Игра престолов. Часть II - Джордж Мартин

Джоффри казался разочарованным.

– Может быть, ты хочешь увидеть и остальные? – Головы выстроились в длинный ряд.

– Если это угодно его светлости.

Джоффри провел ее вдоль стены мимо дюжины голов и двух пустых пик.

– Эти я приберегаю для дяди Станниса и дяди Ренли, – объяснил он.

Остальные головы пробыли на стене много дольше, чем голова ее отца. Невзирая на смолу, их уже почти невозможно было узнать. Король показал на одну из них и заметил:

– А вот твоя септа.

Санса даже не могла понять, что это женщина: челюсть уже отвалилась, птицы выклевали ухо и большую часть щеки.

Санса все гадала, что случилось с септой Мордейн, и думала, что давно поняла это.

– За что вы убили ее? – спросила она. – Она присягнула богам…

– Она была предательницей. – Джоффри надулся, Санса чем-то вызвала его недовольство. – А ты еще не сказала мне, что хочешь подарить мне на день рождения. Быть может, это мне следует сделать тебе подарок, как тебе это понравится?

– Если это угодно вам, милорд, – ответила Санса.

Когда он улыбнулся, Санса поняла, что он издевается над ней.

– Твой брат тоже предатель, ты это знаешь. – Он повернул голову септы Мордейн назад. – Помню твоего брата по Винтерфеллу. Мой Пес назвал его лордом деревянного меча. Так было, Пес?

– В самом деле? – спросил Клигейн. – Я не помню.

Джоффри раздраженно дернул плечами.

– Твой брат победил моего дядю Джейме. Мать говорит, что он сделал это предательством и обманом. Она плакала, услыхав об этом. Все женщины слабы, даже мать, хотя она старается изобразить, что это не так. Она говорит, что нам нужно оставаться в Королевской Гавани на случай нападения других моих дядьев, но мне все равно. После пира в честь моих именин я соберу войско и убью твоего брата лично. Вот что я подарю тебе, леди Санса. Голову твоего брата.

Какое-то подобие безумия охватило Сансу, и она услышала собственный голос:

– Быть может, это мой брат подарит мне твою голову.

Джоффри нахмурился:

– Ты не должна говорить со мной так. Верная жена не смеется над своим господином. Сир Меррин, проучи ее!

На этот раз рыцарь поднял ее голову за подбородок и держал неподвижно, пока бил. Он ударил ее дважды: слева направо и, сильнее, справа налево. Он рассек Сансе губу, и кровь побежала по ее щеке, смешиваясь с солеными слезами.

– Тебе не следует все время плакать, – сказал ей Джоффри. – Тебе идет, когда ты улыбаешься и смеешься.

Санса заставила себя улыбнуться, опасаясь, что он прикажет сиру Меррину ударить ее снова, если она этого не сделает. Но без толку – король покачал головой.

– Сотри кровь, ты вся перепачкалась.

Внешний парапет доходил ей до подбородка, но с внутренней стороны стены не было ничего; ничего, кроме долгого падения во двор с высоты семидесяти или восьмидесяти футов. «Нужно только толкнуть», – сказала она себе. Он стоял как раз там, где надо, ухмыляясь ей этими жирными червяками. «Ты можешь сделать это, – сказала она себе. – Ты можешь. Сделай это прямо сейчас». Даже не важно, если она последует за ним. Совершенно не важно.

– Ну-ка, девочка. – Сандор Клигейн встал на колено перед Сансой, между ней и Джоффри. С нежностью, удивительной для такого рослого человека, он промакнул кровь, сочащуюся из ее разбитой губы.

Мгновение было утеряно. Санса опустила глаза.

– Спасибо, – сказала она, когда Клигейн закончил. Она была доброй девочкой и всегда помнила про хорошие манеры.

Дэйнерис

Крылья туманили ее лихорадочные сны.

– Ведь ты не хочешь разбудить дракона, правда?

Она шла длинным коридором под высокими каменными арками. Она не могла оглянуться, она не должна оглядываться. Впереди, где-то далеко перед ней, маячила крошечная дверь – красная, это было видно даже отсюда. Она ускорила шаг, ее босые ноги оставляли кровавые следы на камнях.

– Ведь ты не хочешь разбудить дракона, правда?

Она увидела озаренное солнцем Дотракийское море, живую равнину, сочащуюся ароматом земли и смерти. Ветер колыхал траву, пускал по ней волны.

Дрого обнимал ее сильными руками, ласкал ее женственность, раскрывая ее и пробуждая эту сладкую влагу, которая принадлежала только ему одному, и звезды улыбались им, звезды с дневного неба.

– Дом, – прошептала она, когда он вошел в нее и наполнил своим семенем, но звезды вдруг исчезли; по синему небу пронеслись огромные крылья.

