За все надо платить - Александра Маринина

– Говорит, что все.

– Ну вот и славно. Как было сказано в одном бессмертном произведении? Нет бумажки – нет и человека.

* * *

Однако словами из знаменитого романа Дроздецкий только пытался успокоить своего приятеля Голубцова. Убийство депутата было следствием коллективно принятого решения, роль исполнителя возложили на Дроздецкого, человека весьма богатого, но не особо искушенного в организационных вопросах. Вместо того, чтобы позаботиться об алиби заранее, Дроздецкий позвонил Голубцову уже тогда, когда первые слова следователю были сказаны и хода назад не было. Голубцов был мужиком надежным и никогда не подводил. И надо ж было такому случиться, что именно в тот день он находился по каким-то своим делам в Южном округе и оказался неподалеку от того места, где было совершено преступление. И не просто оказался там, а еще и видел каких-то парней, которые приставали к девочке. Конечно, менты записали его координаты. И это сводило на нет все алиби Дроздецкого, который не моргнув глазом заявил, что ездил в день убийства депутата за город вместе с Голубцовым смотреть дачу. Ситуация сложилась пиковая, и выхода из нее было только два. Или менять данные следователю показания, или убирать Голубцова из милицейских бумажек. Второе оказалось более предпочтительным, ибо первое просто не имело смысла.

Каким же образом менты докопались до свидетеля на Больших Каменщиках? Ладно, не в том суть. Плохо, что Голубцова могут узнать и милиционеры, и другие свидетели. Раз уж до улицы добрались, то и до человека дотянутся. Значит – что? Правильно, нужно сделать так, чтобы узнавать в случае чего было некого. Показания Голубцов дал какие нужно, а больше в нем надобности нет. Слова из романа, конечно, правильные, но слова из жизни – еще вернее. А по жизни-то, а не по книжкам, один крупный политик так говорил: «Нет человека – нет проблемы» Вот то-то и оно.

Глава 18

Когда Михаил Владимирович Шоринов позвонил Ольге, та уже спала крепким сном, положив голову на согнутую руку мужа. Услышав трель телефонного аппарата, она моментально проснулась и испуганно схватила трубку, опасаясь, что Бороданков услышит звонок.

– Алло, – произнесла она едва слышным шепотом.

– Ты можешь говорить? – услышала она голос Шоринова.

– Подожди минуту, я выйду в другую комнату.

Она осторожно вылезла из-под одеяла, нащупала очки на тумбочке возле кровати, взяла телефон и потащила его за собой в гостиную. С самого начала она была противницей параллельных аппаратов, установленных по всей квартире, как у большинства их знакомых. Она предпочитала один аппарат на длинном десятиметровом шнуре. Всю жизнь Ольга Решина совершала поступки, находящиеся за пределами одобряемых обществом моральных норм, и это приучило ее быть осторожной и избегать ненужного риска.

В гостиной было холодно. Саша вечером много курил, и, укладываясь спать, они оставили окно открытым, чтобы проветрить комнату. Ольга поежилась, включила бра над креслом и завернулась в брошенный на диване мягкий клетчатый плед.

– Что случилось, Миша? – наконец спросила она.

– Как дела с Обориным?

– Ты что, охренел? – возмутилась Ольга. – Ты звонишь мне в первом часу ночи, чтобы спросить об Оборине?

– Именно так. И я очень надеюсь, что ты мне ответишь.

– Никак. Пишет диссертацию и уверенными шагами движется к финалу. Дня три-четыре ему осталось, и все. Может быть, ты объяснишь мне…

– А узнать удалось что-нибудь?

– Нет. Пока не удалось.

– Черт! Ладно, Оля, ситуация меняется. Оборина нужно отправить домой немедленно.

– Почему?

– Потому что его ищет один очень влиятельный человек.

– Пусть ищет. – Ольга зевнула. – Все равно ведь не найдет, чего беспокоиться.

– Ты не поняла. Нужно, чтобы он его нашел.

– Зачем? – насторожилась она. – Что-то изменилось?

– Как тебе объяснить… – замялся Шоринов. – Одним словом, человек этот очень сильный и очень богатый. Я не знаю, зачем ему понадобился наш аспирант, но могу догадаться. Оборин же специализируется на преступлениях в банковской сфере, а этот человек связан с сетью крупных банков. Вероятно, ему срочно нужен квалифицированный юрист, который хорошо разбирается в проблеме. Молодой, который еще чего-то хочет добиться в этой жизни и заработать приличные деньги. Я знаю, что он нанял одного из лучших специалистов и поручил ему разыскать Оборина. Смею тебя уверить, Оленька, это специалист такого класса, что он найдет и клинику, и ваше отделение, и умирающего аспиранта. Нам с тобой это надо?

