Дневниковые записи. Том 2 - Владимир Александрович Быков

Левашова много спорного и мной не воспринимаемого, но только без какого-либо навешивания на него твоих ярлыков. Короче расстроился я, и не знаю, что еще тебе написать.

Тем не менее все письма, «предшествующие» Эйнштейну, перечитал, и твои и мои, и не нашел ничего из того твоего, что я оставил бы без рассмотрения и соответствующей моей на то явно «неравнодушной» реакции. Другой мне не свойственной по природе, как впрочем, кажется, и тебе.

Не обижайся. Отношу все к возможному у тебя в те дни плохому настроению или еще чему подобному.

P. S. Для развлечения посылаю тебе очерк о М. Бакунине. Может ты увидишь в нем кое-что на эту как раз проблему – выгодности лояльного, даже заинтересованного, отношения к любым соображениям, дабы извлечь из них максимум пользы и не превратить себя в упрямого ортодокса и критикана.

03.12

Результаты выборов в Думу. Единороссы – набрали чуть больше 60% голосов; КПРФ и ЛДПР – примерно по 10%; Справедливая Россия – 7%;. СПС и Яблоко – до 2%; остальные – менее 1%. Сработали – российский монархический менталитет в части Путина; критика последним левых за то, что они оставили страну без соли и спичек, а правых за то, что они обобрали ее и расплодили олигархов. Жириновский выскочил благодаря своему несусветному нахальству и призывами всем «ничего не бояться и голосовать за ЛДПР». Яблоко пролетело снова из-за глупости своего лидера с давным-давно «прославившей» его знаменитой программой «500 дней». А вот почему проскочил Миронов со сверх умасленными чисто потребительскими дифирамбами и обещаниями в адрес пенсионеров – не понял.

05.12

Вчера хоронили Николая Белых. Он, кажется, последний из нашей большущей в 50-е годы солдатской гвардии прошедших через пекло Отечественной войны. Гвардии тогда повально всех одержимых на учебу и работу. Белых был мобилизован с самого начала войны, но сперва был направлен в артиллерийское училище, и потому на фронт попал только в 43 году. Это его спасло: окажись там сразу в 41-ом, вместе со своими сверстниками 1920 – 1921-го года рождения, едва ли остался бы в живых. А так дожил до 86-ти. Правда, последнее время сильно болел, особенно, когда оказался без жены, которая совсем неожиданно умерла нынче летом. Остался у них сын Сергей с женой и внук Володя. Все при своих собственных делах.

Я с Николаем во времена, когда он занимался чисто конструкторской работой, почти не сталкивался, похоже, тогда  с ним и не общался. А вот когда он занялся наукой, сел на «Надежность» и начал ее нам навязывать, я стал чуть ли не главным его оппонентом. Говорят, что он был к этому времени уже много нервным человеком, но ко мне, несмотря на постоянную в его адрес критику, относился спокойно и уважительно. Я объясняю тем, что при наших с ним тогдашних спорах, в силу неисправимого своего любопытства, задавал массу импонирующих ему дилетантских вопросов по математической статистике, теории вероятностей и, несколько подробнее и углубленнее, помню, по корреляционным зависимостям и их расчетам.

В связи с последними небольшая история. На одном из допотопных уральских станов он занимался изучением долговечности вкладышей шпиндельных соединений и написал о том не то отчет, не то статью, где следовало, что стойкость вкладышей… пропорциональна удельным на них давлениям, иначе чем больше давление, тем меньше их износ (больше срок службы); соответственно, при меньших давлениях – больше износ (меньше срок службы). Мое замечание о противоречивости таких утверждений законам физики, он парировал ссылками на абсолютную достоверность замеров всех параметров исследований и этих злополучных, выше упомянутых, корреляционных исчислений. По  ходу наших обсуждений я установил, что эксперимент проводился им в два приема, причем с приличным, в несколько недель, разрывом во времени. Сначала при прокатке на стане тяжелых профилей с относительно  большими нагрузками, а затем, на втором этапе, – на легких профилях при моментах на шпинделях в два раза меньших и, естественно, в два раза меньших при этом нагрузках на вкладыши.

Я не преминул воспользоваться данной информацией, разыграл Белыха, и рассказал ему придуманную с ходу байку.

«Как будто бы после его экспериментов я оказался на этом стане и случайно, из разговора с цеховиками, узнал об этих исследованиях и полученных данных по стойкости вкладышей, показавшихся им настолько странными и не соответствующими их представлениям, что они решили провести собственное расследование.

В результате было установлено, что первый этап исследований проведен в середине апреля месяца, а второй – в начале мая. В это время как раз началась садовая кампания, и для должного ухода за осями тележечного инвентаря один из «смекалистых» мужиков взял да и упер из цеха бочку смазки для своего сада. А затем для сокрытия кражи  на втором этапе опытов, до поступления свежей партии, просто смазывал вкладыши… водой.

Отсюда, – закончил я, – и твои противоречащие законам физики липовые данные по стойкости вкладышей».

Крыть ему меня было нечем. Не знаю, проверял ли он достоверность моей басни или нет, но к этой проблеме мы с ним больше не возвращались. У меня же сложилось такое впечатление, что Белых вообще после данного инцидента перестал заниматься надежностью, и переключился на композитные материалы. Однако и на этом поприще ничего не достиг. Правда, вина тут уже была не только в нем, а в наступившем развале завода, да  и всей страны в целом. Вечная ему память.

08.12

«Матус, дорогой! Ты опять ничего у меня не понял, и сконцентрировал свое внимание не на главном, а второстепенном, не на зернах, а на «шелухе».

Мое послание теоретического плана, отнесенное мною специально к «Мы, Нас, Нам», ты перевел в гольную якобы критику одного тебя, и опустил почти все ключевые слова и фразы, на которые надо было бы обратить внимание, дабы не искажать главный смысл и главную направленность, излагаемого оппонентом.

Или я тебе про мою «индифферентность», и со всеми разъяснениями, как положено и как только и должно писать. – А ты их побоку, и снова за критику меня, вне моих разъяснений о том, что «Все письма, предшествующие Эйнштейну, перечитал, и твои и мои, и не нашел ничего из того твоего, что я оставил бы без рассмотрения и соответствующей моей на то явно «неравнодушной» реакции». В том числе, и о Бакунине, когда я тебе с одной определенной целью, а ты о ней опять ни слова. Только о своем – о том, какой Бакунин был замечательный и как хорошо я о нем написал. Я за последнее тебе признателен, однако