Георгий Скорина - Николай Садкович

– Требую. И ты исполнишь это.

– И не подумаю, – пожал плечами трактирщик. – Ваши деньги не заставят меня обмануть доверие такой почтенной особы, как доктор Филипп Меланхтон…

– А я тебе и не собираюсь предлагать денег.

– Тем более…

– Но, – продолжал странный гость, – зато я покажу тебе нечто иное… – Он протянул руку и разжал кулак. На его широкой грубой ладони лежал тоненький золотой перстень и маленькая ладанка.

Трактирщик отпрянул, словно наступив на змею.

– Трудхен, – обратился он к жене, – сходи в кладовую и отбери несколько копченых окороков.

Женщина вышла. Кунц опустился на колени.

– Простите, господин мой! – прошептал он. – Мне и в голову не могло прийти…

– В глупую голову редко приходят умные мысли. Разве не учили тебя в любом обличье угадывать наставников твоих?.. Итак, я жду этого письма.

Трактирщик поклонился и передал бумагу незнакомцу. Тот развернул бумагу и прочитал ее.

– Умеешь ты читать? – спросил он.

– Да, – сказал Кунц.

– Тебе приходилось видеть почерк Меланхтона?

– Несколько раз.

– Погляди сюда! – Он протянул бумагу трактирщику.

– Это его рука, – подтвердил Кунц.

Незнакомец подумал.

– Я оставлю письмо у себя, – сказал он, – оно может понадобиться впоследствии.

– Значит, я не должен выполнять поручения? – спросил трактирщик робко.

– Напротив. Ты должен исправно выполнить его.

– Как же мне быть?

– Письмо могло затеряться. Ты извинишься и передашь поручение на словах… А вот, кажется, и он сам пожаловал.

Снаружи послышался топот лошадиных подков и голоса.

Трактирщик открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин. Один из них сказал:

– Меня известили, что в гостинице «Два голубя» для меня приготовлена комната.

– Откуда вы, сударь? – осведомился Кунц.

– Из Праги, столицы Богемии, – ответил новоприбывший, – меня зовут доктор Франциск Скорина.

– Добро пожаловать, господин доктор… Комната ваша находится наверху.

Приезжие вошли в трактир.

– Гинек, – сказал Скорина своему спутнику, – присмотри, чтобы накормили коней! – И, обратившись к трактирщику, спросил: – Не справлялся ли обо мне господин Меланхтон? Я несколько задержался в пути…

– Как же!.. – воскликнул трактирщик. – Один из его друзей только что приходил узнать о прибытии вашей милости в Виттенберг. Он оставил для вас письмо от доктора Филиппа. Сию минуту я вручу его вам.

Он принялся шарить под стойкой. Скорина сидел, ожидая, пока хозяин разыщет письмо.

– Ума не приложу, – бормотал Кунц, – куда оно запропастилось. Уж не натворила ли моя дура опять беды?.. Трудхен!.. Куда ты девала бумагу, которую принес мне господин Юст?

– Чего ты врешь, муженек, – откликнулась трактирщица из кладовой, – не трогала я твоей бумаги.

– Как же не трогала, когда я вижу обгорелые клочки! – заорал Кунц. – Ты бросила ее в огонь. О, Трудхен, ослиная голова, разрази тебя гром!.. Прошу вас, милостивый господин, не гневайтесь на меня…

Георгий поднялся.

– Экая досада! – молвил он, нахмурившись. – Придется тебе самому, хозяин, сходить к Меланхтону и уведомить…

– В этом нет нужды! – воскликнул трактирщик. – Я случайно прочел это письмо.

– Гм!.. – проговорил Скорина. – Ты имеешь обыкновение читать письма, адресованные твоим постояльцам?

– Боже меня сохрани, сударь! Но эта бумага не была запечатана, и в ней не было ничего, кроме приглашения от доктора Филиппа…

– Куда же приглашает меня господин Меланхтон? – спросил Скорина.

– К себе в дом, завтра после полудня. Он предупреждает вас, что в это время к нему пожалует сам… – он благоговейно поднял глаза к небу, – достославный наш учитель, доктор Мартин Лютер…

– Хорошо, – сказал Скорина, – завтра я явлюсь к нему в назначенное время… Если у тебя найдется ужин, пришли его в мою комнату, хозяин!

Он быстро взбежал по ступенькам.

– Неплохо, – сказал незнакомец, продолжавший сидеть в своем темном углу. – Оказывается, ты не так глуп, как можно было думать. Рядом с его комнатой живет кто-нибудь?

– Да. Вербовщик рекрутов. Он мертвецки пьян и храпит во всю мочь. Кажется, и иерихонская труба не разбудила бы его.

– Отлично! – сказал незнакомец. – Снеси его куда-нибудь. Проснувшись, он решит, что спьяна заблудился. Эта комната нужна мне.