– …не хочешь разбудить дракона, правда?

Сир Джорах, скорбный и осунувшийся, сказал ей:

– Рэйгар был последним драконом, – и принялся греть полупрозрачные руки над пылающей жаровней с раскаленными докрасна каменными драконьими яйцами. Только что он был рядом, но через мгновенье стал растворяться в воздухе, бесцветный, легче ветра. «Последним драконом», – слабо прошептал он и рассеялся, как дымка. Она ощущала тьму позади себя, и красная дверь словно бы удалилась.

– …не хочешь разбудить дракона, правда?

Перед нею стоял вопящий Визерис:

– Дракон не просит, шлюха. Не тебе повелевать драконом. Я – дракон, и я получу корону! – Расплавленное золото воском стекало по лицу брата, выжигая глубокие борозды в его плоти. – Я дракон, и я получу корону! – визжал он, и пальцы его извивались как змеи, хватали за ее соски, щипали, крутили, не переставая, даже когда глазные яблоки лопнули, и слизь потекла по обуглившимся щекам.

– …не хочешь разбудить дракона…

Красная дверь была еще так далеко, а за спиной она уже ощущала ледяное дыхание, облаком преследующее ее. Если оно догонит, она умрет смертью, которая глубже смерти, и будет выть в вечном мраке и одиночестве. Она побежала.

– …не хочешь разбудить дракона…

Она чувствовала жар внутри, страшное жжение терзало ее чрево. Ее сын был высок и горд, с медной кожей Дрого и ее серебряно-золотыми волосами, с фиолетовыми миндалевидными глазами. Он улыбнулся ей и хотел протянуть руку, но когда открыл рот, из его уст вырвался огонь. Она видела, как сгорает его сердце за ребрами, и в одно мгновение он исчез, превратившись в пепел, как мотылек в пламени свечи. Она оплакала свое дитя, этот сладкий рот, так и не прикоснувшийся к ее груди, но слезы ее превращались в пар, едва коснувшись кожи.

– …хочешь разбудить дракона…

Призраки выстроились в коридоре, одетые в линялые облачения королей. В руках их бледным пламенем полыхали мечи. Волосы их были как серебро, как золото и как светлая платина, а глаза – как опалы, аметисты, турмалины и нефрит.

«Быстрее, – кричали они. – Быстрее, быстрее». Она бежала, и ноги ее плавили камень. «Быстрее!» – единым голосом вскричали призраки. И она рванулась вперед. Боль огромным ножом вспорола ей спину; она ощутила, как разрывается ее кожа, почувствовала запах горящей крови и увидела тень крыльев. И Дэйнерис Таргариен полетела.

– …разбудить дракона…

Дверь возникла перед ней – красная дверь – так близко, так близко. Очертания зала расплылись, и холод позади нее отступал. И вдруг камень исчез. Она летела над Дотракийским морем, поднимаясь все выше и выше; внизу по зелени ходили волны, и все живое в ужасе бежало от тени ее крыльев. Она ощущала запах дома, она видела его, там, сразу за той дверью: зеленые поля, большие каменные дома и руки, которые согреют ее, там. Она распахнула дверь.

– …дракона…

И увидела своего брата Рэйгара верхом на жеребце, черном, как его доспехи. Узкая прорезь забрала горела красным огнем.

– …последним драконом, – слабым голосом шепнул сир Джорах. – Последним, последним.

Дэни подняла полированное черное забрало. На нее глядело ее собственное лицо.

А потом – долго – с ней оставались лишь боль, огонь внутри нее, и шепот звезд.

Она проснулась с привкусом пепла во рту.

– Нет, – простонала она, – не надо, пожалуйста.

– Кхалиси? – Чхики застыла над ней, как испуганная лань.

Шатер утопал во мраке, спокойном и тихом. Хлопья пепла поднимались от жаровни, и Дэни провожала их взглядом до дымового отверстия. «Летят, – подумала она. – У меня были крылья, я летала». Но это был лишь сон.

– Помогите мне, – прошептала она, пытаясь подняться. – Принесите мне… – Больно было даже говорить, и Дэни не могла понять, чего она хочет. Откуда такая му́ка? Словно бы тело ее разорвали на части и сшили заново. – Я хочу…

– Да, кхалиси. – Чхики мгновенно исчезла, выбежав из шатра с криком. Дэни нуждалась… в чем-то… в ком-то… в чем же? Это было важно, она понимала это. Ей было нужно то, чего нет важнее на белом свете. Она перекатилась на бок и оперлась на локоть, пытаясь высвободить запутавшиеся в одеяле ноги. Было так тяжело двигаться. Мир плыл вокруг нее. «Мне надо…»