цель была усовершенствовать мой английский. Поэтому мы встречались»{33}

Вскоре после полудня в пятницу в офисе Скали в АВС раздался телефонный звонок. Звонил Феклисов. Когда в начале 1962 года они стали встречаться, ФБР предупредило Скали, что Феклисов — глава резидентуры КГБ в советском посольстве в Вашингтоне. Когда в первый раз Скали осведомился в ФБР о Феклисове, два сотрудника Бюро зашли в АВС и порекомендовали Скали встречаться с Феклисовым по его желанию. ФБР описывало этого русского как необщительного человека, а власти США хотели бы получше узнать его. «Мне нужно продолжать встречи с ним?» — спросил Скали у сотрудников ФБР. Ответ был утвердительным. Впредь Скали информировал ФБР о каждой встрече с Феклисовым. «Позже это помогло избежать многих проблем», — вспоминал Скали{34}.

На этот раз Феклисов попросил о срочной встрече. Они довольно давно не виделись. В свете нарастания кризиса вокруг Кубы журналист понимал, что встреча Должна состояться Скали предложил встретиться в ресторане «Оксидентал» около отеля «Уиллард». Ленч был назначен на 1.30. «Когда я зашел, он уже сидел за столом как обычно лицом к двери. Он выглядел усталым и взволнованным в отличие от своего всегдашнего спокойствия»{35}

Впоследствии у собеседников были прямо противоположные версии беседы. По версии Феклисова, именно Скали был очень напуган вероятностью войны. Заверив Феклисова, что в ближайшие 48 часов США планируют нанести воздушный удар и высадить морской десант на Кубу, Скали спросил, будет ли оккупирован Западный Берлин в случае нападения США на Кубу. Это вызвало резкую реакцию Феклисова, который ответил, что если США вторгнутся на Кубу, то все мыслимые и немыслимые проклятия падут на НАТО. «По крайней мере, — сказал он, — Советский Союз оккупирует Западный Берлин». «Учитывая размеры группировки обычных сил на линии разграничения двух Германий, — добавил Феклисов, — ситуация для Запада может оказаться критической». Более того, кризис, по словам Феклисова, послужит консолидации социалистического блока, включая Китай. Чтобы создать драматический эффект, Феклисов заверил своего собеседника, что кубинцы и в особенности Кастро готовы умереть как герои{36}.

«Нас ждет ужасный конфликт», — резюмировал Скали, выслушав, каков будет советский ответ на использование военной силы против Кубы. По словам Феклисова, Скали так разволновался, что начал придумывать разные пути выхода из кризиса. «Почему бы Кастро не объявить, что он готов демонтировать и вывести ракеты с Кубы, если президент Кеннеди даст гарантии ненападения на Кубу?» — спросил Скали{37}.

По версии Скали, не он, а Феклисов внес это предложение. Офицер советской разведки был растерян; за ленчем он спросил Скали, что он думает о плане из трех пунктов:

а) демонтаж советских ракет под наблюдением ООН;

б) обещание Фиделя Кастро никогда не принимать никакого наступательного оружия;

в) обмен на вышеизложенное обещание США не нападать на Кубу{38}.

Нетрудно убедиться, что эти предложения совпадают с планом урегулирования кризиса, предложенным Хрущевым на заседании Президиума ЦК 25 октября.

Феклисов предложил Скали передать эти предложения по своим каналам в госдепартамент, а ему дал номер своего домашнего телефона для связи в любое время{39}.

Согласно различным трактовкам беседы за ленчем Скали быстро передал в госдепартамент предложения, которые, по его мнению, исходили от Хрущева. Тем временем Феклисов вернулся в советское посольство. Вместо того чтобы немедленно написать отчет о своей беседе с американцем, он занялся другими делами.

За завесой секретности, которую Москве было так трудно преодолеть, Джон Кеннеди еще не принял окончательного решения. В 10 часов утра в пятницу Джон Маккоун провел первое заседание Исполкома, на котором описал ситуацию на советских военных объектах в мире. Советская армия приготовилась к обороне. Вооруженные силы приведены в полную боевую готовность в течение трех дней, но разведка США не обнаружила «никакого значительного развертывания». В данный момент Западный Берлин казался в безопасности. Ситуация на Кубе, напротив, ухудшалась: с понедельника не прекращалась активность на ракетных комплексах. К концу дня два оставшиеся недостроенными пусковых комплекса ракет Р-12 приведены в рабочее состояние. Таким образом, количество ракет, готовых в действию, достигло 24. Кроме того, советские техники работали быстро, как никогда, на сборке 42 бомбардировщиков ИЛ-28, которые были доставлены в таре{40}.

Эта новость была удручающей. Блокада не срабатывала, и необходимо было дать понять советскому руководству, что администрация теряла терпение. Исполком видел три пути решения проблемы. Первый — усилить блокаду, распространив ее на нефть и нефтепродукты. Второй — направить усилия на достижение договоренности при посредстве ООН. И третий — применить силу: воздушный удар и при необходимости вторжение.