– Нет, – испуганно откликнулась Ольга. – Совершенно не надо.

– Вот поэтому пусть уходит домой. Пусть его спокойно найдут. В конце концов, он ведь все равно скоро умрет, и даже лучше, если это произойдет не в отделении. Он ведь умрет?

– Да, я надеюсь, – рассеянно сказала она, судорожно придумывая повод, под которым можно будет завтра же отправить Юрия домой.

Ольга знала, что действие лакреола имеет два этапа, две фазы. На первом этапе человек чувствует себя с каждым днем заметно хуже, но если прекратить прием препарата, то ухудшение прекращается тоже. Улучшения, конечно, не наступает без специального лечения, но и хуже не делается. На втором же этапе происходят так называемые необратимые изменения, когда прекращение приема лакреола уже практически ничего не меняет. Самочувствие продолжает ухудшаться, хотя и не так быстро, как под воздействием лекарства, и человек умирает. Первая фаза обычно длится от четырех до семи суток в зависимости от возраста и состояния сосудов и сердца, вторая фаза – от сорока восьми до восьмидесяти часов. Так было с первыми модификациями лакреола. Новые варианты, разработанные после получения архива профессора Лебедева, действовали более мягко, удлинив первую фазу до восьми-десяти суток, а вторую – до пяти-семи суток. Весь вопрос состоял в том, в какой фазе на сегодняшний день находится Оборин. Если во второй, то можно безбоязненно отпускать его домой. Через несколько дней он скончается. А если в первой? Сереже пока не удалось ничего узнать, и если отпустить Оборина домой и оставить его живым, то он превратится в мину замедленного действия.

Она выключила свет в гостиной и вернулась в спальню. Стараясь двигаться как можно тише, поставила телефон на пол рядом с кроватью, сняла очки и залезла под одеяло. В ту же секунду вспыхнул свет – муж включил лампу у изголовья.

– Кто тебе звонил? – спросил он, и в его голосе Ольга не услышала ничего хорошего для себя.

– Шоринов, – ответила она как можно спокойнее.

– Что ему нужно в такое время? О любви решил поговорить на ночь глядя?

Бороданков потянулся за сигаретами, закурил и откинулся на высоко подложенных под спину подушках.

– Перестань, Сашенька, – сказала Ольга как можно мягче. – Ты же прекрасно понимаешь, что роман с Михаилом давно в прошлом. С тех пор как мы с тобой женаты, я поддерживаю с ним только приятельские и деловые отношения.

– Значит, звонок был деловой? – хмыкнул он.

– Конечно, милый.

– И что случилось? Почему такая срочность?

– Сашенька, не забивай ты себе этим голову. Ты талантливый ученый, ты должен работать над лакреолом, а мы с Михаилом обеспечиваем организационную сторону, чтобы ты не отвлекался на всякие глупости.

– Оля, у меня возникает ощущение, что за моей спиной что-то происходит. Вы с Шориновым что-то от меня скрываете?

– Ох, Саша, да что мы можем от тебя скрывать? Откуда эта подозрительность?

– И все-таки. Раз он звонит тебе по ночам, значит, возникают какие-то осложнения. Почему я ничего не знаю об этом?

– Потому что тебе и не нужно знать. Ты должен работать над лакреолом, а мы с Михаилом для того и существуем, чтобы бороться с осложнениями. Ну Сашенька, пожалуйста…

– Я хочу знать, о каких осложнениях идет речь.

– Ну хорошо. Для того чтобы выкупить архив у вдовы Лебедева, Михаилу потребовались большие деньги наличными. У него таких возможностей не было, и он обратился к своему знакомому, который дал ему требуемую сумму под очень высокие проценты. Поскольку с запуском производства у нас пока перспективы неясные, когда будет поступать прибыль – непонятно, а проценты капают, Михаил начал искать возможность вернуть долг. Он хочет вложить деньги в такое предприятие, которое даст быстрый оборот и большой навар. Но ты же сам понимаешь, Сашенька, что без риска и без нарушений ничего не получится. То и дело возникают осложнения.

– Я не понимаю, – с раздражением откликнулся Бороданков, резким движением гася сигарету в пепельнице. – Почему нужно непременно нарываться на осложнения? Когда лакреол будет готов, твой Михаил станет единоличным и единовластным его производителем, монополистом. Он начнет зарабатывать на этом такие деньги, что спокойно отдаст любой долг с любыми процентами и даже не заметит ущерба. Почему нельзя подождать немного и сделать все законно? Почему непременно нужно лезть в авантюры?