Гремящий мост - Владимир Уткин

Гау вскочил первым и растерянно оглянулся. Где же веселый пляшущий огонь? Где дерево, ветки которого он раэжевывал с хрустом, точно медведь, грызущий кость оленя?

Долго бы простоял он у костра в необычном раздумье, но жалобная воркотня людей заставила его очнуться. В эту ночь, согретые непривычным теплом, люди спали так крепко, что не заметили, как ночные воры — волки и гиены — утащили трупы убитых тигром людей и даже расколотые и высосанные кости самого тигра. Орда хотела есть, пора было отправляться за добычей.

Покидая место стоянки, люди орды обычно больше к нему не возвращались. Имущество отсутствовало, в оседлости не было нужды. И теперь матери схватили на руки детей, мужчины вскинули на плечи дубинки: голод гнал их вперед на поиски еды.

А Гау медлил. Голос огня притягивал его, словно звал остаться…

Но люди ворчали все громче. Урр перешел поляну и, углубившись в кусты орешника, в недоумении оглянулся.

— Гау, — позвал он.

И Гау медленно повернулся, решительно раздвинул кусты. Смутная мысль на этот раз осталась недодуманной. Тихий голос огня замер в отдалении…

Глава 2

Люди орды только с виду были неуклюжи. На самом деле они двигались ловко и бесшумно, ни один звук не ускользал от их внимания, широко расставленные ноздри ловили запахи леса, сильные руки держали наготове страшные дубины и заостренные камни. Женщины и дети отстали от охотников, они не мешали выслеживать крупную дичь, но готовы были присоединиться к дележу добычи. В ожидании они не теряли времени: черви, ящерицы, съедобные корни — все шло в дело, наполняло голодные желудки. Малыши, только выучившиеся бегать, уже усердно искали и тащили в рот все живое, что удавалось схватить.

Яркая бабочка села на цветок, медленно открывая и закрывая крылышки, и тут же ее схватила маленькая рука. Мальчуган уже потащил ее в рот, мать остановила, оборвала яркие крылышки.

Мальчик сердито пискнул, запихал в рот и крылышки, подавился, выплюнул. Другой малыш пронзительно завизжал и тут же кувыркнулся в траву от крепкого шлепка рассерженной матери: на охоте кричать не полагалось. Тихо хныча, он протянул руку: на пальце крутилась глубоко вонзившая в него жало пчела. Мать ловко вытащила жало из пальца, а обезвреженную пчелу сунула в рот малышу. Тот не отказался, успокоился и вскоре повеселел, но пчел стал обходить стороной.

Дети, подражая осторожной походке матерей, озирались, ожидая каждую минуту от матери помощи и защиты. А матери, держа грудного детеныша левой рукой и тяжелую палицу правой, искали пищи для себя и детей, готовые отразить опасность, откуда бы она ни появилась.

Деревья словно расступились, и довольно глубокий ручей пересек дорогу. Старшая из женщин остановилась: тихий радостный возглас — и все устремились к воде. Это была хорошая находка: в мелкой прозрачной воде из песчаного дна тесными рядами выдавались спинки ракушек-беззубок, вкусная еда. Их вытаскивали горстями, камнями разбивали створки, ели сами и, разжевывая, засовывали в рот малышам. Вода была очень холодна, но люди орды не обращали на это внимания: холодное мясо насыщает не хуже, чем теплое.

Один мальчик Рам, лет восьми, угрюмо держался в стороне, только издали с завистью поглядывая на лакомую добычу. Матери присели в ряд вдоль всей ракушковой отмели, каждая ела и кормила своего малыша, не заботясь о других.

Раму на отмели не осталось места. Он тихо проскулил и кончил чуть заметным ворчаньем. За более громкий протест получил бы хорошего тумака, но не место на отмели. Рам обошел женщин, спустился в ручей и сделал несколько шагов. И тут он тихо вскрикнул от радости: за изгибом ручья оказалась новая отмель, еще лучше первой, песок так и набит спинками ракушек. Воровато оглянувшись, Рам присел и торопливо выкинул на берег кучу ракушек, крупных, как блюдечки, сложенные попарно. Он дробил их камнем и глотал розовое мясо почти не разжевывая, торопясь, пока какая-нибудь из женщин не догадается заглянуть за изгиб ручья. Наконец он почувствовал, что набит едой по самое горло. Теперь это случалось с ним не часто: его мать утащил саблезубый тигр в самом начале охоты за людьми. Мужчины отважно защищали орду в случае опасности, но голоден ли отдельный ребенок — до этого им дела не было. Рама оттесняли от лучшей еды матери, кормившие собственных детей, и заботиться о нем было некому. Но на этот раз ему повезло: даже есть больше не хотелось. Рам некоторое время забавлялся: разбивал и разбрасывал все новые раковины, а под конец развалился и незаметно заснул на мягкой траве, пузатый и лохматый, точно маленький смешной медвежонок. Он спал так крепко, что даже не услышал, как женщины собрались уходить. Они уже подняли на руки детей, но вдруг тихий звук, точно шипенье змеи, заставил их остановиться. Матери, сжимая в руках дубинки и камни, приготовились защищать жизнь детей.