* * *

Больше двух лет минуло с той памятной читателю ночи, когда пражская типография Скорины подверглась нападению ландскнехтов.

Около месяца Георгий в беспамятстве пролежал в доме Вашека, куда в ту же ночь перенес его Гинек с помощью соседей.

Пани Вашек сперва поворчала, боясь, что присутствие Скорины навлечет на их дом гнев властей. Но тут Вацлав впервые проявил решимость. Прикрикнув на жену, он заявил, что никакая опасность не заставит его покинуть друга в несчастье. Марта была настолько изумлена этим внезапным преображением всегда мягкого и нерешительного супруга, что беспрекословно повиновалась и сама стала ухаживать за больным.

Рана оказалась очень тяжелой. «Обычно после такого удара, – заметил врач, осмотрев раненого, – люди без промедления переселяются в надзвездный мир…» Тем не менее и на этот раз Георгий вышел победителем из поединка со смертью. Месяц спустя он очнулся от горячечного забытья, а еще через месяц уже мог сидеть в кресле и, опираясь на палку, ходить по комнате. Только тогда он узнал все подробности постигшего его несчастья. Погиб старый Стефан, его преданный друг и искусный помощник. Печатный станок был исковеркан, другие типографские приборы разбиты в щепы, большая часть шрифтов бесследно исчезла. Унесенные ландскнехтами книги и оттиски были сожжены. Только ранее отпечатанные издания, находившиеся в лавке книготорговца Зденека, уцелели.

Друкарни больше не существовало. Теперь не было ничего, что бы удерживало его в Праге. Георгий решил ехать в Вильну.

Но… над Скориной тяготело обвинение в убийстве ландскнехтов, в связях с возмутителями спокойствия. Его разыскивали, и Вацлаву пришлось принять все меры, чтобы сохранить в строжайшей тайне местопребывание друга. Он не позволял ему выходить из дома и даже появляться у окна. Лишь глубокой ночью ему разрешалось погулять по садовым аллеям.

Возможно, кое-кто и подозревал о том, где скрывается мятежный русский печатник, но Вашек был человеком почтенным и влиятельным, и ворваться к нему в дом без достаточных оснований было не так-то просто.

В конце мая 1522 года в Праге произошли события, нарушившие это мучительное затворничество. Король Людовик, прибыв из Венгрии, торжественно короновался в чешской столице и, созвав общий сейм, принял сторону городского сословия, все еще враждовавшего с панами. Зденек Лев из Розмиталя был смещен. Король поставил верховным бургграфом Карла Минстербергского, потомка Юрия Подебрада Произвол чиновников и бесчинства ландскнехтов несколько утихли, равно как и гонения на лютеран и «чешских братьев». Благодаря усиленным хлопотам Вацлава судебное дело, поднятое против Скорины, было прекращено. Георгий снова обрел свободу. Можно было наконец отправиться в путь. Но Скорина не был уверен, сможет ли он в Вильне достать необходимое типографское оборудование, найдет ли там опытных резчиков. Не лучше ли изготовить все здесь и перевезти на родину исправную печатню, с тем чтобы тотчас же возобновить работу? К счастью, деньги его не истрачены и есть чем оплатить работу мастеров.

К лету 1523 года все было готово. Изломанный печатный станок был восстановлен, наборные доски, кассы и шрифты изготовлены заново. Правда, новые литеры заметно уступали по изяществу художественным изделиям покойного Стефана, но все же они были достаточно хороши.

Однажды его навестил Матвей Пустынник, о котором он долго ничего не слыхал. Еще более угрюмый, чем прежде, он молча протянул Георгию письмо. Доктор Филипп Меланхтон, ближайший сподвижник Лютера, писал о том, что слух об изданиях Скорины дошел до Виттенберга и пробудил в нем и в Мартине Лютере желание лично познакомиться с автором этих книг.

«Возможно, – писал Меланхтон, – что господь вдохновил нас одними и теми же стремлениями, и тогда мы сможем соединить наши усилия для борьбы за общее дело».

Георгий задумался. Приглашение было заманчивым. Ему было интересно узнать поближе человека, имя которого все громче и громче звучало в европейских землях, сотрясая устои папского престола. Кто он, этот новоявленный пророк? Мудрец или фанатик? Подвижник или лицемер? Народный вождь или «виттенбергский папа», как называли его многие противники? Чего он ищет, к чему стремится?

Быть может, и впрямь он, Георгий Скорина, найдет в Мартине Лютере союзника для борьбы с общим врагом. Быть может, народ немецкий, освобожденный от ига светских и духовных тиранов, обновленный Лютеровой проповедью, не пойдет вслед за своими князьями и рыцарями, и тогда оба народа будут жить, как добрые соседи.