Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

За исключением краткого визита в штаб-квартиру Плиева Кастро провел всю пятницу на своем командном пункте в Гаване. Именно там он принял своего друга советского посла Алексеева. Кубе казалось, что Кремль струсил, и Кастро хотел встряхнуть Москву. Самое лучшее — это передать в Москву свою точку зрения через Алексеева, личного представителя Хрущева. Кастро считал, что теперь, когда вторжение не за горами, Москва может предпринять шаги для улучшения ситуации{46}.

«Почему СССР продолжает отрицать наличие ракет?» — спросил Алексеева Кастро. Вместе с Освальдо Дортикосом, присутствовавшим на встрече с Алексеевым, Кастро предложил Москве использовать оставшееся время для критики США за «нарушение воздушного пространства Кубы, а также за размещение военных баз вдоль границ СССР». Кубинцы считали, что Кремль все еще может предотвратить нападение США. Кастро предложил заявить, что ракеты и другое оружие, объявленное Вашингтоном «вне закона», находятся под советским контролем. То, что Вашингтон практически нигде не сообщал о присутствии на острове советских войск, убеждало Кастро, что США пытаются придать конфликту характер противостояния между США и Кубой{47}. Но на самом деле происходит столкновение двух сверхдержав, и, по мнению Кастро, необходимо заставить Кеннеди это признать{48}.

Кастро попросил Алексеева немедленно проинформировать Москву о его предложениях. Он рассчитывал на некоторые указания Кремля, как справиться с ситуацией перед тем, как сбивать американские самолеты. Пока же он не решался наказать американцев, чтобы не повредить переговорам в ООН. Но он просил Алексеева довести до сведения Хрущева, что его терпению приходит конец{49}.

Вашингтон, 26 октября, вечер

Сообщение Джона Скали о завтраке с Александром Феклисовым попало в госдепартамент к концу дня в пятницу. Оно дало Роджеру Хилсмену, директору Бюро разведки и исследований госдепартамента, слабую надежду на разрешение кризиса. Скали и Хилсмен были друзьями. Хилсмен считал вероятным, что об этом известно советским представителям, а следовательно, Москва решила использовать Скали как новый канал для передачи информации госдепартаменту. Хилсмен написал соответствующий доклад Дину Раску и в Белый дом, выделив в сообщении Скали основные пункты предложений Москвы, и рекомендовал их тщательно рассмотреть «Мы были заинтересованы в контакте Скали-Фомин (он же Феклисов), — объяснял позже Хилсмен, — ибо знали, что Фомин — сотрудник КГБ»{50}. Раек усмотрел в предложениях советского руководства первые конкретные признаки возможности разрешения конфликта. Послания, которыми обменивались Кеннеди и Хрущев, привели лишь к ужесточению позиции сторон. Раек не мог уполномочить Скали принять советские предложения. Он попросил журналиста поскорее назначить следующую встречу, дабы довести до сведения Москвы, что высокопоставленные лица в Вашингтоне верят в реальность переговоров{51}.

Около 7:30 вечера Скали и Феклисов встретились в отеле «Статлер» близ посольства СССР. Во время очень короткого разговора Скали передал новое сообщение. Он «уполномочен высокопоставленными лицами» заявить что в советских предложениях «содержатся реальные возможности» и что «представители СССР и США в Нью-Йорке могут начать двусторонние переговоры, а также обсудить эти предложения при участии У Тана». Феклисов внимательно слушал и затем, чтобы быть уверенным в точности понимания, повторил сказанное Скали. Он также попросил американца подтвердить, что тот говорит от имени Белого дома. Наконец, он заявил, что недостаточно провести проверку демонтажа советских ракет; необходим отвод войск США из Флориды и других южных штатов США, где идет подготовка к вторжению, под наблюдением инспекторов ООН. Последний пункт не обговаривался со Скали, и он не знал, что ответить. На этом разговор завершился{52}.