Однако тревога оказалась напрасной: из-за кустов вынырнул молодой Ик, славившийся быстрым бегом. Еще несколько коротких звуков, взмах руки — и женщины поняли: мужчины нашли стадо оленей, их надо загнать на обрыв, и в испуге они разобьются, падая вниз на камни у реки. Свежее горячее мясо, истекающее кровью, еще лучше ракушек. И женщины радостно заспешили за Иком. Рама никто не позвал, никто о нем не вспомнил.

Ик вел женщин уверенно, точно шел по протоптанной тропинке с отметками. Они бежали долго и неслышно, не выказывая и признаков усталости. Наконец Ик остановился. За кустами, не видимые неопытному глазу, ждали охотники орды. Их было мало, чтобы как следует окружить стадо оленей, поэтому они и вызвали женщин. Вскоре дикие крики огласили лес. Вся орда подхватила этот ужасный вой. Олени заметались в испуге. Крики неслись с трех сторон, оставался один путь — к реке, и обезумевшее от ужаса стадо понеслось по нему. Передние пытались задержаться на крутом обрыве, но задние, не видя обрыва, напирали на них. В несколько минут все было кончено: олени ринулись с утеса, разбиваясь внизу о прибрежные камни.

Раздались крики торжества, и люди, как обезьяны, карабкались по крутому склону вниз, стараясь скорее добраться до лежащей на камнях добычи. Мужчины были голоднее и злее женщин, с самого утра они, не зная передышки, охотились на крупного зверя. Теперь они кричали от радости: добычи было много, гораздо больше, чем им требовались. Но это не беда, лишь бы не слишком мало.

Пиршество было в разгаре, когда к нему присоединились и матери, тащившие детей. Они не нуждались в проводниках, звериное чутье уверенно провело их по лесу.

Загнав богатую добычу, орда оставалась около нее, пока хватало пищи, затем отправлялась на новые поиски.

Опьяненные дымящимся мясом, люди пировали. Гау так же резал, жевал и глотал огромные куски. Но наморщенный лоб показывал, что его занимает еще что-то кроме еды. Солнце перевалило за полдень, и уже явственно ощущался вечерний холод. Можно было расположиться на ночлег тут же, на ближних деревьях, или на выступе скалы, для защиты от зверей, но Гау вдруг так ясно вспомнил яркие языки пламени на поляне. Он не думал, что костер мог угаснуть без пищи за целый день, он представлял себе его горящим и всем телом стремился к веселому теплу. И вот с резким криком Гау вскочил на ноги и взмахнул рукой. Это был привычный сигнал к походу, и его всегда слушались беспрекословно. Но поход — это поиски пищи, а чего же было искать сейчас, когда все рты жуют и руки по локоть засунуты в мясо? Наморщенные лбы, оскаленные челюсти, сдержанное глухое рычанье ясно показывали: орда готова взбунтоваться. Но Гау крикнул еще повелительнее, взмахнул дубиной. За ним поднялась страшная фигура Урра, волосы на его голове и плечах взъерошились, точно грива. Урр без рыка, молча, оскалил зубы, сверкнули клыки. Медленно перекатывая тяжелый камень в страшных лапах, Урр поводил маленькими горящими глазами, точно спрашивая: «с кого начинать?». Люди поднялись, медленные и взбешенные, не сводя глаз с окровавленных кусков мяса, покрывающих берег. И тут случилось опять непонятное: Гау криками и жестами приказывал им взять мясо с собой. Нести куда-то мясо, когда его можно съесть тут? На месте?

Люди недоумевали. Но воля к сопротивлению была сломлена. В пологом месте берега они выбрались наверх и, нагруженные, потрусили по лесу вслед за непонятым вожаком.

Гау тоже перекинул через плечо жирную четверть оленины, придерживая ее рукой, вооруженной камнем. Палицу он нес в свободной правой руке.

Орда неохотно следовала за ним.

Глава 3

Рам проснулся не скоро. Испуганный тишиной, он вскочил, кинулся за излучину ручья и завыл от страха. Но, увидев, что его покинули, тотчас же умолк: он твердо знал закон — не подавать голоса, чтобы не приманить врага.

Первым движением мальчика было бежать, догонять орду, но обоняние подсказывало, что женщины ушли давно, бежать одному по лесу, полному опасностей, страшно. Было холодно, вспомнилась поляна и ярко горящий, так приятно согревающий костер.