Палачка - Павел Когоут

Китайские прекрасны пытки!

Имелись славные попытки.

В Европе тоже как-никак.

Но техника есть техника -

И прежде паровой машины.

На свет явилась гильотина.

Но ловкость рук важна всегда -

Картина третья, господа!

Франтишек, сидя у гонга, задарил по нему точно на последних словах, поэтому отсутствие в программе номера Шимона никто не заметил. Снова раздался голос Альберта: теперь он, согласно указаниям режиссера, бубнил монотонно, как телевизионный диктор:

— В 1938 году в Вене к высшей мере приговорили убийцу Марту Марек. Приговор был скорее символическим, так как в Австрии женщин не казнили уже тридцать лет. Однако госпожа История, — голос Альберта сделал паузу, для того чтобы Лизинка ударила посохом об пол, — рассудила иначе. После аншлюса Австрии гауляйтер Вены приказал привести приговор в исполнение. В семье имперских палачей решение новых властей было встречено без восторга: дело в том, что эта миловидная рыжеволосая женщина из-за сильной хромоты была прикована к инвалидному креслу!

Из коридора в «Какасов» въехала инвалидная коляска, взятая напрокат в тюремной больнице; ее толкали близнецы в фуражках с козырьком, повязавшие поверх трико пестрые фартуки (такой наряд Влк видел в какой-то пьесе Нестроя). Публика загудела: в коляске вместо симпатичной дамочки восседал горбатый Альберт. Влк почувствовал, как нарастает напряжение в зале.

— Мужчина, которого в последний вечер перед казнью везли к «головорезке» в кресле, максимально приближенном к оригиналу, был знаменитый Иоганн Баптист Рейхгарт из Мюнхена — он за свою трудовую жизнь обработал 3165 клиентов. Но самый замечательный номер ему предстояло выполнить на исходе этой, — звучал голос Альберта, в то время как сам Альберт вылетел из коляски: Петр и Павел внезапно опрокинули ее вперед, Альберт распластался сантиметрах в двадцати от подставки учебной гильотины, резво вскочил и в мгновение ока уселся обратно, — ночи. Он снова и снова, не щадя себя, разбивал колени, чтобы до сантиметра рассчитать место и до мельчайших подробностей отработать способ опрокидывания, пока наконец…

Под звуки вальса "На прекрасном голубом Дунае" Альберта опрокидывали все ближе и ближе к гильотине, и наконец он попал прямо на откидную подставку.

— … пока наконец Иоганн Баптист Рейхгарт, — комментировал голос Альберта действия Альберта на сцене, — не провел мелом черту к не произнес фразу, которая вошла в историю как высшее проявление реального гуманизма.

Музыка смолкла, и Альберт-Рейхгарт пророкотал низким басом:

— Когда она будет падать, подхватите ее вовремя под руки, не то она расквасит себе нос и все мне тут кровью забрызгает!

Влк понял, что после Лизинки Альберт — главный виновник успеха, и похвалил себя за дальновидность и за то, что с самого детства не выпускал Альберта из поля зрения. Он недоумевал, каким образом Шимсе удалось отодвинуть всех на задний план, ведь сам Шимса — пора открыто признать, — не будь в том острой необходимости, ни за что не стал бы доцентом. Как он ни пыжился, выдавая себя за интеллектуала — при обыске установлено, что он пытался даже «изобретать», — но так и остался заурядным служакой! Франтишек принялся выбивать на барабане дробь, и Влк буквально кожей почувствовал, что публика затаила дыхание.

Отступив на мгновение в затемненный угол, Петр и Павел молниеносно усадили в кресло женскую модель «Дуйки», тщательно одетую и загримированную в соответствии с сохранившимися в деле фотографиями, Альберт же занял место у гильотины. Влк отметил про себя, что даже он сейчас волнуется. Дробь барабана сделалась громче. Близнецы вкатили коляску в круг света, двинулись вперед — луч прожектора послушно скользил за ними, — опрокинули коляску у меловой черты, аккуратно подхватили падающую на подставку «Дуйку» и просунули ее голову в круглую выемку. Раз — и Рейхгарт-Альберт накрыл выемку верхней половинкой, два — и он выдернул задвижку спускового механизма. Тяжелое скошенное лезвие грохнуло о подставку, голова в рыжем парике скатилась в корзину, и красное конфетти, насыпанное в горло манекена, взметнулось вверх, придав сцене бесподобную поэтическую окраску. Присутствующие тонко уловили смену жанра. С лиц исчезли улыбки, и стало ясно, что бурными аплодисментами зрители воздают должное не только исполнению Альберта — аплодировал даже Доктор, что предвещало автору мастерского удара отличную оценку, — но и непревзойденному искусству Рейхгарта, а также его лозунгу: "Нет такого клиента, которого не обслужил бы исполнитель". Влк воспользовался затемнением, необходимым для смены декораций на сцене, и незаметно выскользнул в коридор. Ему требовалась свобода маневра на случай непредвиденных обстоятельств. Программа была составлена по нарастающей сложности: если Франтишек и Альберт легко справились с заданием — ведь у них клиентами были либо ребята, либо кукла, — то теперь в спектакле возник элемент непредсказуемости, совсем как в жизни. Наступила очередь корзины и кофра.

