Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Сегодня Ольга привезла две папки моих генеалогических записок и новое письмо от Евгения Александровича. Я открыл.

Румянцев: «Предки хотят поговорить с Вами. Грешно упускать такую возможность…»

И я хочу, но пока с Земли.

4 июля 2001 г.

Дорогой Евгений Александрович, я только сейчас всерьез взялся за Ваши изумительные письма и документальные приложения к ним. И теперь в бессуетном уединении, когда спала жара, запоем читаю всё по второму и третьему разу, а по восприятию материала — как в первый раз. В текучке будней, с наскока, я не мог разглядеть всей красоты и важности материала. Спасибо Вам огромное за доставленное наслаждение.

Если получится, в конце августа поеду по Вашему совету в Румынию — Яссы, Бухарест. В Яссах мне обещал помощь писатель, доцент кафедры славистики Эмиль Йордаке, из наших староверов.

Искренне Ваш — Дмитрий Каралис.

Частная жизнь начала века

Из дневников и путевых тетрадей. 2001–2004 гг.

2001 год

11 июля 2001 г. Зеленогорск.

Вычитал: «Счастье — это не станция назначения, а способ путешествия». «Длина нашей жизни не в нашей власти, но в нашей власти ее глубина, высота и широта».

Постараюсь запомнить.

Сегодня позвонил собкор «Литературной газеты» Аркадий Соснов.

— Как здоровье? Чего запыхался?

— Дрова, — говорю, — колю.

— У тебя же операция на сердце была!

— Врачи не запрещают! Наоборот, говорят, нужна физическая активность.

Аркадий помолчал недоверчиво, потом попросил меня быть осторожней, не делать резких движений. Я еще нахвастал, что собираюсь путешествовать в Румынию. Поговорили, и пошел дальше колоть звонкие березовые чурки.

Собираюсь по линии Международного литературного фонда съездить в Румынию, в Дом творчества на берегу Черного моря, а заодно и в Яссы, где жили предки моей матушки.

Прекрасные салаты в этом году уродились — Ольга успела посадить. Врачи говорят, что салаты после операции — милое дело. Уписываю по несколько пучков в день — с лучком, молодым чесночком, хлебом. Зеленый веник выметает наркоз, и голова просветляется день ото дня.

1 сентября 2001 г. Москва.

На Киевском вокзале загрузились в полутемный вагон Москва — Бухарест и узнали от бойкого проводника Саши два обстоятельства: во-первых, нам повезло, поскольку мы увидим страну Румынию, в которой люди живут еще хуже, чем в России. Во-вторых, нам не повезло: делать в Румынии абсолютно нечего. И далее огорошил: пересечение румынской границы еще недавно было связано с трагической для женского пола процедурой. Дикие сотрудники пограничной стражи Румынии якобы насиловали всех женщин подряд от 13 до 65 лет за право въехать в Румынию. И вполне может быть, что традиция эта сохранилась — наш проводник давно не ездил в Румынию…

Саша смотрелся добрым молодцем: голубоглазый блондин лет тридцати с соломенными усами, армейская осанка, правильная бойкая речь — ординарец с маршальским жезлом в ранце.

— Дикая страна, — Саша принес нам постельное белье в пластиковых пакетах. — Всех подряд имели, ни один вагон не пропускали. А потом одна девчонка в туалете повесилась, и это прекратилось. Если до границы будут какие-нибудь проблемы, обращайтесь ко мне! Вы в гости едете?

Я сказал, что едем по писательской линии, по приглашению Союза писателей Румынии.

— Да вы не волнуйтесь, — сказал проводник, — сейчас стало потише. А тогда было круто. Они работали, как звери!.. Ходили целыми бригадами, запирали вагон, и — понеслось!

— А что же проводники не заступались? — спросил я.

— А что проводники? Мы на работе, нас не трогали…

Бойкий проводник ушел темным пустым коридором, и Ольга затряслась от страха.

— Да не слушай ты этого дурака! — сказал я. — Несет ахинею! Никто тебя в обиду не даст. Он просто хочет, чтобы мы перед ним заискивали да отвалили ему денег.

— Я скажу, что у меня спид! — волновалась супруга.

— Пусть только сунутся, сразу бутылкой по черепу получат! У нас четыре бутылки водки «Санкт-Петербург» — четверым и достанется! — храбрился я, мысленно жалея разбитые бутылки. Лучше бы чем-нибудь другим огреть. Или зажать голову купейной дверью и коленом — в челюсть.

