За все надо платить - Александра Маринина

– Почему завтра? – спросила она, нахмурившись.

– А почему нет? – в свою очередь спросил Бороданков.

– Но… – Она осеклась. – Я хочу сказать, если он закончил работу, то может уйти сегодня. Почему нужно ждать до завтра?

– Ему так удобнее, – пожал плечами Александр Иннокентьевич. – Он сказал, что хочет еще поработать над текстом, вылизать его. Вполне понятно. Что тебя так удивило, я не понимаю. В конце концов, у него оплачено еще четыре дня.

– А как он себя чувствует?

– Не жалуется. Послушай, что мы ему даем? Какой вариант?

– Был сорок седьмой, а последние два дня – пятьдесят первый.

– Отлично! Просто отлично! – Бороданков потер руки, снова схватил жену в охапку и расцеловал в обе щеки. – Конечно, этот юрист чувствует себя неважно, это невооруженным глазом видно, хоть он и не жалуется. Но у него по истечении десяти дней еще достаточно сил для того, чтобы уйти. Это значит, что сорок седьмой и пятьдесят первый варианты наиболее близки к тому, что мы ищем. Мы уже на пороге, Оленька, осталось совсем немного. Еще чуть-чуть, еще одно усилие, еще один рывок – и мы с тобой победители. Ты понимаешь? Мы с тобой – победители!

– Да, Саша, – повторила она шепотом, глядя прямо в глаза мужу. – Мы с тобой – победители.

Она прижималась к нему все крепче, не отводя глаз от его лица, и уже через минуту Александр Иннокентьевич лихорадочно расстегивал на ней халатик, под которым ничего не было, кроме чисто символических кружевных лоскутков и тоненьких шнурочков, призванных обозначать дамское белье. Он обожал такие моменты, когда Ольге удавалось зажечь его в самых сложных и неподходящих условиях. Бесшабашна только неопытная молодость, а с возрастом начинает мешать все, даже легкий шум, даже запах, не говоря уж о людях, которые постоянно ходят мимо двери. И если Ольга могла спровоцировать его на занятия любовью среди бела дня в рабочем кабинете, где не было удобной широкой кровати и чистого белья, значит, он еще – ого-го! Он еще может. Потому что он – победитель.

* * *

Едва отдышавшись после бурного любовного экспромта, Ольга отправилась к Оборину. Юрий по-прежнему лежал на кровати, и ей даже показалось, что он не пошевелился с того момента, как она ушла от него утром. Похоже, у него сильная слабость, но он почему-то не хочет говорить об этом. Вот и Сашу ввел в заблуждение. Конечно, Саша видит, что Оборин чувствует себя неважно, но она-то знает, что на самом деле он чувствует себя очень плохо. Потому что микстура, которую он пьет, является не сорок седьмым и не пятьдесят первым вариантом лакреола, а старым, имеющим номер двадцать четвертый. И если принимать ее семь дней подряд, то летальный исход гарантирован. На восьмой день наступают необратимые изменения, и потом уже пей – не пей, а конец один. Дня через два.

– Бороданков сказал мне, что ты хочешь выписываться завтра, – начала она без всяких предисловий.

– Да, – подтвердил Оборин. – А что тебя беспокоит?

– Но мне казалось, мы договорились… – Она растерялась. – Мой муж уехал…

– Оленька, милая, но ведь ты сегодня целый день работаешь. Ты пробудешь здесь до десяти часов вечера. Так какой же мне смысл уходить домой? Здесь я по крайней мере знаю, что ты рядом, что я могу нажать кнопку звонка и позвать тебя. Мне все равно нужно еще немного поработать над текстом, так уж лучше здесь. А то я ведь знаю себя: сейчас явлюсь домой, начну звонить по телефону, заниматься всякой ерундой, общаться с друзьями, с родителями. В результате главу я до полного блеска не доведу, а завтра начну разрываться между тобой и текстом. Зачем это нужно? Ты согласна?

Она уже вполне овладела собой и сообразила, что и как нужно сделать, чтобы заставить его вернуться домой сегодня же.

– Конечно, милый.

Она расстегнула халатик и прилегла рядом с ним на кровать, которая была достаточно широкой для сексуальных упражнений.

– Я понимаю, для тебя главное – твоя работа, твоя диссертация, – мурлыкала она, положив его руку себе на грудь и нежно поглаживая живот Юрия. – Но я, честно признаться, надеялась, что мы уже сегодня ночью сможем быть вместе. А так целая ночь пропадет. Жалко же!

Ее рука скользнула ниже, и Ольга внезапно поняла, что Оборин действительно очень плохо себя чувствует. В первый раз за все время он не среагировал на ее ласки.

– Что с тобой? – озабоченно спросила она. – Ты действительно нездоров? Хочешь, я приглашу кардиолога, чтобы посмотрел тебя?

– Все в порядке, Оленька, не волнуйся. Ну подумаешь, не встал у меня, так сразу уже кардиолога приглашать? Дело житейское.

Она поднялась с кровати, застегнула халатик и присела в стоящее рядом кресло. Взяв Оборина за руку, стала тихонько поглаживать его пальцы, то и дело поднося их к губам и целуя.

