Иные песни - Яцек Дукай

— Но все это еще может оказаться и правдой. Никто ведь понятия не имеет, зачем они прибыли в земные сферы. А Рог и вправду посылал агентов и крыс, целые экспедиции отсылал в Сколиодои, впрочем, не только в одну африканскую; теперь нам уже известно, что это он силой захватил большинство сад арийских дорог и факторий в Золотых Королевствах, это он убивал александрийских купцов. И последнее Пифагорийское Восстание финансировала именно Москва. А его бабка и вправду была еврейкой. И уже много веков он выпускает из своих уральских конюшен какоморфов, о каких до того никому и не снилось.

— Видишь, как ты замечательно лжешь? Сам себе поверил.

— Но ведь это может быть правдой!

— А даже если и так. Ты же не знаешь. Лжешь, кириос.

Иероним потер себя по лбу, оставляя багровые следы на коже.

— Я стратегос. Обман лежит в моей натуре. Обмануть врага, пускай повернется спиной, и тогда ударить. Откровенность и простота — это поражение.

— И ты замечательно справляешься, клянусь.

— Да чтоб ты сдохла, чего тебе надо?

Аурелия отвела взгляд, склонила голову.

— Не знаю. Возможно, мне и не следовало прислушиваться разговорам о делах кратистосов… Форма Всадников Огня иная: лицом к лицу, в бой до смерти. А все эти интриги начинают меня скрючивать, искривлять. Я уже и не знаю, как повела бы себя в бою. Дай мне слово, кириос, что позволишь мне сражаться.

— Доспехи твои еще не распались?

— Я их подстраиваю всякий раз, когда мы возвращаемся в сферы этхера. Дай мне слово, кириос. Какие у тебя теперь планы, назад в Рим?

Иероним искривил губы, уставился в потолок.

— Мне нужна какая-нибудь громкая, символическая победа. Но которую можно было бы обеспечить еще не слишком крупными силами. Когда должен поступить первый платеж за Византийский Хоррор?

— Я уже говорила тебе, кириос. Двадцатого.

— Время, время, клянусь Шеолом, времени все меньше и меньше. Видела, где сегодня взошла Венера? А это чудище ночью! Все Искривляется.

— Отец говорил, что это, как минимум, лет на двадцать еще, пока адинатосы начнут регулярное вторжение на Луну и Землю.

— Таак, знаю, Госпожа может ждать. Но не должна. Спроси любого стратег оса: что лучше, атаковать врага еще слабого и дезориентированного, или уже окопавшегося, скрытого за укреплениями, с подтянутыми подкреплениями. Ведь вы до сих пор не понимаете одного: мы, по сути, можем эту войну проиграть, не одно сражение, а всю войну, человек может поддаться адинатосу; и тогда антропоформа погибнет навсегда, не останется даже памяти, даже развалин, даже слова — уйдет, растворится, утратит морфу все, что было человеческим. Вот тут я не лгу.

— Ты веришь в это, так.

* * *

Эйдолос Навуходоносора появился на объявленной стретогосом Бербелеком встрече в первый раз. На предыдущие приглашения Золотой вовсе не отвечал. Но в этот раз прислал бубно-парусный океаник с личноым посланником. Крысой Навуходоносора оказалась некая эстле Игнатия из ашаканидов, и только лишь она переступила порог каюты, Аурелия поняла, что эстле и стретегос знакомы. Бербелека врасплох не застали, поскольку между кораблями произошел обмен дипломатическими любезностями, и ему было известно тождество всех крыс — тем не менее, Форма их приветствия явно скрывала нечто большее, чем просто ироничную вежливость.

Стратегос принял эстле Игнатию во время приватного завтрака. Но, поскольку в нем участвовала и Аурелия, с женщиной народа ашаканидов для сохранения равновесия за стол сел ее молчаливый племенник с индусской морфой — странный выбор как для поверенного эгипетского кратистоса. Так что они сидели друг напротив друга: Аурелия и индус, Бербелек и ашаканидийка. Еду подавали корабельные доулосы под надзором Поре. Были открыты все иллюминаторы, дул теплый, освежающий утренний бриз, запах моря прогнал тяжелые испарения благовоний и парфюмерии. Сам бриз не был настолько сильным, чтобы раскачать «Филиппа Апостола», но в месте такого скопления демиургосов и текнитесов моря и ветра всегда было беспокойно, фронты сталкивались, океанос бурлил — в капитанском салоне «Филиппа» звенела посуда, хлюпали жидкости, несколько круглых плодов выпало с блюда и покатилось по столу, Аурелия подхватила их в самый последний момент. Это было ошибкой: из ее руки голубым языком выстрелил огонь. Эстле Игнатия на полуслове прервала перечисление новейших александрийских сплетен, едва передав Бербелеку шутливые приветы от Алитеи и Шулимы, каких-то общих эгипетских знакомых. Замигав, она уставилась на Аврелию. Та медленно положила фрукты на место и опустила глаза. Она бы покраснела, если бы румянец не представлял для нее противоречия самого по себе. Вместо этого она плотнее завязала плащ из шерсти хумии и поправила складки широких рукавов.

