Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

сделает все как надо.

6

За два года до падения Тиль-Гаримму.

Урарту. Окрестности города Эребуни

Смеркалось. Лес от этого казался гуще, дорога — длинней. Лошади все время шли шагом, и только на открытом пространстве их пускали рысью, чтобы нагнать беглеца.

Хатрас и Плит ехали рука об руку. Один был сыном простого скифа, другой — номарха, которому оба служили дружинниками. Плит выделялся среди своих соплеменников дорогими доспехами, оружием и богатой одеждой. Его кожаная безрукавка была оторочена лисьим мехом, из-под нее проглядывала льняная рубаха, обшитая серебряными нитками, на сапогах красовались золотые бляшки, голову защищал позолоченный урартский шлем. Акинак на поясе прятался в ножнах, инкрустированных серебром, а небольшой круглый щит, сверкавший драгоценными каменьями, крепился к седлу сзади.

— Как рана? Болит? — спросил Плит, не скрывая насмешку.

— Чепуха. Доспехи спасли. Обойдется.

— А что же тогда с коня кувыркнулся? — рассмеялся товарищ.

— От неожиданности, — хмурясь, пытался оправдываться Хатрас.

— В следующий раз будешь меня слушать.

— Следующего раза не будет.

— Да, да… А может, сразу и бросим эту затею? И чем тебе твой конь не угодил? Ты бы ноги подгибал, они бы по земле и не волочились!

Хатрас на насмешку не ответил, но ощерился, точно волк, у которого пытаются отнять добычу. Свесился с лошади, присмотрелся к следу.

— Его конь устал. Очень устал. То, что он оторвался от нас так быстро и так далеко, его и погубило… Только бы коня не загнал. Жаль будет такого хорошего коня.

— Разве? Так уж и погубило!

— Он весь в пене. Да и шаг стал короче, тяжелее. Мы догоним его еще до ночи.

— А если нет? Повернем назад?

— Знаешь же, тебе решать, Плит.

— Твоего обидчика я убил. Ну, а этот тебе чем насолил?

— Они оба хотели меня убить. Просто один из них оказался проворнее другого. Оба и ответят. К тому же я хочу его лошадь. Она куда лучше той, которую забрал ты.

— Говоришь, лучше? Пусть так, — Плит вдруг рассердился. Он устал от этой бесполезной погони, с самого начала не верил в ее успех, и главное — видел, что весь отряд тоже не рад этой затее. Не ввяжись они в эту гонку, были бы уже на полпути к родному стойбищу. Так нет же, погнались за превосходным несейским скакуном, словно за ветром в поле. — Но если к ночи не догоним, поворачиваем назад.

Хатрас снова ощерился и сверкнул глазами, но смиренно поклонился.

— Как будет угодно моему господину…

7

Весна 685 г. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Мар-Априм на пир не торопился. Встреча с Хавой была для него куда важнее, чем все остальное. Домой он пришел затемно, проникнув во двор через заднюю калитку, поскольку через главный вход сейчас было просто не пробиться: напротив его ворот бурлило людское море, а под забором валялись пьяные.

Мать ждала сына с беспокойством, встретила упреками:

— Ты же обещал, что будешь раньше.

Он не ответил, вместо этого спросил, отчего ей не спится, поинтересовался больным сердцем. Она отмахнулась:

— Все хорошо. У нас гости.

Ее звали Масха. Ей было пятьдесят, но она все еще накладывала на лицо толстый слой белил, густо красила брови, и старалась посильней подвести глаза, ведь когда-то они действительно имели власть над мужчинами. Последнее, кстати, помогало ей в жизни куда больше, чем те родственные узы, что связывали ее и ассирийского царя, — будучи внучкой одного из младших братьев Тукульти-апал-Эшарра[22], Масха приходилась Син-аххе-рибу троюродной сестрой, о чем он, впрочем, старался не вспоминать. И все-таки возраст все чаще давал о себе знать: опухали ноги под тяжестью грузного тела, щемило в груди.

— Гости? — удивленно переспросил Мар-Априм. — В такой день?

— Раббилум Саси с женой. Она ведь приходится мне родственницей, а мы ни разу в жизни не виделись. Вот они и решили воспользоваться случаем. С ними пришел кто-то еще, мужчина постарше, кто такой — непонятно. Похож на управляющего. Сидят в большом зале, общаются с твоими сестрами.

Появление в его доме министра, преданного сторонника Закуту, да еще с неизвестным, насторожило Мар-Априма, но он благожелательно улыбнулся, хотя и через силу:

— Ты права, мама, как это я не подумал. Родственные узы… Конечно…

Саси был женат на одной из многочисленных дочерей Син-аххе-риба — Шахрбану. Царь относился к ней по-доброму, но все-таки без особой любви, как, впрочем, и к ее матери, чувства к которой длились недолго и погасли, стоило царю насладиться молодым телом. Однако он позаботился о дочери, выдал ее замуж за своего министра, никогда не забывал о своем долге отца и деда и вряд ли позволил бы обидеть родную кровь. У Саси и Шахрбану было четверо детей: двое мальчиков и двое девочек; старшему, названному в честь отца, исполнилось пятнадцать, младшей — всего годик. Позапрошлой зимой в день ее рождения Син-аххе-риб пожаловал зятю и дочери дворец в городе Куллиммери, в Шуприи[23], где по роду своих обязанностей нередко бывал раббилум, ведавший царскими рудниками.

Изо всех царских министров лишь двое — Саси, да еще абаракку Мардук-нацир — занимали свои должности долгие годы, пользовались поэтому особыми привилегиями и имели немалую власть. Именно на абаракку Син-аххе-риб возлагал управление страной, когда отправлялся в поход, а Мардук-нацир, в свою очередь, всегда полагался на острый ум Саси. Все изменилось пару лет назад, когда один встал на сторону Арад-бел-ита, другой — Ашшур-аха-иддина.

— Мама, прикажи рабам, чтобы они накрыли мне ужин в саду, в беседке, — вдруг неожиданно решил Мар-Априм.

Масха всплеснула руками:

— Ты сошел с ума! Хочешь нанести оскорбление нашим гостям?!

— Ну что ты, мама, разве я могу так поступить с родственником царя, — усмехнулся сын, и, стерев с лица улыбку, попросил: — Скажи Саси, что я жду его здесь. Но осторожно, так, чтобы это не заметила ни его жена, ни даже тот, с кем он пришел.

Семья Мар-Априма появилась в Ниневии в конце года[24]. За десять месяцев до этого, на праздник весеннего равноденствия, когда они еще жили в Руцапу[25], мать раббилума, женщина весьма деятельная и энергичная, завела с сыном разговор о его будущем:

— И что ждет тебя дальше? — спросила Масха.

— Разве произошло что-то плохое,