Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Госдепартамент надеялся, что переговоры при посредстве ООН могут принести результат. Посол Эдлай Стивенсон, прибывший в Вашингтон на заседание Исполкома, разработал с и.о. Генерального секретаря У. Таном план достижения 24-часовой или 48-часовой приостановки работ на советских ракетных базах. На заседании Дин Раек предложил, чтобы Стивенсону дали еще 24 часа на продолжение переговоров, а уже в зависимости от результата решать вопрос об ужесточении блокады.

Собравшиеся практически не поддержали идею переговоров. Стивенсон вызвал жаркую дискуссию, поставив вопрос, может ли он предложить СССР снять блокаду взамен на приостановку монтажа ракет на острове. Джон Маккоун, Макджордж Банди, министр финансов Даглас Диллон и даже Раек выступили против. Они выразили сомнение, что у СССР появился бы какой-то стимул демонтировать ракеты, если снять блокаду. У Стивенсона, однако, не было иллюзий, что советские руководители не захотят чего-то большего, чем отмена блокады взамен демонтажа ракет. Он предвидел, что Москва, возможно, потребует от США обещания не нападать на Кубу и убрать ракеты «Юпитер» из Турции.

Кеннеди наблюдал раскол группы сторонников дипломатического решения и адептов военных акций. Особенно громко высказывались «ястребы». Макнамара требовал нанести ограниченный воздушный удар с использованием 50 самолетов по шести ядерным пусковым площадкам, находящимся в состоянии боевой готовности, и по всем бомбардировщикам ИЛ-28. Он считал, что ограничив потери русских и кубинцев на земле, администрация «избежит непредсказуемой, чрезмерно резкой и неконтролируемой реакции Советов». Диллон выступал за более широкий воздушный удар, а Максуэлл Тейлор за массированные налеты силами 300 самолетов на все пусковые комплексы SA-2, МИГ и некоторые кубинские аэродромы. Наконец, директор ЦРУ Маккоун, убежденный, что единственный путь решения кубинского кризиса — это вторжение, пытался заставить членов Исполкома принять главной целью всех акций США устранение Кастро.

Выслушав Стивенсона и все альтернативные планы, Кеннеди выразил несогласие с Маккоуном. Основная цель — не устранить Кастро, а ликвидировать советскую ракетную угрозу. Согласившись, что для подавления пусковых комплексов, возможно, необходимо вторжение, он тем не менее признал правомерность точки зрения Стивенсона. По мнению Кеннеди, только два варианта обещают успех: «Мы можем заставить Советы убрать ракеты с Кубы либо путем вторжения, либо путем уступок».

«Выиграли раунд те, кто боролся с „ястребами“», — заметил один из участников заседания. На воскресном заседании Исполком отказался от идеи расширения блокады, названной POL (petroleum-oil-lubricants — нефть, масла и смазочные материалы); Кеннеди согласился отложить ночные разведывательные полеты для того, чтобы дать переговорам в ООН последний шанс.

Президент и его советники разошлись во мнениях. Когда Кеннеди спросил: «Что мы будем делать, если переговоры в ООН зайдут в тупик?», его ближайший советник Банди порекомендовал расширить блокаду или нанести воздушный удар. Большинство собравшихся поддержало Банди. Кеннеди остался в меньшинстве. Стивенсон, Макклой, руководитель Агентства по контролю над вооружением, и сам президент были единственными членами Исполкома, которые серьезно обсуждали возможность решения кризиса путем переговоров, возможно, за счет уступок по ракетам «Юпитер». Если президент предпочитает уступать Советам, торг будет жестоким. По настоянию Макнамары Исполком решил возвратиться к обсуждению воздушного удара на следующее утро. Тем временем Объединенный комитет начальников штабов предложил адмиралу Деннисону сконцентрировать внимание на подготовке плана OPLAN 316 на случай непредвиденных обстоятельств. Этот план предусматривал нанесение воздушного удара и последующего морского десанта{41}.

Гавана, 26 октября

Генерал Исса Плиев, командующий группой советских войск на Кубе, знал, что такое война. В молодости он участвовал в гражданской войне в России. Спустя 20 лет он командовал дивизией, оборонявшей Москву от немецко-фашистских войск. Он стал свидетелем переломного момента войны в Сталинграде. В последние два года Второй мировой войны он вел наступление против отборных войск Гитлера, а затем японской армии в Манчжурии

Этот закаленный в танковых битвах командующий теперь находился в самом тревожном за всю свою блестящую военную карьеру месте. Ему противостоял на острове более сильный противник, который в любой момент мог нанести сокрушительный удар с воздуха и с моря. Нацисты с точки зрения Москвы имели небольшой перевес. Но у американцев было значительное превосходство в воздухе, а при высадке десанта — на земле.

