Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

Когда ветхая дверь рухнула и в пещеру ворвался пьяный медведь, страшная паника овладела ребятами. Саркис дико вскрикнул и кинулся в дальний угол. Шушик ахнула.

- Огонь! Огонь! - закричал Ашот.

Асо бросил топор, который был у него в руках и, схватив из костра охапку горящих веток, кинул ею в медведя.

Медведь с ревом выбежал и, присев невдалеке в кустах, начал облизывать обожженную лапу. Он недовольно ворчал, возмущаясь, по-видимому, тем, что гостеприимная пещера сегодня встретила его так недружелюбно. Ашот, Асо и Гагик, вооружившись пылающими головнями, стояли входа и смотрели на мишку. Им казалось, что сейчас он уже не такой страшный. А Гагик, неожиданно осмелев, бросил в непрошенного гостя дымящую головешку.

- На, ешь! - крикнул он. - Шашлычка захотел?

Головешка упала в снег, зашипела и выпустила под самым носом у медведя клуб дыма. Мишка подскочил и пустился наутек.

- О, да он порядочный трус! И такого-то трусишку вы боялись? - обратился Гагик к Ашоту.

Он так обрадовался своему открытию, что его одолела неуемная охота шутить и смеяться. Это был переломный момент в жизни Гагика - момент, когда детская боязливость начинает уступать смелости, зарождающейся в груди мужающего юноши. И он с радостью чувствовал это.

- Поглядите-ка, я сейчас спалю его шубу! - все больше храбрился парень и, схватив пылающую смолистую ветку ели, кинулся вслед за медведем. - Я и один с ним управлюсь! Вы зачем за мной идете? - крикнул он, хотя товарищи и не думали никуда идти.

Но они поняли своего “отважного” друга (не сразу же человек становится смелым!) и присоединились к нему.

А пьяный медведь тем временем, ломая кусты, в полной растерянности убегал. Он был в таком смятении, что, впопыхах одолевая каменное заграждение, споткнулся и кувырком полетел вниз.

До слез смеялась Шушик, стоя в дверях пещеры, смеялись и мальчики. Послав по адресу медведя несколько нелестных замечаний и угроз, они вернулись в пещеру. Под “баррикадой” лежало пугало. По-видимому, медведь сбросил его, поняв обман, или же сшиб, приняв за человека, кто знает.

- Ну, оно нам больше и не нужно, отнесем в пещеру.

- Нет, Ашот, поставим на место, - возразил Гагик. - По-моему, барс глупее мишки, он не поймет, что это чучело.

И, поднявшись на “баррикаду”, он снова укрепил на ней пугало.

Когда все снова собрались в пещере, на Гагика смотрели с таким любопытством, точно впервые видели его. Его худенькое лицо разрумянилось, глаза горели, как угли.

- Венок готов, моя дорогая? - обратился он к Шушик.

- Готов, сейчас принесу.

И она принесла из глубины пещеры ветку вечнозеленой хвои, согнула ее, соединив концы, и торжественно возложила на голову Гагика, а на грудь ему, смеясь, прикрепила сухой, отливавший золотом лист.

- Это тебе медаль “Победителя медведей”.

- Ну, шутить не время! - сказал Ашот. - Надо разложить костры у входа в пещеру и ниже, у лестницы, не то медведь от нас не отвяжется. Ведь он чувствует запах мяса.

Ребята живо принялись за работу. Они разожгли костры даже на “баррикадах”. Глядя на эти костры, Ашот снова дал волю своему воображению.

“Вот и крепость, - думал он. - Вот из ее башен поднимаются к небу языки пламени, и бдительные стражи стоят на ее стенах”.

Яркая фантазия переносила мальчика в иные миры.

Медведь глядел на ленты дыма и то и дело закрывал свои маленькие глазки.

- Вы только поглядите: он совсем как наша Шушик носом клюет! - засмеялся Гагик.

И верно: голова мишки качалась.

В это время где-то в горах вдруг прозвучал выстрел, и эхо его прокатилось по Барсову ущелью. Ашот тяжело задышал, побледнел. Неужели отец? Охотится или ищет их?

В напряженном молчании прошло несколько минут, но выстрел не повторился. Тогда все ребята хором начали кричать:

- Здесь мы, здесь!

Эхо подхватило их крики, умножило и разнесло среди скал.

Снова затаив дыхание, ребята чутко прислушивались. Ответа не было.

Солнце зашло за Большой Арарат и зажгло за ним огни. Их отсветы заиграли в тучах, скопившихся на горизонте. Стало холодно, но ребята продолжали стоять на южной “баррикаде”, подбрасывая в костер хворост. Им так хотелось верить в то, что безвестный охотник увидит длинные языки пламени их костра и попытается сойти в ущелье.

