Книга 2 - Владимир Высоцкий

На стол колоду, господа

На стол колоду, господа. Крапленая колода.Он подменил ее, когда, барон, вы пили воду.Валет наколот, так и есть. Барон, ваш долг погашен.Вы — проходимец, ваша честь,Вы — проходимец, ваша честь,И я к услугам вашим.Но я не слышу ваш ответ,О, нет, так не годится…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.— Закончить не смогли вы кон. Верните бриллианты.А вы, барон и вы, виконт, пожалте в секунданты.Ответьте, если я неправ, но наперед все лживо…Итак, оружье ваше, граф?Итак, оружье ваше, граф?За вами выбор, живо!Вам скоро будет не до карт,Вам предстоит сразиться,А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.— Да полно, предлагаю сам. На шпагах? Пистолетах?Хотя сподручней было б вам на дамских амулетах.Кинжал? Ах, если б вы смогли. Я дрался им в походах.Но вы б, конечно, предпочли,Но вы б, конечно, предпочлиНа шулерских колодах.Вы не получите инфаркт,Вам предстоит сразиться,А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.Не поднимайте, ничего, я встану сам, сумею.И снова вызову его, пусть даже протрезвею.Барон, молчать! Виконт, не хнычь! Плевать, что тьма народу.Пусть он расскажет, старый хрыч,Пусть он расскажет, старый хрычЧем он кропил колоду.Когда раскроешь тайну карт,Дуэль не состоится…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.А коль откажется сказать, клянусь своей главою,Графиню можете считать сегодня же вдовою.И, хоть я шуток не терплю, но я могу взбеситься.Тогда я графу прострелю,Тогда я графу прострелюЭкскьюз ми, ягодицу.Стоял весенний месяц март,Летели с юга птицы.А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.— Ах, граф, прошу меня простить! Я вел себя бестактно.Я в долг хотел у вас просить, но не решался как-то.Хотел просить наедине, мне на людях неловко,И вот пришлось затеять мне,И вот пришлось затеять мнеДебош и потасовку.Ну да, я выпил целый штоф и сразу вышел червой…Дурак? Вот как? — Что ж я готов. Итак, ваш выстрел первый.Стоял июль, а может март,Летели с юга птицы,А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.

Песнь о вещей Касcандре

Долго Троя в положении осадномОставалась неприступною твердыней,Но троянцы не поверили Касcандре…Троя, может быть, стояла б и поныне.

Без умолку безумная девицаКричала: — Ясно вижу Трою, павшей в прах!Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,Во все века сжигали люди на кострах!

И в ночь, когда из чрева лошади на ТроюСпустилась смерть, как и положено, крылато,Над избиваемой безумною толпою вдругКто-то крикнул: — Это ведьма виновата!

Без умолку безумная девицаКричала: — Ясно вижу Трою, павшей в прах!Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,Во все века сжигали люди на кострах!

И в эту ночь, и в эту кровь, и в эту смутуКогда сбылись все предсказания на славу,Толпа нашла бы подходящую минуту,Чтоб учинить свою привычную расправу…

Без умолку безумная девицаКричала: — Ясно вижу Трою, павшей в прах!Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,Во все века сжигали люди на кострах!

А вот конец, хоть не трагичный, но досадный:Какой-то грек нашел Касcандрину обитель,И начал пользоваться ей, не как Касcандрой,А как простой и ненасытный победитель…

Без умолку безумная девицаКричала: — Ясно вижу Трою, павшей в прах!Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев,Во все века сжигали люди на кострах!

