Клятва - Иван Рогов

МОЯ ЛЮБОВЬ И ГРУСТЬ…

БАГРИЦКИЙ

Теперь бы выйти                                   и условным свистомТоварищей по-прежнему позвать.Преследовать бы вновь контрабандистов,В широкую морскую ночь стрелять.

Идти туда, где милый Ламме дремлет,По Украине Когана искать,Предчувствуя неведомые земли,Стоять на палубе, глядеть и ждать.

Свистеть и щелкать над одесским летом,Чтоб на тоскующий, тревожный зовВсе соловьи из ярмарочных клетокРвались на родину свою.                                               И вновь —На плечи сумку и под ветер знойный,Весь эскадрон уже давно в пути.

Но на постели тихо и спокойно,И видит он — не встать и не пойти.

Он видит — рыбки плавают.ПустаяБольшая комната.Тетрадь лежит.Раскрыты окна. Кашель подступает.А сердце все по-прежнему стучит.

Раскрыты окна тем же все стремленьям,Все так же Коган падает в борьбе.И он сидит, томимый вдохновеньем,И море Черное зовет к себе.

Зовет товарищей.И плещут воды,Шумят порты одесские.                                         ИдутМеханики, чекисты, рыбоводы,Ветра Украины с собой ведут.Они идут в запыленной одежде,Все верные призванью своему.

Желать, желать,Желать опять, как прежде,И море Черное идет к нему.

И поднимается он в астме душной,Чтобы среди товарищей опятьРассказывать о радости минувшейИ к радости грядущей призывать.

Январь 1935 — июль 1937

НА СТАРЫХ МОГИЛАХ

Земля зарубцевалась. И на нейВсе больше радости, меньше утрат.Могилы неоплаканных людей,Притихшие, поросшие, молчат.Что здесь увидите, придя сюда?Упавший столб. Ушедшие года.Легко взглянуть на них,Легко забыть.Упавший столб уж начинает гнить.Гнезд ящериных нежится уют.Вылазят ящерицы, солнце пьютНа холмиках, пригретых в тишине.И видят люди: в этой сторонеСпокойно небо и земля цела.И чередом своим идут дела.И меньше, меньше с каждым днем утрат,Но нам все так же, так же дорогиСвидетели неутоленных клятв —Запекшиеся холмики могил.Мы здесь давно. Мы здесь стоим года.В дождях тягучих, в шелесте и мгле.В февральских судорожных холодах.В июньском нетерпенье, на земле,Живущей взрывами больших страстей…Мы здесь стоим и слышим: по ночамВ нетлеющем безмолвии костейОни о мщении взывают к нам.Зовут и ждут они.Зовут и ждут.И обещают, только б час пробил,Вся скорбь, весь гнев, скопившиеся тут,К знаменам нашим выйдут из могил.

1938

МОЙ СИНГАПУР

Мой Сингапур!..Давно, не помню,Когда и почему возникМой Сингапур.                       Свою всю ровнюЯ посажу на белый бриг.

За нами, как последний зов,Светясь, качнется все родное.В тропических ветрах, под зноемНам снившихся материковПромчимся мы.                            Я сода-вискиНалью, мы выпьем по-английски.Наденем кители, закуримИ бросим якорь в Сингапуре.

С ленивым прищуром британкиГлядят на трепет вымпелов,Пропели медленные склянкиНа побережье. ТяжелоТропические ливни пали.И все кричат на рикш: «Скорей!»

Мы не за это укрощалиВсе волны пройденных морей…Все это мы пока забудем.На время. Мы пройдем сперваК отверженным и черным. К людямГлядящим в землю.Но и тамБыть долго не придется, чтобыПроверить клятвы и накалНакопленной любви и злобы,Что в детстве еще каждый знал,Для этого немного надо —Друг другу поглядеть в глаза.

Большой, в кокосовой прохладе,В прибоях океана — зал,Как парус, как виденье, светел,Взойдет над Сингапуром.                                             В немМалайской румбы жар и трепет,Британских трубок дым и пепел.Вот мы туда и завернем.

Нам усмиренных вин и пиваВ надменных чашах поднесут.В ответ, раскланявшись учтиво,Я тост за всех произнесу.

Я так скажу:— Живите, лорды,Вам материк под счастье дан.Для вас — послушный и негордый —Поет Индийский океан.

Живите,Небо в вечном мае.Здесь ярок зной, здесь тень густа.Все черные с рожденья знаютМолитву вашего хлыста.Живите. Будет час — придетсяПод тропиком похолодеть,Тогда никто уж не спасетсяНи на земле, ни на воде.Тогда и солнце будет хмурым.Скользнув, как тени, в дым кают.Отверженные Сингапура,Вас на отмщенье позовут.И ваших жизней будет мало,Чтоб утолить надежды бурь.

Вставай, прекрасный и усталый,Мой Сингапур, мой Сингапур!

1939

ОГОНЬ

Как говорит преданье,В тумане далеких днейНа счастье и радость людямПринес его Прометей,С тех пор мы к нему привыкли,Живет он в каждом дому,Кто же из нас, товарищи,Не радовался ему?Кто же из нас, уставши,Не ждал его на пути?— Огонь, — говорил твой спутник,И легче было идти.Ты у огня садился.Мурлыкал над ним. ОгоньБрал ты в свою прозябшую,Негнущуюся ладонь.А вот вы сидите дома,А где-то там, за окном,Ноябрьская ночь затаилась,Постукивает дождем.Прильнет она к светлым окнам,Бойко пройдет в сенях.А вам хорошо сидитсяУ маленького огня.

Огонь. И теперь — встаешь ли,Идешь ли, ложишься ль спать.Старинное это словоСлышится нам опять.На землях и в океанах,За далью моей страныСумрачный и тяжелыйБушует огонь войны.И под его багровым,Огромным его крылом,Покоя не зная ночью,Солнца не видя днем,Все потеряв, чем жили,Люди бегут скорейТуда, где темней, где толькоНет никаких огней.И города ЕвропыВ черном лежат дыму.Те, кто любил и жил с ним,Проклятия шлют ему.Проклятие светлому небуИ голубым морям,Что дышат огнем. Проклятье,Темные ночи, вам!Закованному в железо,В свистящую сталь и бронь,Летающему над миром,Проклятье тебе, огонь!Старинное мирное слово.Выйди сюда, взгляни:В синих просторах РодиныТихо плывут огни.Белые, голубые,Полуночных звезд светлей.И над родной землеюНе будет других огней.Но нам для другого делаНужен огонь другой.Может, и нам придетсяРасквитываться с войной.Нам нужен огонь, железо,Буря огня, картечь.Работой своей, всей жизньюГотовить его, беречь!Пусть он, пока прохладный,Мерцает в твоем окне,Пусть он лежит на складахИ ждет меня в тишине.Над утренними полямиВ мирный летит полет,В ладонях бойцов зажатый,Спокойно приказа ждет.— Огонь! — командиры скажут,И я разожму ладонь.Он, терпеливо ждавший,Грозный, большой огонь,Вылетит,Всей накопленнойБурею засверкав,Путь расчищая жизни,Смертию смерть поправ!

1940

У ПАМЯТНИКА ЧКАЛОВУ

Вот перед ним лежит река,Которая ему, бывало,Еще в младенчестве певала,Потом звала издалека.

Вот перед ним идет народ,Кто вместе с ним над океаномГлядел во тьму, летел впередИ ледяным дышал туманом.

И неба тающий просторНад ним все тот,Все тот, в которомЕго поющие моторыНам слышатся и до сих пор.

Декабрь, 1940

НА ВОЛЖСКОМ ОТКОСЕ