— Тебе не жарко в этом, дитя мое? — обратилась к ней эстле Игнатия.

Аурелия хлопнула ладонью по бедру, потом раздумала и пожала плечами.

Сама эстле Игнатия была одета в легкое кафторское платье с короткими рукавами и белым лифом, стянутым под грудью; льняная юбка волочилась по полу. Эстле была настолько красива, как и следовало ожидать от живого отражения Навуходоносора Золотого: блестящая, медная кожа, волосы черные, словно парик фараонов, классические александрийские груди с очень темными сосками, лицо с чертами Азиды: царственный нос, высокие скулы, брови-ласточки… Эта красота была настолько близка лунным идеалам, что подействовала и на Аврелию — образ реализованного совершенства. Эстле Игнатии можно было не заботиться о том, чтобы выделиться дополнительно: поза, тон голоса, жесты и выражение лица представляли собой естественное дополнение морфы. Достаточно было лишь глянуть на нее — и шея сама гнулась, глаза устремлялись к земле, в горле пересыхало.

Говорили только стратегос Бербелек и ашаканидийка.

— Как вижу, работа так и горит у вас в руках. Мы под впечатлением твоих последних успехов, эстлос, в самом деле. Руид, Агнация, Данциг, и это силами Вистулии, готов, нордлингов. Воистину: Стратегос Европы. Проблема лишь в том, что, ммм, благодарю, что Золотой принимал активное участие в ее Изгнании, и он знает, что она об этом не забыла.

— Я совершенно не понимаю ваших страхов. По большому счету, это она должна бояться и требовать гарантий: это она откроет для вас свою сферу, это она откроется для удара — вы все, а она одна; такой коалиции не было и семьсот лет назад.

— Прошло семьсот лет, и она владеет Луной. Прошло семьсот лет, и что она делает? Покупает для себя на Земле армию. И получает одного из самых способных стратегосов.

— Я еще не давал ей присяги.

— О, правда? Для Матери это было бы что-то новенькое. Ах, ну да, да, я верю тебе, эстлос. Разве любовник Вечерней Девы должен присягать еще и самой Жестокой?

Аурелия почувствовала изменение в морфе Бербелека; у него не дрогнул ни единый мускул, тем не менее, изменение было для нее очевидным. Крыса Навуходоносора бросила в лицо Бербелеку имя Лакатойи, правду о тождестве эстле Шулимы Амитасе. Поворота нет — они расстанутся либо союзниками, либо врагами.

— Я всегда восхищаюсь отвагой, — стратегос склонил голову перед эстле Игнатией.

— Ох, никто бы уже не принял твоего приглашения, если бы ты меня сейчас убил или захватил в плен, — усмехнулась ашаканидийка. Она кивнула невольнику, чтобы тот подлил ей лимонной воды.

— В конце концов, одна крыса не стоила бы головы дочери Иллеи, — буркнул Бербелек.

— В том-то и оно. Но посуди сам, эстлос, в течение двадцати лет Навуходоносор ее даже не коснулся.

— Он не знал.

— Знал.

— Не знал. Ах, ну да, правильно. Это же я ее выдал. Невольно. Это из-за Библиотеки. Книга, которой не должно было существовать. Я назвал им свое имя. А как же звали ту библиотекаршу — Береника? Я позволил ей уйти, она доложила куда следует. Моя ошибка.

— Об этом мне ничего не известно, эстлос.

— Шулима, вообще, хоть живая?

— Естественно. Подумай сам, эстлос. Только живая она исполнит свою роль.

— Заложница.

— Конечно. Пока война не закончится, и все не возвратятся на Землю, к старому порядку вещей. Только тогда эстле Амитасе сможет покинуть Александрию. А так, зачем Науходоносору навлекать на себя гнев Иллеи? Шулима уйдет свободно, не деформированная.

— Итак, это его условие.

— Сколиодои — это шип в боку Эгипта. Навуходоносор, конечно же, присоединится. Если будет иметь гарантии безопасности и выгоды.

— Он оговаривал это с другими кратистосами?

— Проблему эстле Амитасе? А что, должен был? Подумай, эстлос. Вот уже несколько лет она практически непрерывно проживает в короне Золотого, под его надзором.

Стратегос задумчиво стучал ножом по тарелке с рисовым паштетом: раз, два, три, четыре, пять, задумчиво поглядывая на вроде бы невозмутимую эгиптянку.