Ночь прошла неспокойно. Дневных впечатлений было так много и они были так сильны, что обитатели пещеры не смогли по-настоящему уснуть. Саркис иногда, кричал во сне и, разбуженный своим же криком, в панике вскакивал. Шушик, закрывая глаза, все время видела движущиеся огни, а Ашот и во сне продолжал звать: “Кто ты, кто? Здесь мы, здесь!”

Один только Асо, подложив руки под голову, спал здоровым, крепким сном.

Ночью Ашот раза два выглядывал из пещеры. Было темно. Костры погасли. Все вокруг было удивительно спокойно. Ни звука, ни шороха. “Где-то сейчас наши враги - звери, и что они готовят нам?” - думал он и нетерпеливо ждал рассвета. Ах, как долга декабрьская ночь!

Утром, сытно поев, ребята сидели вокруг костра. Все были задумчивы. Вчера вечером их очень развлек пьяный медведь, но не всегда же он будет в таком состоянии - протрезвеет! И если вскоре снова проголодается… Да и барс! Ведь никакой уверенности в том, что он попадет в капкан, не было и не могло быть!

- Ашот, капкан твой уже прихватил барса за хвост - слышишь, на помощь зовет, - подмигнув Шушик, сказал Гагик.

- Ну тебя с твоими шутками! Ладно, сейчас пойдем поглядим. Помоги-ка мне лучше топор наточить.

- Если ты собираешься отрубить им голову барсу, помогу.

Но не успел Гагик договорить, как из ущелья донесся страшный рев. Ребятам показалось, что дрогнула их пещера.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

О том, как возникла ссора между теми, кто избегает не только ссор, но и встреч

Жадный барс собрался позавтракать раньше времени, еще не вполне переварив съеденное вчера огромное количество мяса.

Когда он вышел из своего временного логова, солнце, восходя, уже позолотило снежные вершины Арарата. Рослый и тяжелый барс шел легко и мягко. Первые лучи солнца играли на гладкой, блестящей оранжевой шкуре, по которой были густо рассыпаны глянцевито-черные пятна. Пятна придавали зверю особую красоту и в то же время делали его невидимым на фоне таких же пестрых горных склонов. Стройное и гибкое тело передвигалось так легко и быстро, словно это был какой-то, сказочный огненный дракон, скользящий меж камней.

Вытянув тонкий и длинный хвост и мягко мурлыча, барс вышел на выступ горы и посмотрел вниз, где вчера утром завтракал. Там ли остатки его охотничьей добычи, целы ли они?

Но от козла остались одни только косточки. Увидев это, хищник разъярился, гневно ударил хвостом о землю и взревел громко и гневно: “Уахх, уахх, уахх!…”

Лениво, нехотя, он подошел к полузакрытым снегом объедкам мяса и костям, но едва протянул к ним лапу, как из-под снега выскочила какая-то железка. Громко лязгнув, она так впилась острыми когтями в лапу барса, так зажала ее, что зверь взвыл от боли. Стараясь освободиться, он дернул лапу, но боль только усилилась, тиски сжимались.

Барс пришел в ярость. Со всей силой ударив железкой о камень, он сломал ее и, освободившись, налитыми кровью глазами посмотрел вокруг, словно разыскивая своего врага.

А внизу безмятежно спал все еще хмельной и потому совершенно беззаботный медведь.

Так вот он!

Барс приник к скале и сжался в комок, уподобясь стальной готовой развернуться пружине.

Бедный мишка! Сквозь туман, стоявший в его голове, он услышал зловещий рев врага, поглядел на барса мутными глазами и, будь у него руки, вероятно, махнул бы ими - чего, мол, ты вяжешься? Бездумно отвернувшись, медведь снова задремал и вдруг почувствовал, как что-то тяжелое навалилось ему на спину, а острые когти вонзились в шею, в бока…

От неожиданности и боли медведь взревел, и это был тот самый рев, который всполошил ребят, заставил их в панике выбежать из пещеры.

Сейчас на их глазах разыгрывалась ужасная схватка между двумя дикими зверями, один из которых был одарен большой силой, а другой - большой ловкостью.

Бешено кружась на месте, мишка пытался сбросить со своей спины и в клочки разорвать “наездника”. Но - тщетно. Барс обладал вековым опытом своих предков, их мстительностью, злобностью, кровожадностью… Клыками и передними лапами он вцепился в загривок противника, а острыми, как ножи, ногтями задних лап разрывал ему бока.

Ревя от боли, медведь с барсом на спине ринулся к нижнему краю скал, окружающих ущелье, но, добежав, остановился: скалы обрывались в пропасть.

Он вернулся назад, перекувыркнулся в снегу, покрывавшем Виноградный сад, и наконец подмял барса под себя.

Тогда злобный враг изменил свою тактику и прибег к более страшным средствам. Обхватив медведя снизу, он клыками вонзился в его морду, а когтями в шею и снова пустил в ход острые “ланцеты” своих задних лап. Ими он мгновенно вспорол мишке брюхо, в лоскуты изорвал шкуру.