Я вышел в пустой коридор и попытался представить техническую, так сказать, сторону дела. Где? Как? На постели или уводили женщин на станцию для личного досмотра? И сколько, так сказать, сексуальных палачей, должно быть в вагоне, чтобы снять натуральную плату со всего состава? Чушь. И какой визг могут поднять наши женщины, попробуй какие-то пограничники задрать им юбки!

Вагон с надписью «Москва — Бухарест» стоял у перрона Киевского вокзала, — помимо нас с Ольгой и отважного проводника, в нем никого не было. Так в одиночестве мы и двинулись в путь, под Сашины рассказы о разрухе в Румынии. Проходя мимо нашего купе, он считал необходимым поделиться воспоминаниями:

— Живут в халупе три на два метра вместе со скотиной, теснота, грязь, нищета, дети голые бегают, в магазинах ничего нет, — как у нас в советские времена… Жуть!

Сексуальный оброк, конечно, глупая выдумка. Однако спокойствие не приходило. Я смотрел в окно и воображал, как бью румынского пограничника кулаком в челюсть, лягаю носком ботинка в пах, а потом защемляю его голову дверью. Одним словом, навожу порядок в стране, где материнские предки когда-то верховодили молдавским народом. А один из них — Константин Бузни — был Великим Армашом — начальником телохранителей господаря. Нам ли быть в печали на румынской земле? Мы еще посмотрим, кто с кого дань собирать будет, сказал я Ольге.

2 сентября 2001 г. Поезд Москва — Бухарест, вагон № 16.

Утром в Харькове в наше купе подсела женщина с десятилетней дочкой. Рассказала, что уже много лет ездит через Румынию в Болгарию к мужу, но ничего о сексуальном терроре на границе не слыхала.

Ольга повеселела. Пили чай с домашними пирожками, напевали песни, смотрели в окно, разговаривали.

Первые дни осени, сладковатый запах с полей, ползут комбайны и трактора, золотеют подсолнухи, початки кукурузы в волосистых коконах…

Когда в купе вошли румынские пограничники, Ольга, растрепав по лицу волосы, лежала на верхней полке и изображала косоглазую дебилку. Я сидел при входе в купе, готовый резко захлопнуть дверь и выхватить из раскрытого чемодана бутылку-гранату. Пограничники вяло шлепнули штампы в паспорта и пожелали счастливого пути. Румынские таможенники нас даже не досматривали.

Из путеводителя по Румынии:

Румыния — государство на юге Европы, в бассейне Нижнего Дуная. Глава государства — президент. Площадь государства 238,4 тыс. кв. км. В центральной и северной частях расположены горы Восточных и Южных Карпат (высшая точка г. Молдовяну, 2544 м) и Трансильванское плато. Более четверти территории покрыто лесами, на равнинах — степная и лесостепная растительность. Население 22,8 млн. человек, около 90 % — румыны, 7 % — венгры. В городах проживает более 55 % населения. Подавляющее большинство верующих — православные христиане. Морской порт — Констанца. Столица Бухарест. Время отстает от московского на два часа.

Если остановить на улице русского человека и спросить: «Кто такие румыны? Нравятся ли они вам?», то ответ будет скорее «нет», чем «да». В том смысле, что румыны — это такие чернявые цыганистые люди с дудочками в руках и в барашковых жилетках, за которыми нужен глаз да глаз, потому что могут «срумынить» всё, что хочешь: и кошелек, и лошадь, и бутылку водки… И если спросить этого человека: «Откуда это вам известно? Вы жили в Румынии? Или водились с румынами?», то, скорее всего, он пожмет плечами и скажет, что так ему кажется, такова молва.

Один писатель, лауреат государственной премии, узнав о балканских корнях моей матери, ехидно-задумчиво произнес:

— Понятно: молдаване, цыгане, румыны…

Стараясь быть спокойным, я объяснил коллеге, кто такие молдаване, валахи и трансильванцы, называемые нынче по стране проживания румынами. А также, кто такие цыгане, обреченные, согласно легенде, на вечное скитание, потому что не дали напиться воды Божьей Матери, когда она шла через их селение.

Выслушав краткую лекцию, писатель махнул рукой и сказал, что всё это знает. А если знаешь, какого лешего повторяешь нелепицу? А вот такое у нас в стране представление о румынах…

Представление о русских тоже своеобразное: грязные свиньи, пьяницы, коварные захватчики, душители свободы, поклонники коммунистического тоталитаризма… Я ничего не забыл? Ах, да: всё, что мы ни делаем, получается сделанным через одно место; на Западе это называется «русская работа». А вообще, на самом деле русских нет, потому что стоит поскрести русского, и обнаружишь татарина. Этот факт установили, кажется, просвещенные французы.