– Господи, Юрочка, какой же ты глупый! – тихонько говорила она. – Чувствуешь, что у тебя нет сил, нет желания – так и скажи. Не нужно этого стесняться, это действительно абсолютно житейское дело. А ты мне начинаешь сказки рассказывать про текст, который надо подправить. Дай слово, что не будешь больше морочить мне голову.

– Даю, – усмехнулся Оборин.

– Дай слово, что никогда не будешь пытаться любить меня через силу.

– Не буду.

– Дай слово, что сегодня ты будешь ночевать дома.

– Но я же объяснил тебе, что не хочу сегодня уходить отсюда. Я хочу быть поближе к тебе.

– Ты можешь уйти вечером, когда кончится мое дежурство. Хочешь, уйдем вместе? И поедем к тебе.

Ольга знала, что ни за что на свете не поедет домой к Оборину. Да и как она могла бы поехать, когда Саша здесь? Но нужно было во что бы то ни стало вытащить его из клиники и отправить домой. Миша велел обеспечить его присутствие в квартире до истечения суток. До двадцати четырех часов. И она готова была пообещать все что угодно, только чтобы выполнить это условие.

– Я же вижу, ты боишься, что вечером снова будешь плохо себя чувствовать. Знаешь что? Давай так: ты дописываешь свою вторую главу и уходишь сегодня домой, ночуем мы каждый у себя, а завтра прямо с утра я приеду к тебе, привезу продукты с рынка и начну тебя лечить. Ты у меня, наверное, в неволе зачах, без свежего воздуха, без движения. Ну как? Договорились?

– Договорились, – слабо улыбнулся Оборин. – Так и сделаем.

* * *

Николай Саприн получил неожиданную передышку. Дусик-Шоринов сказал, что искомый аспирант юрфака будет доступен контакту попозже к вечеру. Как только он окажется дома, можно будет звонить заказчику и докладывать, что человек найден. Стало быть, день у Николая оказался относительно свободным, поэтому первое, что он сделал, – попытался поговорить с Катей.

– Тебе удобно разговаривать? – спросил он, когда она сняла трубку.

– Вполне, – спокойно ответила Катя. – Я сейчас одна.

– Можно мне приехать?

– Давай лучше обсудим все, что ты хочешь, по телефону.

Это сразу обнадежило Саприна. Не хочет его приезда, не хочет его видеть наедине – значит, боится, что не справится с собой. Значит, в ее душе живет еще теплое чувство к нему, и нужно обязательно постараться его возродить, чтобы вернуть Катю.

– Это серьезный разговор, Катюша, и его не ведут по телефону. Почему ты не хочешь, чтобы я приезжал?

– Потому что через час приедет Дусик, он только что звонил.

Это был серьезный удар, но Николай снес его стойко.

– Хорошо, тогда поговорим по телефону. Ты помнишь, что я делал тебе предложение?

– Да, помню.

– И что ты мне ответишь?

– Ничего.

– То есть ты мне отказываешь?

– Да, отказываю.

– Я могу узнать, почему?

– Можешь. – Она вздохнула, словно переводила дыхание. – Вчера я уже все тебе сказала. Мне надоело быть матерью. И потом, я не хочу ломать свою жизнь.

– Но почему, Катюша, ради бога, почему? – чуть не закричал Николай. – Почему выйти за меня замуж означает сломать свою жизнь? Что такого ужасного я тебе предлагаю? Я хочу, чтобы ты ушла от Дусика и уехала со мной в Штаты, где живет моя сестра с мужем. Почему это означает, что твоя жизнь будет сломана? Твоя жизнь останется точно такой же, как сейчас. Ты будешь сидеть дома, читать книжки, смотреть видик, гулять.

– Если я выйду за тебя замуж, мне придется идти работать, чтобы содержать свою семью. Ты забыл, что у меня большая семья? Ты забыл, что у меня мать – инвалид, и пятеро братьев и сестер, и отец, который вот уже двадцать лет продыху не знает от тяжелой работы? Тебе удобно этого не помнить, потому что это не твоя семья и не твоя боль. Ты знаешь, сколько денег нужно на то, чтобы их содержать? Когда мои добрые доверчивые родители нас всех рожали, была еще советская власть и многодетная семья могла хоть на что-то рассчитывать, хоть на какую-то помощь со стороны государства, тем более что отец вкалывал на Севере, получал всякие надбавки, мама тоже не планировала получить инвалидность, она работала в парикмахерской, была первоклассной мастерицей, к ней со всего города ездили дамочки голову делать, за месяц записывались. Конечно, платили они ей по личной таксе и не через кассу, и нам должно было хватать. А что получилось? Я хочу, чтобы мои родители жили достойной жизнью, а мои братья и сестры получили такое образование, которое вытащит их из нищеты. Поэтому я не допущу, чтобы они шли работать, окончив школу. Они обязательно во что-нибудь впутаются, потому что не умеют пока бороться с соблазнами. Но для того чтобы они учились, а не охраняли коммерческие палатки по ночам, я должна жить здесь, а не в Штатах, и с Дусиком, а не с тобой.