Ниневия - Андрей Евгеньевич Корбут

я лучше пойду, — запаниковал коротышка.

С завидной для его комплекции проворностью он подскочил со скамьи, чтобы немедленно покинуть беседку, но Саси успел подставить ему подножку. Рамин с грохотом упал на мозаичный пол, ударился лицом, расквасил нос, попытался встать, однако над ним уже зависла широкоплечая фигура Мар-Априма. Схватившись за рукоять меча двумя руками, хозяин дома дважды вонзил клинок в грузное тело, словно это был бурдюк с жиром, вот только на этот раз из него обильно потекла кровь.

Рамин взвизгнул, принялся отчаянно бороться за жизнь, пополз, уже не имея сил встать, стал звать на помощь. Не будь в этот день пира, возможно, кто-нибудь его и услышал бы, но сейчас из-за высокого забора доносился такой шум, что слабый голос терялся в нем точно в бушующем море.

Мар-Априм пришел в ярость, легко нагнал повара и на этот раз ударил в самое сердце.

Убедившись, что нежелательный свидетель затих, хозяин дома выжидающе оглянулся на Саси. Тот по-прежнему увлеченно обсасывал пальцы, с аппетитом уплетая плов.

— Превосходно, очень вкусно! Твой повар просто маг. Сделай мне одолжение. Прикажи, ему поделиться с моим поваром своим рецептом — как это у него так хорошо получается.

8

Весна 685 г. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Царскую резиденцию окружала стена из плотно подогнанных друг к другу каменных блоков, с квадратными башнями и двойными воротами, отгородив от Ниневии территорию более чем в десять ику[30]. Дворец и парк располагались на искусственной террасе, возвышавшейся над хозяйственными и прочими постройками почти на шестьдесят локтей; ее отвесные склоны были украшены многочисленными фризами и массивными плитами из алебастра с затейливым орнаментом. Высокий пандус внизу и вверху охраняли гигантские статуи крылатых быков с человеческими головами. За центральным входом тянулись длинные галереи с мраморными колоннами, за которыми шли просторные залы, царские покои, зиккурат; в дальнем углу, ближе к парку, гордости Син-аххе-риба, — с редкими деревьями, цветами и прирученными животными, с пещерами, водопадами и искусственными озерами — располагалась женская половина дворца. Именно там на время пира укрылись от суеты этого мира царь и его царица.

Они давно не проводили вместе так много времени.

И хотя страсть осталась в прошлом, пришло другое: нежность, теплота, а главное — ощущение того, что рядом находится близкий человек. Ни с одной женщиной Син-аххе-риб не чувствовал себя так спокойно и уверенно, как с Закуту.

Дав ей слово не вспоминать о государственных делах, он вдруг понял, что ему придется молчать и с удовольствием согласился с этим. Сначала они занимались любовью в просторной и прохладной спальне, затем вместе купались в бассейне, потом спустились в парк, нашли укромное место под платаном на берегу ручья, и здесь принялись играть словно дети — плескаясь водой.

Когда стало темнеть, Закуту спросила, не пора ли им вернуться во дворец, но Син-аххе-риб покачал головой:

— Не хочу… Побудем здесь еще.

— Что с тобой случилось во время похода? Это все из-за того покушения?

— Из-за покушения? Ну что ты! Смерть неизбежна, рано или поздно это случится. Нет… Знаешь, я повстречал в походе сотника, и мы долго беседовали. Он даже не догадывался, с кем говорит.

— О чем?

— О его семье, как он живет, чем дышит. И я позавидовал ему.

— Чему же? Ведь он простой воин, которых у тебя тысячи.

— Он верит в своих сыновей. Верит, и не ждет от них удара в спину, иначе не бился бы с ними рука об руку в одном строю.

— Глупости. Твои сыновья любят тебя… Ты опять выходил один в город?

— Со мной был Чору.

— На вас напали и чуть не убили. Как такое могло случиться? Они знали, на кого охотятся?

— У тебя есть в этом сомнения? Шумун спас меня.

— А Чору жив?

— Врач говорит, он выкарабкается.

— Убийц допросили?

— Да. Но они не выдали сообщников. Ты знаешь, кто может за этим стоять, Закуту? — спросил вдруг Син-аххе-риб, пристально посмотрев в глаза жене, так что ее пробрала дрожь. Впрочем, царица не подала даже виду, что испугалась его подозрений.

— У тебя немало врагов после Вавилона.

— Ты тоже не можешь мне простить его?

— Я? Что — я? Тебе не может простить этого все жречество.

— Да… да. . . — сказал Син-аххе-риб, а сам подумал: «Хочешь не хочешь, а этого разговора не избежать. Она нарочно заманила меня сюда, чтобы отговорить, заставить — не мольбой, так посулами — отказаться от намеченной цели».

— Чего ты хочешь? Я не буду менять своего решения, — строго сказал он. — По возвращении Арад-бел-ита с армией от Тиль-Гаримму я объявлю его наследником трона. Через год сделаю его соправителем.

— Я ждала этого, и ты прав: тебе пора отдохнуть, — неожиданно сказала Закуту.

Син-аххе-риб ожидал от нее чего угодно — слез, упреков, молчаливой ярости, но только не согласия. И замолчал. Нет, нет, он попытался ответить, вздохнул, набрал полные легкие воздуха, но тут почувствовал, что не может собраться с мыслями. Это было как внезапный удар в тыл вражеской конницы на поле боя, когда не знаешь, как отвести угрозу.

А Закуту погладила мужа по волосам, положила ему на грудь голову, и прошептала:

— Я помогу тебе помириться со жрецами. Они слушают меня. А что же будет с моим сыном?

— Он и мой сын, — смягчился Син-аххе-риб. — Я намерен подтвердить его статус наместника и правителя Вавилонии[31].

— Я буду рада, но мы оба знаем ее цену без Вавилона.

— Ниппур, Борсиппа, Сиппар, Кута[32]… Это тоже Вавилония. Все эти древние и славные города будут лежать у его ног. Неужели этого мало?. . Ашшур-аха-иддин мне так же дорог, как и тебе.

— Муж мой, господин мой, — благодарно поцеловала его Закуту.

Син-аххе-риб в ответ коснулся устами ее лба.

— Одна ты у меня, единственная, на кого могу положиться и кому могу довериться. Думаешь, я не знаю, что имя Арад-бел-ита вызывает неприятие у многих? Мне будет непросто сломить сопротивление, но я уничтожу каждого, кто пойдет против моего сына.

— Это не враги, это твои подданные… Ради чего? Чего ты добьешься, кроме того, что разозлишь их и вызовешь ненужные бунты? Ты собираешься поднять на них меч?

— Если понадобится.

— Но в этом нет