Вымуштрованные на изнурительных репетициях, Петр и Павел сбросили фартуки и фуражки, натянули поверх трико джинсы и поспешили к кабинету Влка. Он поразился, как эти щенята, всего год назад умевшие разве что с грехом пополам содрать шкуру с живой собаки, сегодня выдерживают напряженный график обработок с применением сложной техники, а он сам им вроде и не нужен… Ему взгрустнулось — возраст, что ли, давал о себе знать? Но тут из зала послышался удар посоха, и он встрепенулся, словно в нем отозвалась молодость.

Чтобы не мешать, Влк решил наблюдать очередное интермеццо госпожи Истории через щелку в двери. Пока из мужского туалета раздавалось фырканье Альберта — надо будет выбить нормальный душ! — из «Какасова» доносился его голос, на сей раз декламирующий:

Уж новый век грядет — но нет.

Не исчезает наш клиент.

Наш лозунг служит нам наградой:

Клиенту — никакой пощады!

С наукой дружим мы сейчас:

Уже шипит прилежно газ.

Уже жужжит электрокресло.

Клиент готов — свободно место!

Этим остроумным стихотворением автор стремился незаметно начать превращение госпожи Истории в исполнительницу и тем самым заблаговременно подводил зрителей к мысли, что Лизинке тоже предстоит сдавать экзамен. Но ее очередь еще не наступила, а пока грянул сочный диксиленд, мигом перенесший зрителей за океан, — режиссер рассчитывал, что зажигательные ритмы снимут напряжение. Тем сильнее ошеломил и наэлектризовал зал пронзительный визг, моментально разнесшийся по всему училищу: это близнецы притащили из «волчарни» корзину — Влк как чувствовал, что надо остаться в коридоре: без его помощи они вряд ли смогли бы справиться, — отвязали крышку и набросились на "клиента".

За долгие годы Влк с горечью убедился, что если какая-то тема, то ли из ложной стыдливости, то ли, из-за недостатка информации, и обойдена, причем абсолютно незаслуженно, вниманием искусства и публицистики, так это работа палача. Удалось набрать всего-то сотни две упоминаний — безделица по сравнению с обилием описаний, к примеру, половых актов, то есть, по сути, одних и тех же телодвижений, — но и в них не затрагивается главная проблема: доставка клиента на «точку». Словно само собой разумеется — сетовал он как-то в разговоре с Доктором, — что после зачтения приговора преступник вприпрыжку несется к виселице! На самом же деле даже здоровяк Карличек мог бы продемонстрировать целую коллекцию шрамов от зубов и ногтей клиентов, а сколько синяков и шишек исцелило время, не говоря уже о высохших плевках! Поэтому в теме «Повешение» раздел "Подготовка к повешению" занял весь январь, и результаты этой работы Влк хотел показать на самом ярком примере. Поставь он на роль смертника кого-то из ребят, даже если тот начнет рычать как лев, все равно не удастся избежать ощущения условности. Того, кто сидел в кофре, он приберегал на сладкое. Его идея была, как всегда, гениальна в своей простоте.

Клиент тянул килограммов на восемьдесят, и его борьба за жизнь наверняка выглядела бы убедительной и впечатляющей. Влк приобрел его там же, где когда-то повстречал Рихарда Машина, — договорились, что Влк вернет клиента в виде мяса да еще добавит два входных билета. Хозяин, зять начальника провинциальной тюрьмы, заинтересованно отнесся к предложению — оно сулило избавление от ежегодных поисков мясника перед большими праздниками. И вот в условленный день, ровно в двенадцать часов, откормленный кабанчик был доставлен в училище. Близнецов ожидала первая в жизни всамделишная обработка.

Весь июнь они прилежно тренировались на Карличеке, но теперь убедились, что вязать терпеливого добряка и обезумевшее животное — совсем не одно и то же. Показавшийся поначалу апатичным кабанчик принялся лягаться, как арабский скакун, и парни еле успевали уворачиваться, чтобы не получить копытом по физиономии. Их подбадривала современная мелодия, которую Влк разрешил им выбрать по своему вкусу, — сам-то он тяготел к классике; за доверие они теперь платили ему мужественной самоотдачей. Дело пошло на лад, когда Павел исхитрился провести сзади "двойной нельсон", бесстрашно перевернув кабанчика на спину. Петр тут же связал ему задние ножки, потом передние, причем сначала слишком крепко — пришлось ослабить веревку, чтобы Павел смог высвободить руки. Все это время животное визжало совсем не по-поросячьи; стоило закрыть глаза, и казалось, что кричит до смерти перепуганная женщина. Влку вспомнилась Сюзанна Ольшлаг — фантом, проклятием висевший над его профессией. Приговоренная в Гамбурге к смерти за пособничество пленному французу, ее любовнику, она добрую четверть часа вырывалась из рук надзирательниц и подручных палача, прежде чем Фридриху Хееру — для него она оказалась Четыреста Первым номером — удалось "побрить ей шею".