За все надо платить - Александра Маринина

– Коля, перестань играть в Робин Гуда, – поморщился молчавший до этого Игорь Лесников. – У нас висит Карина Мискарьянц, и нам нужно найти ее убийцу. А это совершенно точно не Саприн. Оставь его в покое.

– Кстати, Игорек, а как убийство депутата? Прояснилось что-нибудь? – спросила Настя.

– Пока на том же месте. Ни тпру ни ну, – вздохнул Лесников. – Давайте выпьем.

– За что пьем? – с готовностью откликнулся Коротков, разливая спиртное по рюмкам.

– За прекрасные, чудесные, необыкновенные случайности, благодаря которым нам удается хоть что-то раскрывать, – хмуро пошутил Игорь. – Я, например, нутром чую, что депутата убил Дроздецкий, но доказать не могу. Алиби железное. А представьте себе, как было бы здорово, если бы оказалось, что на АТС, которая обслуживает территорию, где живет Дроздецкий, в день убийства была какая-нибудь поломка. Дроздецкий и его приятель Голубцов в один голос утверждают, что Голубцов позвонил Дроздецкому домой и назначил время встречи и поездки на дачу. А оказалось бы, что этого никак не могло случиться, потому что все телефоны в том районе в тот день не работали. Уже можно было бы разговаривать предметно. Но бог, я чувствую, мне такую замечательную случайность не пошлет, и буду я колупаться с убийством депутата Самарцева до седых волос.

– Как ты сказал? – вдруг переспросила Настя. – Как фамилия человека, с которым Дроздецкий ездил за город?

– Голубцов Василий Викторович. Ты его знаешь?

– Да, – ответила она странным изменившимся голосом. – Голубцов. Конечно, Голубцов. Живет на Больших Каменщиках. Все, Игорек, Дроздецкий – твой.

Лесников поставил полную рюмку на стол и внимательно посмотрел на Настю.

– Не шутишь?

– Не шучу. Бери в оборот Славку Дружинина из Южного округа. Он слабый, он расколется. Голубцов попал в свидетели по делу об изнасиловании девочки как раз в тот день, когда якобы ездил на дачу с Дроздецким. И он попросил Дружинина убрать его имя из всех документов. А Дружинин попался. Вот черт! Хороший же парень! И опер толковый. Жалко, что продался.

– Насчет Дружинина не ошибаешься? Уверена?

– Уверена. Ребята, изучайте компьютер как следует, а то и вы попадетесь.

– Господи, ну и шутки у тебя! – замахал руками Коротков. – Типун тебе на язык. А при чем тут компьютер?

– Дружинин залез в мою квартиру и стер из компьютера фамилию Голубцова. Но у него на работе в машине стоит старая версия «Norton», при включении на обеих панелях появляются корневые каталоги, а ему и в голову не пришло проверить, какая версия стоит у меня в компьютере, просто потому, что он вообще в этом не разбирается. При той версии, с которой он привык работать, невозможно при включении компьютера определить, с какими файлами работал пользователь перед тем, как выключить машину. Но Славка ничего в компьютере не понимает, кроме того, как его включить, как набирать текст в «лексиконе» и как в «морской бой» играть. На всякие глупости типа каталогов на панелях он и внимания не обращает. А у меня на левой панели идет текущий каталог, то есть тот, с которым работали перед выключением. То-то Лешка и удивился: на машине два дня подряд работал только он, а при включении на левой панели оказались мои файлы. Если бы Дружинин был чуть-чуть грамотнее, он бы запомнил, что было на панели, когда он включил машину, и вернул бы все в исходное состояние. А он книжками пренебрегает. Результат, как видите, печальный.

– Все это замечательно, – заметил Лесников, – а доказывать-то как будем? Ведь Дружинин не дурак, чтобы признаваться.

– Как доказывать – я придумаю, не бери это в голову, – пообещала Настя. – Ведь вы меня для этого держите.

– Да уж, конечно, не для того, чтобы ты нам еду готовила, – встрял Селуянов. – Чего-то твой благоверный долго не едет.

Внезапно Настя расхохоталась. Сыщики недоуменно переглянулись, потом молча выпили и дружно покачали головами. Нет, никогда им не понять Анастасию Каменскую. И как у нее голова устроена?

* * *

Сидя в машине рядом с Алексеем, Настя молча курила, уставившись невидящими глазами куда-то в окно. Она вспомнила о Дружинине и снова рассмеялась.

– Ты чего? – повернулся к ней Леша. – Смешинка в рот попала?

– Ага. – Она отерла выступившие от смеха слезы. – Вспомнила, как отчитывала своего старикашку из конторы за то, что его люди ко мне в квартиру залезли. Господи, каким голосом я с ним разговаривала!

– А что смешного? – не понял Чистяков.

