Иные песни - Яцек Дукай

— У Селевкидов нет никакой армии, — сказал стратегос. — Марий уже не только Без Короны, но и Без Меча.

Аурелия вспомнила те выжженные до желтой кости стены предвечных цитаделей, топорные строения, вырастающие где-то из горячих песков, и худых стражников на их кренеляжах, крышах, башнях, закутанных в черные бурнусы — только глаза светились из под тюрбанов. За их спинами висели выщербленные кераунеты с абсурдно длинными стволами, покрытыми выжженными на пахлави строками Корана. Полу-дикари смотрели на них с презрением — пока не встали в огне их покрытые песком одежды. Песок, песок, песок — в воздухе, в воде, в коже; чудовищные песчаные бури, находящие прямиком из сердца пустыни. Некоторые, всего лишь слепые феномены аэра и ге, а некоторые — охваченные Формой жизни, истинные джинны, более грозные, чем самые грозные лунные анайресы. В такое время все прячутся внутри своих безоконных строений, со стенами толщиной в два пуса, и пережидают вой геозоонов: день, ночь, день. Такова жизнь народов пустыни. Но не тех бродячих племен, признающих лишь морфу Камня, распыленных по пустошам песка и солнца. Это они провозили контрабандой Бербелека и его людей в Вавилон и назад, молчаливые наездники на верблюдах и мумиях, никогда не открывающие лиц, с Формой, твердой словно пустынный валун, отшлифованные самыми бешеными хамсинами. Аурелия слышала, будто бы им знаком язык джиннов, будто они разговаривают с пустыней, с мчащимся песком; их женщины выходят в безлунные ночи в хамаду, ложатся под звездами с воющими джиннами, и так зачинают ига наци, Даймонов Хамхина, в жилах которых черными комьями перекатывается Земля, точно так же, как в жилах гиппырои течет Огонь. Эстлос Бербелек вышел той ночью на возвышенность развалин Ал-раццы, чтобы встретиться и заключить договор с Марием Селевкидом. Аурелия пошла за ним украдкой, охраняя его, даже вопреки его воле, как приказала Госпожа. И тогда увидела монарха в изгнании в его истинной морфе, в песчаных одеяниях, восстающего из песка и гравия, аристократа ига наци — вот как Мария Селевкидская пережила одинокое бегство черех хамаду и из чьего семени родила потомка древнего народа. Эстлос Бербелек заключил с ним той ночью почетный союз — слово, рукопожатие и смешанная кровь — содержания которого не знала. Сколько уже подобных присяг она видела — быть может, он принимал их от имени Госпожи (в чем Ритер Огня сомневалась), тем не менее, он давал присягу, и ему присягали, его Форме верили.

Аурелия налила себе очередную чару мидайского.

— Там, в Пергамоне, мы второй фронт не откроем, — продолжал стратегос, — пока люди Семипалого и Иоанн Чернобородый не заявят о нейтралитете. Даже первый фронт на практике не существует, мотаются от стычки к стычке, я перемещаю по несколько сотен туда-сюда, когда мне местный королишко разрешит.

Эстле Анна громко сложила веер.

— Ты же прекрасно знаешь, эстлос, что все происходит не так, что кратистос вызывает к себе короля и говорит: «А теперь будешь слушать Иеронима Бербелека». Со временем, все они будут разделять его убеждения, и победит Форма новой отваги, протеста против Чернокнижника и надежды на триумф; но это потребует времени, и дольше всего — в случае аристократии. Понятно, чем больше побед ты сам им принесешь и чем большую дашь надежду, тем скорее все это пойдет. Но в данный момент ты должен начать уже вести переговоры непосредственно с царями и королями.

— Если бы официально нанялся к кому-нибудь в качестве стратег оса, — буркнул Олаф, — ты сразу же располагал бы армией.

— Если бы нанялся, — брюзгливо заметил Бербелек, — такого царя сразу же начали бы подозревать в скрытых амбициях. Я буду иметь армию, но время, время… все это забирает так много времени!

Он стукнул кулаком по столу, разрывая пергалон.

— А что значит лишние несколько лет? — вздохнул Якуб, расчесывая пальцами длинную, седую бороду. — Максим никуда от тебя не сбежит, эстлос.

— Неужто ты не понимаешь, — язвительно заметила эстле Рабития. — Нетерпение — это его самое сильное оружие, если он не заразит их ею, все остальное — псу под хвост.

— Как же там было, с афоризмом Коммарха? — Якуб почесал основание горбатого носа. — «Мы уже не были молодыми, но, по крайней мере, оставались нетерпеливыми».

Стратегос кольнул пальцем в его направлении.