Про Ивана-дурака

На краю края земли, где небо ясное,Как бы вроде даже сходит за кордонНа горе стояло здание ужасное,Издали напоминавшее ООН.Все сверкает, как зарница,Красота, но только вотВ этом здании царицаВ заточении живет.И Кащей Бессмертный грубое животноеЭто здание поставил охранять.Но по-своему несчастное и кроткоеМожет, было то животное, как знать?От большой тоски по мамеВечно чудище в слезах.Ведь оно с семью главами,О пятнадцати глазах.Сам Кащей, он мог бы раньше врукопашную,От любви к царице высох и увял.И стал по-своему несчастным старикашкою,Ну, а зверь его к царице не пускал.— Ты пусти меня, чего там.Я ж от страсти трепещу!— Хоть снимай меня с работы,Ни за что не пропущу!Добрый молодец Иван решил попасть туда:Мол, видали мы Кащеев, так-растак!Он все время где чего, так сразу — шасть туда:Он по-своему несчастный был дурак.То ли выпь захохотала,То ли филин заикал:На душе тоскливо сталоУ Ивана-дурака.И началися его подвиги напрасные,С баб-ягами никчемушная борьба.Тоже ведь, она по-своему несчастнаяЭта самая лесная голытьба.Сколько ведьмочек пошибнул.Двух — молоденьких в соку.Как увидел утром — всхлипнул:Жалко стало дураку.Но, однако же, приблизился. ДремотноеСостоянье свое превозмог Иван:В уголку лежало бедное животное,Все главы свои склонившее в фонтан.Тут Иван к нему сигает,Рубит головы спешаИ к Кащею подступаетКладенцом своим маша.И грозит он старику двухтыщелетнему:— Я те бороду, мол, мигом обстригу!Так умри ты, сгинь, Кащей! А тот в ответ ему:- Я бы рад, но я бессмертный, не могу!Но Иван себя не помнит:— Ах, ты гнусный фабрикант!Вон настроил сколько комнат.Девку спрятал, интригант!Я докончу дело, взявши обязательство!И от этих неслыханных речейУмер сам кащей без всякого вмешательства:Он неграмотный, отсталый был, Кащей.А Иван, от гнева красный,Пнул Кащея, плюнул в полИ к по-своему несчастнойБедной узнице вошел.

Патриций

Как-то вечером патриции собрались у Капитолия,Новостями поделиться и выпить малость алкоголия,Не вести ж бесед тверезыми. Марк-патриций не мытарился:Пил нектар большими дозами и ужасно нанектарился.И под древней под колонною он исторг из уст проклятия:— Эх, с почтенною Матреною разойдусь я скоро, братия.Она спуталась с поэтами, помешалась на театрах,Так и шастает с билетами на приезжих гладиаторов.«Я, — кричит, — от бескультурия скоро стану истеричкою.»В общем злобствует, как фурия, поощряема сестричкою.Только цыкают и шикают, — ох, налейте снова мне двойных.Мне ж рабы в лицо хихикают… На войну бы мне, да нет войны.Я нарушу все традиции, мне не справиться с обеими.Опускаюсь я, патриции. Дую горькую с плебеями.Я ей дом оставлю в Персии, пусть берет сестру-мегерочку,А на отцовские сестерции заведу себе гетерочку.У гетер, хотя безнравственней, но они не обезумели.У гетеры пусть все явственней, зато родственники умерли.Там сумею исцелиться и из запоя скоро выйду я…И пошли домой патриции, Марку пьяному завидуя.

Раздвоенная личность

И вкусы, и запросы мои странны,Я экзотичен, мягко говоря,Могу одновременно грызть стаканыИ Шиллера читать без словаря.Во мне два «я», два полюса планеты,Два разных человека, два врага.Когда один стремится на балеты,Другой стремится прямо на бега.Я лишнего и в мыслях не позволю,Когда живу от первого лица.Но часто вырывается на волюВторое «я» в обличье подлеца.И я боюсь, давлю в себе мерзавца,О, участь беспокойная моя!Боюсь ошибки: может оказаться,Что я давлю не то второе «я».Когда в душе я раскрываю гранкиНа тех местах, где искренность сама,Тогда мне в долг дают официанткиИ женщины ласкают задарма.Но вот летят к чертям все идеалы.Но вот я груб, я нетерпим и зол.Но вот сижу и тупо ем бокалы,Забрасывая Шиллера под стол.А суд идет. Весь зал мне смотрит в спину,И прокурор, и гражданин судья.Поверьте мне, не я разбил витрину,А подлое мое второе «я».И я прошу вас, строго не судите,Лишь дайте срок, но не давайте срок,Я буду посещать суды, как зритель,И в тюрьмы заходить на огонек.Я больше не намерен бить витриныИ лица граждан. Так и запиши.Я воссоединю две половиныМоей больной раздвоенной души.Искореню! Похороню! Зарою!Очищусь! Ничего не скрою я.Мне чуждо это «я» мое второе.Нет, это не мое второе «я».

Роза-гимназистка