Палачка - Павел Когоут

Бывший прокурор, надувшись, как индюк, с важным видом выставил Лизинке тройку. Хотя сам он сыграл в судьбе Влка роль рокового манипулятора, до него так и не дошло, что сейчас манипулируют им.

— Это безобразие, — вскипел Влк. — Я по инстанциям пойду, я такой скандал закачу, какой вам и не снился!

— О господи, пан доктор! — бросился на защиту.

56.

вахтер. — Да он сейчас вернется! Да по Вонясеку у нас часы сверять можно, одна беда — зубами мается…

— Это его проблема, — раздраженно проворчал Влк. — У меня сегодня судебное заседание, и надо…

Его прервал телефон, старомодный, как и само здание: он дребезжал, словно будильник.

— Алле, — в такой же старомодной манере отозвался вахтер, — кто у аппарата?

При этом он умоляюще вытягивал губы трубочкой, делая Влку знак потерпеть. Внезапно лицо его прояснилось.

— Вонясек! — воскликнул он с облегчением. — Вы где? Здесь пан доктор…

— Пан Вонясек, — властно проговорил Влк, завладев трубкой, — сегодня я уже второй раз прихожу за копией свидетельства о браке. Может, мне обратиться к председателю суда? Мы с ним знакомы!

— Я вот, — сказал голос на том конце провода, — с зубами тут…

— Я, — прервал его Влк, — в зубах тоже кое-что понимаю. Если не явитесь к половине шестого, гарантирую официальную проверку вашей истории болезни за последние десять лет, ясно?

— Но присутствие уже закроется… — робко возразил голос.

— Вот в этом можете не сомневаться, — отрезал Влк. — Если я вас тут не найду, присутствие для вас закроется навсегда. Вы меня поняли?

— Да, — сказал голос уныло. — Пожалуйста… Но Влк уже спешил к автомобилю. Где я слышал этот голос? — он силился вспомнить, но вскоре бросил. Самое неприятное было еще впереди. Единственное утешение — реакция Лизинки: когда он разыскал ее после экзамена, она вовсе не рыдала, а играла вместе со всеми в «самцовке» в любимое «мясо». Игра проходила с особым азартом — видимо, потому, что все вместе они собрались в последний раз. Так что даже она не отказалась. Роль «отбивной» исполнял, естественно, Шимон; когда же их позвали в класс и огласили результаты, выяснилось, что Шимон, казавшийся таким толстокожим, до крайности чувствителен к неудачам: он заревел в голос, сокрушаясь об утраченных шансах на будущую карьеру, и не мог остановиться, пока все, нарушив церемониал, не принялись хором его утешать. Лишь когда Лизинка уходила в стайке учеников на прощальный обед в «Каперс», Влк воспользовался случаем и взглядом задал ей единственный вопрос, волновавший его, — о «кавалерии»; она помотала головой, и тогда он послал ей еще один взгляд, в котором можно было прочесть поздравление и пожелание удачи.

— Слетаю в центр — и назад, — предупредил он остальных членов комиссии. — Могу подбросить кого-нибудь.

— Покорно благодарим, — сказал Доктор, — вы и так нас заездили. Мы уж лучше где-нибудь неподалеку перехватим по бифштексу с кровью и по бокалу красного — надо же психологически подготовиться к экзамену по мастерству.

— Это я вас должен благодарить! — прошептал Влк, пожимая ему руку, когда бывший прокурор отправился в туалет.

— Не стоит, — тоже шепотом ответил Доктор и заговорщицки подмигнул, но тут же озабоченно спросил: — А с кофром все в порядке?

— А как же?! Конечно, — ответил Влк. — Карличек железный парень, заберет вовремя!

Для верности он всю дорогу повторял своему помощнику инструкции на сей счет. Перед зарешеченным окошком они раскрыли свои пропуска и миновали бронированные ворота, открывавшиеся и закрывавшиеся гармошкой.

— Слушаюсь, шеф… — сказал Карличек, но в его по-собачьи преданных глазах стояла просьба.

— С веревками сегодня туго, — сказал Влк, — сам понимаешь: мастерство сдаем! Но на худой конец хоть кофр заберешь.

— Спасибо, шеф! — просиял Карличек и поспешно бросился открывать Влку дверцу.

Наверху все шло как по маслу: темы для экзамена по мастерству распределили заранее, и уже не надо было зубрить по учебникам, требовалась лишь ловкость, а тут ни списать, ни схалтурить, ни вызубрить за пару дней нельзя. Весь июнь, за исключением святой недели перед Иваном Купалой, все отшлифовывалось до блеска; к настоящему моменту сцена была проверена-перепроверена, реквизит осмотрен, костюмы надеты… Не хватало лишь одного: публики.