– Да это вовсе не его люди сделали. Но я это только сегодня поняла, а гнева праведного сколько было! Представляю, какой шорох у них в конторе поднялся из-за этого. Нарочно не придумаешь.

– Ну ничего, извинишься перед ним за недоразумение, – пошутил он. – Сегодня, поди, опять на ночь глядя позвонит.

– Еще чего! – фыркнула Настя. – Извиняться я перед ним буду, как же. Да я его этими домушниками доставать буду до полного изнеможения. И еще что-нибудь такое же изобрету, мало ему не покажется. На Тришкана накапаю. Еще и навру чего-нибудь.

– Ася, уймись, – умоляюще произнес Чистяков. – Уймись, я тебя прошу. Сыщицкий азарт – это, конечно, здорово, но не хватит ли тебе неприятностей? Давай мы с Сашей выследим твоего старика, узнаем, где он живет, ты выяснишь, кто он такой, и дальше пусть работают официально. Не лезь ты к нему, не трогай его.

– Не лезть?

Она стала серьезной, повернулась боком и уставилась на мужа в упор.

– Не лезть? – повторила она уже совсем другим голосом. – Ты уже забыл, как мы с тобой сидели взаперти и молили судьбу, чтобы с дочкой Ларцева ничего не случилось? Ты забыл, как ее похитили и неделю держали на лекарствах и она едва не умерла? Ты забыл, что ее отец стал инвалидом? Тогда я ничего не смогла сделать с этой чертовой конторой, потому что жизнь девочки была важнее всего и любое мое неосторожное движение могло привести к необратимым последствиям. А сегодня у меня руки развязаны. И знаешь, почему? Потому что им от меня нужно что-то другое. Не какое-то конкретное действие, которого они могли бы добиться от меня, начав угрожать, например, тебе, или Дашке, или, что еще хуже, маленькому Санечке. Можешь не сомневаться, у них есть полный перечень моих родственников и близких, на страхе за которых меня можно взять голыми руками. Этому странному старику зачем-то нужна я как таковая. Я не знаю, что ему от меня нужно. Но я знаю одно: я их ненавижу. Но уничтожить их у меня силенок не хватит. И не думай, пожалуйста, что вам с Санькой удалось бы выследить старика. Не строй напрасных иллюзий, солнышко, он нам не по зубам. Как только он заметит слежку, через два часа меня пригласят опознавать труп, твой или Сашин. Он – зубр, умный, хитрый, опытный и невероятно опасный. Единственное, что я могу попытаться сделать, это внести смуту в ряды противника и тем самым хоть чуть-чуть его ослабить. А заодно отбить у него охоту дышать мне в затылок.

– И ты знаешь, как это сделать?

– Пока не очень, только в самых общих чертах. Но я буду пробовать. Во всяком случае убийцу Карины Мискарьянц он мне отдаст сам.

* * *

Дома Настя сразу переоделась в теплый махровый халат, но спать не ложилась, хотя было уже двенадцать.

– Чего ждем? – спросил Алексей, который вставал рано, и глаза у него уже слипались.

– Ты ложись, Лешик, я еще посижу, подумаю. Все равно этот тип звонить будет, разбудит.

– Думаешь, позвонит?

– Куда он денется. – Настя безнадежно махнула рукой. – Его ночные звонки стали уже доброй традицией.

– Ну смотри.

Леша забрался в постель и какое-то время мужественно пытался читать новый детектив, но очень скоро глаза его закрылись, а книжка упала на пол рядом с диваном. Настя на цыпочках подошла к нему, укрыла, погасила свет и вернулась на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

Итак, что она имеет на сегодняшний день? Только догадки. Опрос родственников тех людей, которые занимались творческой работой и умерли в течение последних нескольких месяцев, показал, что некоторые из них незадолго до скоропостижной кончины лечились в клинике, где работает Ольга Решина. Можно предположить, что именно там, в этой клинике, шла работа над восстановлением препарата профессора Лебедева. Хорошему следователю, вероятно, удастся доказать вину врачей и привлечь их к ответственности. Но для этого нужны сильные доказательства, и много. Соваться в клинику сейчас бессмысленно, если отделение считается санаторным, или, как принято говорить, кризисным, то смертность в таком отделении не может пройти мимо внимания главврача. Смертность там при нормальном положении вещей должна быть минимальной, а то и вовсе нулевой. Раз главврач не забил тревогу, значит, он в деле. Поэтому разговаривать с ним нельзя, они сразу же утопят все концы. Дальше… Есть еще патологоанатом. Если с причинами смерти какие-то проблемы, он тоже должен был забеспокоиться. Раз молчит, значит, и там все в порядке. Как же их зацепить? Как добыть доказательства их преступной деятельности? Пожалуй, пока никак, грустно констатировала Настя. Добровольно никто не расколется, дураков нет. Вывелись все.