В течение всего дня 26 октября в пятницу Плиеву поступали предупреждения кубинских и чешских источников, свидетельствующие о приближении войны. Ожидая воздушного удара через день-два, он приказал организовать маскировку и рассредоточить технику. Как командующий объединенных сил, в составе которых имелось ядерное подразделение, Плиев имел право приводить ядерное оружие в состояние готовности или снимать ядерные боеголовки. На 26 октября все 24 пусковых установки были в полной готовности, но без ядерных боеголовок. Их складировали в местах, недоступных для американской воздушной разведки. Для установки каждой головки на баллистической ракете и заправки топливом требовалось три с половиной часа. Вероятно, «рассредоточение техники» означало, что ядерные боеголовки, находящиеся на складах в Бехукале и в нескольких пещерах в центре острова, следует перебазировать поближе к МБР и тактическому оружию{42}.

И вновь кубинцы резко изменили оценку надвигающейся опасности. Безразличные 20 октября, паникующие 22 октября, спокойные 25 октября, они теперь демонстрировали свое прежнее беспокойство по поводу неизбежности агрессии США. В пятницу утром Фидель Кастро созвал заседание Генерального штаба Кубинской революционной армии для подготовки военных действий. Сотрудники кубинской разведки, работающие под «крышей» журналистов агентства «Пренса латина», перехватили телеграмму, в которой сообщалось, что администрация Кеннеди готовит ультиматум от имени У Тана, Генерального секретаря ООН, о ликвидации «наступательных вооружений»{43}. Эта информация убедила Кастро, что вторжение на Кубу начнется через два-три дня; он приказал Генеральному штабу передислоцировать все кубинские вооруженные силы на боевые позиции и привести в состояние повышенной боевой готовности. Тем временем Рауль Кастро отправился в провинцию Ориенте для руководства военными приготовлениями на месте. В этой провинции находился стратегический пункт — город Сант-Яго де Куба; кроме того, она граничила с военной базой США в Гуантанамо. Че Гевара руководил приготовлениями в провинции Пинар дель Рио на западе острова.

Теперь, когда Фидель Кастро не сомневался в неминуемости вторжения, он больше не опасался спровоцировать США. Он проинформировал Генеральный штаб, что начиная с утра следующего дня кубинским ПВО дана команда сбивать американские самолеты при нарушении воздушного пространства Кубы. В последние сутки США усилили воздушную разведку над островом. Теперь американские самолеты-разведчики летали на сверхмалой высоте, вероятно, собирали данные о мишенях для атаки. Во исполнение приказа Кастро 50 артиллерийских батарей разместились по всей территории Кубы и были поставлены на боевое дежурство. Считая, что после воздушной атаки 29 и 30 октября последует вторжение, он также приказал начать минирование всех горных дорог между Гуантанамо и кубинскими городами в провинции Ориенте{44}.

Плиев был хорошо осведомлен о действиях Кастро. Полковник ГРУ Мещеряков присутствовал на заседании Генерального штаба кубинской армии. Позже в тот же день кубинцы попросили о встрече с Плиевым в его штаб-квартире к юго-западу от Гаваны. Кубинское руководство знало, что необходимо убедить советское командование «расквасить» американцам нос «Мы не можем мириться с полетами на малой высоте, — сказал Плиеву сам Кастро, — потому что в любой день на рассвете они уничтожат все объекты». На карту была поставлена не столько необходимость прекратить военные приготовления США, сколько репутация Кубы. Кубинцы считали своим долгом и правом защищать кубинское воздушное пространство от «бандитских и пиратских действий» администрации Кеннеди{45}.

За исключением краткого визита в штаб-квартиру Плиева Кастро провел всю пятницу на своем командном пункте в Гаване. Именно там он принял своего друга советского посла Алексеева. Кубе казалось, что Кремль струсил, и Кастро хотел встряхнуть Москву. Самое лучшее — это передать в Москву свою точку зрения через Алексеева, личного представителя Хрущева. Кастро считал, что теперь, когда вторжение не за горами, Москва может предпринять шаги для улучшения ситуации{46}.