Чикита - Антонио Орландо Родригес

у Люси. С первой минуты Чикита поняла, что еврейка и мулатка не пылают друг к другу безумной любовью. Сначала она подумала, что дело в соперничестве — они никак не могут поделить славу самой уважаемой анархистки Америки, но оказалось, взаимная неприязнь — плод идеологических разногласий. Гольдман на каждом углу кричала о преимуществах свободной любви, а Парсонс, напротив, всячески защищала брак, разумеется, на условиях равенства между мужчиной и женщиной и их общей готовности бороться плечом к плечу до последнего вздоха, покуда над миром не взовьется черный стяг анархизма. «Хватит быть рабынями рабов», — гласил лозунг Люси. В тот вечер, как обычно при их встрече, всплыла тема брака, и разгорелся столь ожесточенный спор, что они едва не вцепились друг другу в волосы.

Гольдман пригласила Чикиту на свою лекцию, и та, желая удостовериться в великолепных, по слухам, ораторских способностей Эммы, отправилась туда вместе с Бобом. Сперва все шло гладко. В зал набилась куча народу, выступающую представили с большой помпой, и Эмма начала говорить. Сначала она коснулась вопроса помощи филиппинским патриотам в их борьбе с колониальной Испанией, затем — свободной любви, видимо, чтобы позлить Люси Парсонс. Но под конец в зал ворвалась полиция и принялась арестовывать всех подряд, ссылаясь на то, что собрание неразрешенное.

В общем, Чикита оказалась в кутузке вместе с Эммой Гольдман и другими женщинами и не на шутку струхнула, как бы ей не вчинили обвинение в анархизме и не загубили карьеру. Но ей повезло: не прошло и часа, как явился Босток и вытащил ее из тюрьмы, и журналисты не успели разнюхать, что ярмарочная карлица замешана в таких делишках. Это и вправду было бы плачевно, но Чиките чудом удалось спастись. Однако ты, наверное, задаешься вопросом: как же Король Зверей разнюхал, в какую переделку она попала? Я вот тоже озадачился.

Сама Чикита этого так и не узнала наверняка, но подозревала, что не обошлось без талисмана. С той минуты, как Эмма Гольдман ступила на трибуну, он вдруг начал вести себя странно, то холодел, то теплел невпопад. Так или иначе, своевременное появление Бостока стало для Чикиты доказательством, что ее отец и конго Кукамба не ошиблись, посоветовав ей работать на укротителя.

После этого случая Чикита охладела к анархизму, и ее отношения с Бобом быстро сошли на нет. Стоял конец апреля, пребывание в Чикаго подходило к концу. Чикита продлила контракт с Бостоком еще на пять или шесть месяцев, с тем чтобы выступать на Всемирной выставке, вскоре начинавшейся в Омахе. Но перед этим попросила отпуск. Кто-то рассказал ей про Фар-Рокавей, и она, мечтая побыть у моря, отправилась туда. Сняла домик на самом берегу и несколько недель провела в уединении, не помышляя, что этот курорт станет приютом в ее старости.

В Фар-Рокавей ее настигло известие о смерти Манон, зятя и единственного племянника от тифа. Письмо пришло от крестной Канделарии, одной из немногих оставшихся в Матансасе корреспонденток Чикиты. Горестная весть страшно удручила ее, но тем не менее она выехала в Омаху даже несколько раньше задуманного: нужно было найти аккомпаниатора и отрепетировать кое-какие танцы и песни. Международная выставка представляла собой зрелище классом повыше, чем зоопарк, и тут, чтобы обставить множество прочих диковинок, следовало завлекать публику чем-то особенным. Чикита надеялась, что работа заглушит боль утраты, и так оно и вышло.

Всемирная выставка в Омахе прошла у Чикиты на ура. Ее театрик стал одним из гвоздей программы на Мидуэе. Знаешь такое слово? Так гринго называют центральную аллею, которая есть на всех выставках и ярмарках. Там обычно показывают дрессированных зверей, бородатых женщин, метателей кинжалов, факиров, великанов и, само собой, карликов. Обстановка была совсем не такая, как во «Дворце удовольствий», но и не такая, как в зоопарке. Яркий, звонкий, причудливый мир. Чикита не слишком любила толпу и суматоху, но тут ей сразу понравилось.

В Омахе ей вновь довелось петь и танцевать (пианист, конечно, Мундо и в подметки не годился, но худо-бедно свои обязанности исполнял), и она по-прежнему зарабатывала кучу денег. Большинство посетителей мечтали дотронуться до нее или получить какой-нибудь сувенир и платили за подписанную фотографию и право пожать ей ручку. А это сотни и сотни людей в день! Выставка работала с раннего утра до позднего вечера, и народ туда валом валил[88].

Там Чикита впервые увидела выступление Фрэнка Ч. Бостока и убедилась в его безрассудной отваге. Он запирался в клетке с уймой бенгальских тигров и помыкал ими, словно котятами. И при этом почти не пользовался кнутом, а воздействовал на хищников силой взгляда.

Еще на выставке Чикита впервые в жизни сдружилась с прочими артистами. Она никогда не была склонна излишне доверять коллегам и слыла высокомерной и самовлюбленной. Но в Омахе как-то размякла, а в книге много писала о своих товарищах по Мидуэю, зачастую также нанятых Бостоком. К примеру, она сделалась не разлей вода с Селиской, шпагоглотательницей, и Розиной, заклинательницей змей. Все они были почти ровесницами, любили посплетничать и завели обычай вместе обедать в фургончике у одной из трех подруг.

Я же не сказал: в Омахе Чикита жила в отеле только первые две недели. Поняв, что, заведя фургончик, как большинство артистов, можно здорово сэкономить, она тут же последовала всеобщему примеру. Странно, говоришь? А я думал, ты уже привык к ее странностям.

Рустика скрепя сердце согласилась: не то чтобы ее отпугивали неудобства или грязь — скорее сама жизнь бок о бок со всякими странным людьми. И ее страхи можно понять: на выставке, куда ни кинь, попадались те еще чудеса. Среди прочих в Омахе работали: Мадемуазель Фло, двухголовая женщина; Конго, Мальчик-черепаха; Живой Скелет и Джита, татуированная женщина, у которой по всему телу было больше ста тысяч рисунков. Но и не к такому человек привыкает, и Рустика вскоре поняла, что большинство этих людей очень добросердечны, несмотря на выпавшие им страдания, а выставляются, поскольку не имеют других средств к существованию.

В Омахе Чикита вела отнюдь не монашескую жизнь. Она то и дело меняла любовников, и первым оказался воин-сиу по имени Свирепый Орел, которого ей представила шпагоглотательница Селиска. Он приехал поучаствовать в Индейском конгрессе, проводившемся в рамках выставки. Всего туда съехалось больше пятисот человек из разных племен. Даже Джеронимо, знаменитый вождь апачей, почтил конгресс своим присутствием. Только не подумай, будто это мероприятие устроили, чтобы индейцы могли обсудить свои трудности (а трудностей было хоть отбавляй: белые американцы вконец обобрали коренные племена, лишили их