Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

Асо по слуху шел вперед, и вот наконец в его руках затрепетало крошечное, еще мокрое животное.

- Брру, бру, бу… - мягко, словно колыбельную песенку, напевал пастушок ягненку и согревал его, прижимая к своей груди.

Он вышел из пещеры и направился к костру, разожженному на тропинке, а за ним, жалобно блея, бежала Чернуха.

Медленно расплываясь, дым от костра кольцами поднимался вверх. Асо сидел у огня, обнимая беленького с черной мордочкой ягненка, а рядом стояла Чернуха и умиротворенно лизала своего детеныша. Правда, каждое движение Асо заставляло ее вздрагивать и испуганно отскакивать назад. Но могла ли она бросить ягненка? И могла ли не доверять человеку, который так любовно ласкал и согревал его?

Асо поставил перед Чернухой воду. Овца, только что оягнившаяся, торопливо утоляла томившую ее жажду. Потом она выхватила у мальчика из рук пучок травы, съела и подставила голову под его пальцы, ожидая ласки… Мало-помалу в ней оживали старые привычки, восстанавливалась утерянная близость с людьми.

- Дай-ка я подою тебя, Чернуха, жаль мне твоего ребеночка, - убеждал Асо овцу.

Но этого она не захотела: недостаточно еще доверяла. Ведь детей своих одичавшая овца защищала в борьбе. Правда, здесь, в ущелье, она не встречала злейшего врага овечьего рода - волка. Но зато порей из-за гребня горы до нее доносился и тревожил ее незнакомый неприятный запах. Вероятно, это бывало в то время, когда сюда приходил хозяин ущелья - барс. И еще орлы. Они приводили овцу просто в ужас! Молча, неподвижно сидели они на камнях и все выжидали момента, когда она отойдет от ягненка.

Осенью в Барсовом ущелье поселялся медведь. Впрочем, его Чернуха не так боялась. Он все свое время проводил под деревьями, собирая падалку.

“Ло, ло, ло, ло…” - продолжал наигрывать Асо, и тревога, настороженность постепенно оставляли животное, сменялись чувством доверия, покоя.

Уговорами и лаской Асо сумел привлечь к себе Чернуху. Он поднес к ее сосцам ягненка, и тот жадно впился в них.

Когда ягненок насытился, Асо, как полагается, перевязал новорожденному пупок и прижег его золой. Креолина под рукой не было, но хорошо и это - никакая зараза не пристанет.

Потом, взяв ягненка на руки, мальчик стал медленно упускаться.

Вытянув вперед голову, Чернуха следовала за ним, Иногда она блеяла и оглядывалась. Чувства ее раздвоились. Здесь был самый маленький и самый беспомощный ее детеныш, а в Овчарне остались старшие. С удивлением смотрели они ей вслед, не понимая, конечно, почему мать покидает их и идет за каким-то незнакомым и подозрительным двуногим существом.

Очень осторожно, держась как можно дальше, они все же пошли за матерью.

С края тропинки, там, где она начинала спускаться вниз, они увидели, как мать остановилась перед какой-то пещерой. Тут она обернулась, заблеяла - то ли звала их за собой, то ли прощалась - и вслед за человеком вошла внутрь.

Высунув головы из-за скал, печальным взглядом провожали ее молодой баран и овечка.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

О том, как под сводами пещеры мирно беседовали маленький курд и девочка-армянка

Когда Асо привел в пещеру Чернуху, никого не было. Шушик нарезала в кустах прутья для корзин.

Вернувшись, девочка едва не выронила из рук охапки веток.

- Ой, милый ты мой, какой хороший! - в восторге закричала она, увидев ягненка.

Чернуха в тревоге вскочила с места, подбежала к ягненку и стала над ним. Так делают овцы-матери, завидев орла.

- Тише, Шушик, не пугай. Давай приготовим для маленького теплое и мягкое местечко.

Вскоре было готово уютное гнездо из сухой травы, и в него положили ягненка. Мать, которая сначала была очень встревожена, наконец как будто все поняла и успокоилась. Она, кажется, была довольна: ведь теперь ее детенышу не грозили ни холод, ни враг…

- Сейчас, сестричка, я тебя чем-то таким угощу, чего ты никогда в жизни не ела. На, вымой хорошенько. - И Асо протянул Шушик тонкий, прозрачный бараний пузырь.

- Ну, вымою. А потом?

- Потом - это, мое дело.

Чернуха сначала очень неохотно позволила Асо подоить себя, но сосцы ее были полны молока, и, освобождаясь от него, она чувствовала приятное облегчение.

- Ты ничего ягненку не оставил.

- Это молозиво - первое молоко. Его много не дают ягненку, может заболеть, - объяснил пастушок, показывая девочке собранную в пузыре желтоватую тяжелую массу. - Погляди теперь, что я буду делать.

Асо крепко перевязал отверстие пузыря. Вышло что-то вроде мяча.

- А ну, откинь теперь золу и вырой под ней ямку.