— Ты! Ты, Ефрем, он должен знать лучше! Разве не посылал он сотен шпионов за Нил и Сухую, разве не выкупал эгипетские и аксумейские караваны? С каждым годом Искривление все сильнее, Сколиодои распространяется все дальше и глубже, помет Чернокнижника становится все сильнее. В конце концов, он вгрызется так сильно, что им не нужна будет никакая поддержка. Рогатый уже не должен их призывать, они сами призывают для себя помощь из-за звезд. Слыхали ведь, что Антидектес говорил про орбиты Сатурна и Венеры? Или нам ждать, пока небо не упадет на головы?

— Может призывают, а может и не призывают, — на певучем греческом заметил Якуб. — Это правда, что у Рога была бабка еврейка, и что он копался в пифагоризме, это правда, что уже несколько веков подряд из этих уральских питомников выбрасывают какие-то неудачные какоморфии, но…

— Но что? — рявкнул стратегос. Он повернулся от стола к старому арабу. Их разделяло не менее шести пусов, но Бербелек был настолько высоким, что и так казалось, будто он склоняется, напирает телом на крысу Ефрема. Якуб ибн Заза скривился, отвел взгляд, запал по глубже в кресло. — Но что?! — сердился Бербелек. — Прекрасно знаете, что это его работа, но предпочитаете непосредственно не включаться в войну, от которой не получите каких-либо земель, так? Ты и Рабития, только вы здесь не граничите с Чернокнижником. И хотите отступить, как остальные? — Он взмахнул рукой, охватывая этим жестом невидимые корабли остальных крыс. — О боги, ну хоть немного поработайте головой! Когда-нибудь он подойдет и к вашим границам, и что тогда — что вы скажете, к примеру, Анаксегиросу? «Погоди, не твое дело, он же еще не Искривляет твой Херсон?» Кретины Трусы! Кратистосы с сердцами доулосов! И ладно, загнивайте себе в своих крепостях, ждите, когда адинатосы подойдут под ваши стены. Тьфу!

Все сконфуженно молчали.

Стратегос вырвал у Аурелии вторую чару и выпил одним глотком остатки мидайского. Лунное пыр-вино уже не действовало на него, Аурелия знала, что яд Иллеи навечно связал Огонь в его теле, в теле и душе — от крика эстлоса Бербелека дрожали абажуры ламп.

Все эти тирады, оскорбления, метания над картами — все это начинало приносить свой эффект. Ведь она участвовала и в предыдущих встречах крыс на океан осе (на первый вызов прибыло только трое). Потом они возвращались к своим господам хоть на чуточку повернутые к Форме Бербелека, с отпечатком его морфы в мыслях, словах и поведении, они передавали это свидетельство кратистосам; отраженная же волна возвращалась усиленной. Понятно, что сами кратистосы не поддадутся Форме какого угодно стратег оса, каким-бы могущественным он не был — но с тех пор принимают эту Форму во внимание, учитывают ее в своих планах и в соответствии с ней меняются. Вот новое орудие, которое можно использовать. Может быть, и вправду им удастся воспользоваться для Изгнания Чернокнижника? Может быть, и вправду с этого чего-то получим? Максим действительно пересолил с этими арретесовыми какоморфами, не нужно было Искривлять керос. Дадим стратег осу шанс. Потом чуточку больший. И еще больший. Если ему повезет — только глупец не воспользуется Формой победы.

Так что эстлос Бербелек не может понести ни единого поражения. На повторную отстройку ему уже не хватит времени. Он обязан идти от виктории до виктории, всякий раз все более эффектной.

Пока что это ему удавалось, но Аурелия знала — она обменялась со стратегосом взглядом, тот подмигнул, искры защипали ее в уголках глаз — но знала, что это не может продолжаться вечно, даже кратистос не побеждает вечно. Даже самая могущественная каратиста — ибо в таком случае все объединяются против нее.

Окончательной целью любой Победы является Поражение — точно так же, как целью Жизни является Смерть. Кто способен лучше осознавать это, как не Иероним Коленицкий?

«Филипп Апостол» подпрыгнул на волне, затрещали переборки, эстлос Бербелек тряхнул головой и обернулся к Лапидесу.

— Выходит, я обязан иметь собственную армию, — тихо заговорил он. — И она у меня будет. Вопрос: когда?

— По самой необходимости это идет неспешно, — ответил ангел. — Иначе рухнут рынки.

Аурелия все еще не была уверена, не было бы наиболее разумным шагом непосредственная переброска войск с Луны на Землю. Но даже Аурелия понимала, какие политические осложнения вызвало бы появление в Европе вооруженных отрядов Госпожи. Бербелек, Омбкос и Лакатойя сражу же отбросили эту идею. Вот что безопасно они могли получать с Луны, так это безымянные деньги, чтобы финансировать местную армию. Вот уже два года через Оронею осуществлялась контрабанда громадных богатств Лабиринта. Иллея Жестокая покупала Бербелеку войско.