Новость о второй встрече Скали с Феклисовым дошла до Исполкома в тот момент, когда госдепартамент узнал о письме Хрущева. Оно пришло в советское посольство примерно в 10 часов утра по вашингтонскому времени и только через восемь часов достигло госдепартамента. Поскольку письмо было длинное и передавалось кусками, то лишь в 9 часов вечера госдепартамент получил ту часть, в которой Хрущев призывал Кеннеди «проявить государственную мудрость» и предложить гарантии Кубе в обмен на демонтаж советских ракет. Когда наконец все письмо Хрущева стало известно Кеннеди и его команде, переговоры Скали-Феклисов, похоже, подтвердили сдвиг в советской позиции{53}. Позднее Раек отмечал: «При контактах с КГБ вы должны внимательно отслеживать то обстоятельство, выражает ли КГБ реальную точку зрения правительства или ведет некую игру. При встречах Скали и Феклисовым было очевидным, что КГБ практически подтвердило то, что мы узнали из послания Хрущева и что решение будет предусматривать вывод ракет с Кубы и обязательства США не предпринимать военную интервенцию на Кубу»

В 10 часов вечера снова собрался Исполком На нем рассматривалось письмо Хрущева и предложения Феклисова-Скали. Исполком констатировал важное изменение в позиции СССР и возможность переговоров. Роберт Кеннеди позволил себе «осторожный оптимизм». «Письмо при всей своей риторике, — считал он, — предполагает некоторое смягчение позиции, возможность некоего соглашения»{54}. Президент был более оптимистичен. Ему представлялся ряд приятных альтернатив. Впервые с момента начала кризиса стало очевидным, что Хрущев также желает избежать военного столкновения. Однако положение оставалось напряженным, а письмо Хрущева не содержало ничего конкретного, чтобы могло служить основой урегулирования. На Кубе по-прежнему размещались 24 ракеты, нацеленные на США.

Москва, 27 октября, 9 часов утра (Гавана, 2 часа ночи)

В ночь с 26 на 27 октября Кеннеди и его окружение спокойно спали, а между тем в Москве и Гаване ситуация накалялась. В субботу министру обороны Малиновскому предстояло принять самое серьезное решение с момента начала кризиса. Около 9 часов утра по московскому времени (2 часа ночи по вашингтонскому) офицеры связи Министерства обороны получили от генерала Плиева следующую шифрованную телеграмму:

«Согласно полученной достоверной информации, США обнаружили местонахождение некоторых установок (генерал-майора) Игоря Стаценко (ракетные подразделения Р-12 и Р-14), и командование Стратегическими ВВС отдало приказ привести в полную боевую готовность свои стратегические военно-воздушные подразделения.

По мнению кубинских друзей, воздушный налет на чащи установки на Кубе состоится в ночь с 26 на 27 октября или в течение 27 октября. Фидель Кастро отдал приказ силами своей противовоздушной обороны открывать огонь по самолетам США в случае налета на Кубу.

Мы приняли меры по рассредоточению „техники“ (боеголовок) в зоне операций и усилили маскировку. Мы решили, что в случае воздушного нападения США на наши установки мы примем все возможные меры противовоздушной обороны».

Плиев не испрашивал разрешения у Москвы. Но Малиновский немедленно собрал руководство Министерство обороны для обсуждения создавшегося положения. Дебатов не состоялось. ВВС США должны получить адекватный отпор любому нападению на советские позиции на Кубе. Была выражена надежда, что есть возможность обезопасить боеголовки для ракет Р-12 и сами ракеты. Принятые меры предосторожности сработали, и США не обнаружили местонахождение боеголовок

Советский министр обороны хорошо знал Плиева. Он служил под его началом в Венгрии и Маньчжурии. Бесстрашие Плиева открыло стратегические возможности для советских вооруженных сил в Венгрии и Маньчжурии на конечном этапе Второй мировой войны. Лишь 34 минуты понадобилось Малиновскому, чтобы рассмотреть и одобрить решение Плиева о применении силы в первом столкновении сверхдержав в период холодной войны. В 11:00 утра он подписал телеграмму Плиеву: «Предлагаю согласиться». Затем отправил ее в Кремль{55}.

В то время когда Малиновский подписывал приказ, разрешающий Плиеву защищаться имеющимися на Кубе средствами, Фидель Кастро приехал на квартиру Алексеева. До этого в 1 час ночи по гаванскому времени Алексеева разбудил телефонный звонок Дортикоса, который предупредил о приезде Кастро для «важного разговора»{56}. Он и Кастро теперь сидели за столом, ели сосиски и пили пиво. Кастро считал, что через три дня ожидается вторжение США на Кубу (ставил 20 против 1). Вечером он получил письмо от президента Бразилии Жоао Гуларта с предупреждением, что если в течение 48 часов ракеты не будут демонтированы, то США их уничтожат. Весь день после получения разведывательной информации из Нью-Йорка Кастро был чрезвычайно взволнован; предупреждение бразильского президента усилило его беспокойство{57}.