Шушик быстро сделала и это.

Асо опустил в ямку пузырь с молоком и засыпал сверху горячей золой.

- Ой, - испугалась Шушик, - сгорит пузырь, и молоко прольется!

- Нет, оно уже как сыр затвердело, - улыбаясь, успокоил девочку Асо.

Некоторое время они сидели молча, глядя на огонь.

- Асо, который годок пошел твоей племяннице? - наконец заговорила Шушик. - Я вспомнила о ней, глядя на этого милого ягненочка…

- Адлаи?… Ей уже два года, - оживился Асо. Глаза его потеплели.

- Бегает за овцами с прутиком в руках и, наверное, спрашивает: “Где же наш Асо?” - сказала Шушик и пожалела: на глазах у мальчика показались слезы.

- Да, соскучился я по этому ягненку. Если бы ты знала, какая она смешная и веселая девочка! Хорошей дояркой станет.

“Хорошей дояркой станет”… Это высшая похвала в устах курда.

- Подойдет к матери: “Дайе, [42] смешай молоко с мацуном, покорми меня”. Смешают, дадут. А она: “А теперь отдели мацун от молока, не хочу смешанное”.

Шушик смеялась, показывая ряд белых зубов. Они снова замолчали. Потом девочка спросила:

- А почему это вы так назвали ее - Адлаи? У курдов, кажется, такого имени нет.

- Такого имени нет, - подтвердил Асо. - Это имя новое. “Адлаи” значит “мир”. Сейчас многие курды на Алагезе называют так своих дочерей.

- Хорошее имя. Красивое, умное, - одобрила Шушик и поглядела на костер.

“Не пора ли?…” - хотела спросить она, но сдержалась. Неудобно… Не такая же она обжора, как Гагик.

Но Асо и без того понимал ее состояние: кто может спокойно усидеть у огня, зная, какое там готовится блюдо!

- А как вы попали в наше село, Асо? Я давно хотела тебя спросить.

- Мы бежали сюда с армянами со склонов Арарата. Мы - курды-езиды, но есть и курды-мусульмане. Турки подняли курдов-мусульман против армян, а наши деды вступились - мы ведь всегда с армянами по-братски жили. Ну, турецкие паши начали бить и армян, и нас. Вот мы вместе и убежали. Перешли Аракс, а тут нас русские войска под свою защиту взяли. Так мы спаслись от турецких ятаганов. Сам я, конечно, ничего этого не видел, мне обо всем рассказывал отец. Теперь наши курды побратались с армянами, живут в армянских деревнях, пастушат на фермах. К ним хорошо относятся.

- Асо, а ты учись по-армянски, - сказала Шушик. - Ты уже хорошо говоришь по-армянски, тебе нетрудно будет. А я, если хочешь, помогу тебе.

- А разве я не учусь? Я так хочу учиться! Только не останемся же мы тут навсегда. Где ты меня учить будешь?

- Я каждое воскресенье буду приходить со своим звеном на ферму - мы ведь не оставим шефства над телятами. В течение недели с тобой будет заниматься моя мать, а в воскресенье я приду, проверю твои уроки, задам новые. Ладно?

- Хорошо, я буду стараться, - сказал Асо и в знак покорности коснулся рукой правого глаза.

Мальчику хотелось сказать, что он очень, очень благодарен Шушик за ее теплое отношение, но он постеснялся.

- И я буду рада, - так же, как Асо, тронув рукой глаз, сказала Шушик и засмеялась. - Ну как, по-курдски вышло или по-армянски?

- По-курдски, - улыбнулся Асо.

Они умолкли. Ну, о чем еще могли бы они поговорить, нетерпеливо дожидаясь еды?

- А откуда отец привез твою мать? Ведь у нас в селе курдов нет, - снова нарушила молчание Шушик.

- Привез? - засмеялся Асо. - Он ее купил в одной из алагезских деревень. Дал двадцать овец и лошадь… [43]

Шушик удивленно раскрыла и без того большие глаза.

Асо помешал в костре, вынул из ямки, покрытой золой, обожженный и ставший коричневым пузырь.

- Ну, пожалуй, уже время.

- Да разве это можно есть? Одна зола, копоть! - поморщилась Шушик.

Асо добродушно улыбнулся:

- Не едят же в таком виде! Погоди, сейчас я приготовлю. Увидишь, что это самое чистое кушанье.

Он тщательно стер золу и кусочки углей, налипшие на пузырь, снял корку и разрезал пополам похожую на облупленное яйцо массу.

- Вот теперь посоли и ешь. Мы это называем “сулуг” и всегда готовим на пастбищах. Попробуй. Разве может быть что-нибудь вкуснее?

И верно, замечательным было это простое пастушье кушанье. Шушик охотно съела бы его все, без остатка, но не одна же она тут была.

- Что же ты, Асо? Ешь! - уговаривала она пастушка.

- Э, я столько этого ел. Весной мы каждый день делаем сулуг. Ешь, ешь сама.