Концепцию экзамена по мастерству Влк разрабатывал еще вместе с Шимсой, но окончательный блеск ей придала, как ни странно, именно приключившаяся с ним авария. Утром в понедельник, 24 марта, Влк опознал у плотины спортивный автомобиль Шимсы, и в погребок, куда его экстренно вызвал Доктор, примчался буквально в невменяемом состоянии. Узнав от Доктора сногсшибательные подробности, он поначалу растерялся, затем рассвирепел и, наконец, ощутил прилив творческого вдохновения. Перед ним вдруг отчетливо до мелочей предстала концовка экзамена по мастерству. Для новой эры палачества более славной гала-премьеры и придумать было нельзя. Однако в то время он даже в самых смелых фантазиях не мог себе представить, что с главной героиней этой истории его свяжут не только ниточки общих интересов или взаимных симпатий, но и куда более прочные узы.

Случай, этот режиссер истории и человеческих судеб, на сей раз подбросил драматическую развязку. Наутро после их чудесного примирения Маркета со слезами на глазах объявила ему, что к ней прискакала, как она выразилась, научившись у него, "красная кавалерия". Влк был удручен не меньше ее. Выбившись из привычного школьного распорядка, он несколько часов бродил как потерянный по городу, пока, поддавшись внезапному порыву, не остановил первое попавшееся такси. Вскоре он звонил в дверь квартиры, где жили Тахеци. Конечно, девушка вполне могла уже все рассказать родителям, но робости он не испытывал, уповая на то же, на что когда-то уповал и Шимса: мол, что было, то было, и он не аферист какой-нибудь, чтобы позвонить в дверь и удрать, он серьезный человек и пришел держать ответ за все.

Мать Лизинки поздоровалась с ним почти торжественно. На какую-то долю секунды он вообразил, будто она приветствует его как будущего зятя, но тут же понял, что она ничего не знает. Ему было невдомек, что он очаровал ее уже при первой, до сегодняшнего дня единственной встрече в прошлом году, вскоре после Пасхи. Она частенько вспоминала его, да и нелепая история с недалеким Шимсой была, как она теперь понимала, спровоцирована подсознательным желанием сблизиться именно с этим неотразимым мужчиной. У нее перехватило дыхание; по милости Влка незримая стрелочница-судьба вновь передвинула невидимую стрелку, и произошло это именно сегодня, хотя лодка-диван в квартире Оскара отправится в плавание только завтра днем.

— Пан профессор… — выдохнула она, жалея, что и на этот раз на ней нет модного платья из Парижа или на худой конец пикантного полупрозрачного халатика. — Вы ко мне?

— Милая пани, я никогда бы не осмелился прийти лично к вам без специального приглашения, — сказал он несколько растерянно, ибо не был готов к такому повороту событий; правда, он снял шляпу и галантно поцеловал ей руку. — Я просто обхожу учеников перед экзаменом. Вот, пришел узнать, не повредила ли занятиям вашей дочери поездка.

Будучи неисправимым правдоискателем, он в то же время допускал и "ложь во спасение" (как он это называл) в тех случаях, когда правда доставила бы больше неприятностей, чем пользы. Он даже обязательный осмотр клиентов — Шимса прозвал его "примеркой воротничка" — проводил в белом халате, пахнущем Маркетиной дезинфекцией. Тем более не следовало с места в карьер огорошивать ее: "Пани, я кинул палку вашей дочке!" Хамства он не выносил — ни на работе, ни в быту.

— Лизинка, — сказала ему пани Тахеци трагическим голосом, — слегла.

— Слегла?! — перепугался Влк; последней девственницей, с которой он спал, была несчастная коллега Ярошова, и воспоминание о том, чем он ей отплатил, заслонило все остальное, он просто не помнил, как она пережила утрату невинности. Правда, он понимал — это не освобождает его от ответственности, и ругал себя, что не догадался справиться о девушке раньше — бедняжка уже целых два дня мучилась из-за него.

— Ничего страшного, пан профессор, — поспешно прибавила пани Тахеци, решив, что он так близко к сердцу принял ее слова из-за патетического тона, который она то и дело пускала в ход, пытаясь расшевелить апатичного мужа, — это просто обычные, — продолжала она, вспыхнув от того, что говорит об этом именно с ним, — женские дела. Лизинка все никак не привыкнет. Да вы сами взгляните — лежит, бедняжка, пластом.

Лизинка читала "Гиту и Батула" и угощалась с блюдечка орешками с изюмом, она их отыскала в кладовке, пока мать ходила по магазинам. Через каждые пять страниц она разгрызала орешек. Через каждые десять — совала в рот изюминку и сосала ее, а разжевывала уже вместе со следующим орешком.