О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский

моцартианский…

13 сентября

Знакомство с телевизионщиками – Анисимом Гиммервертом и Лёней Сандлером. И тут же был организован Клуб поклонников Щекастика. Светские беседы о культуре и искусстве. Но не только: ещё футбол.

17 сентября

И как сказался насыщенный отдых? Взвесились: я – 73 кг, Ще – 72. И прощание с Софрино с некоторой печалью, разбавленной вермутом. 18-го вернулись в Москву.

20 сентября

Сели в поезд и отправились в Ленинград, вторая часть отпуска.

21 сентября

Гостиница «Турист», и, увы – порознь, без комфорта. Пришлось поднимать настроение плотным обедом.

…После мясного блюда «Зюйд» и 100 граммов водки мы почувствовали себя тепло и комфортно и продолжили знакомство с Ленинградом. От Исаакия до бывшей Сенатской площади и до творения Фальконе рукой подать.

В неколебимой вышине,

Над возмущённою Невою

Стоит с простёртою рукою

Кумир на бронзовом коне…

Нет слов, хорош и изваянный конь, и Пётр I на нём, но всё же именно гений Пушкина возвысил памятник до высот трагедийной символики. Люди – тщета, былинки, молекулы. Маленький ничтожный Евгений и миллионы с ним предназначены злым роком истории погибнуть на «мшистых, топких берегах», чтобы восславить, вознести высоко в небеса Медного всадника. Ибо только медным всадникам дано право творить историю, только их деянья восхищают и ужасают потомков, только медным всадникам удаётся выскочить из рамок времён, и поэтому их тяжёлый топот так явственно слышен в последующих эпохах. Вот почему так страшен и ненавистен медный властелин милому и доверчивому Евгению.

Вскипела кровь. Он мрачен стал

Пред горделивым истуканом

И, зубы стиснув, пальцы сжав,

Как обуянный силой чёрной,

«Добро, строитель чудотворный! –

Шепнул он, злобно задрожав, –

Ужо тебе!..»

21 сентября

Следующий объект осмотра – Петропавловская крепость, детище архитектора Трезини. Ще с фотоаппаратом всё осмотрела и облазила, забралась даже на стену. Потом решила сфотографировать меня поэффектнее у Петропавловского собора, присела и тут же упала на брусчатку, сражённая наповал. Был полдень и время сигнальных выстрелов из орудий. Это так напугало Ще, что она заспешила прочь из страшной крепости…

К вечеру на город набежал туман. Это о нём Маяковский с присущей ему резкостью писал:

В ушах обрывки тёплого бала,

а с севера – снега седей –

туман, с кровожадным лицом каннибала,

жевал невкусных людей.

«Невкусные люди». В этом что-то есть. Ленинградцы в массе отличаются от москвичей. Во-первых, они хуже и как-то провинциальнее одеты, а женщины, молодые и старые, страсть как обожают шляпы самых немыслимых фасонов. Во-вторых, лица людей, как правило, невыразительные, бледные, с синевой под глазами, возможно, что это из-за климата. Ещё Александр Блок писал:

Серые прохожие усердно проносили

Груз вчерашних сплетен, усталых стёртых лиц.

Ну и конечно, имперские замашки: «Отсель грозить мы будем шведу…»

22 сентября

Петергоф. Увы, ансамбль фонтанов не работал. Венеры и Аполлоны явно скучали… Обратно на «Метеоре», Михайловский замок. Ну, и как без Пушкина:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой её гранит…

23 сентября

Домик Пушкина, «Погребок» на ул. Гоголя, Петропавловская крепость (с XVIII века политическая тюрьма, со зловещим Алексеевским равелином. А какие сидельцы: Радищев, Чернышевский, Писарев, Бауман, Максим Горький…). Из крепости двинулись дальше – Кировский проспект, Лавра…

24 сентября

Поучаствовали в экскурсии «Архитектура XVIII–XIX веков», вечером гуляли по Невскому проспекту. Ленинград, нет, Санкт-Петербург, воспетый многими в стихах, в том числе и Николаем Агнивцевым (в Берлине в 1923 году в изд. Ладыжникова вышла тоненькая книжечка «Блистательный Санкт-Петербургъ» – буквально гимн городу. «Как бьётся сердце!»).

Передо мной взлетают дали

Санкт-Петербургских перспектив!..

25 сентября

Поездка в Павловск. Молодая Анна Ахматова писала в 1915-м:

Всё мне видится Павловск холмистый,

Круглый луг, неживая вода,

Самый томный и самый тенистый,

Ведь его не забыть никогда…

Нам страшно повезло в Павловске не только с погодой, но и с тем, что был не туристский сезон. Порой мы проходили с полчаса и не встречали ни души. Может быть, так вот одиноко гуляла Анна Ахматова, коли писала о том, что «бродит ветер, безлюдию рад». А те, кто нам попадались, судя по всему, не испытывали никакой благодати красот Павловска. Для них кентавры на мостике были всего лишь конями, а нагие Аполлоны бесстыжими дядьками. В основном туристы дули пиво, не отходя от автобусной остановки. А мы с Ще ходили и ходили по аллеям Павловского парка.

Казалось, что по мощёной дороге, обрамлённой белоствольными часовыми, за которыми темнел ельник, только что прокатилась кавалькада карет. На заднике колясок примостились слуги в камзолах и париках. Они молча оберегали покой своих высоких господ. А за занавесками карет билась, как голубая жилка, неведомая народу, скрытая от его грубых глаз, жизнь избранных. Балы, интриги, флирт… И князь Павел, согласно стихам Николая Агнивцева, приникал к коленям какой-нибудь статс-дамы.

Это было в придворной карете

С князем Павлом в былые года…

Это было при Елизавете

И не будет уж вновь – никогда!

26 сентября

В залах Эрмитажа мы пробыли не более трёх часов. Больше не выдержали: от насыщенной концентрации прекрасного заломило затылок… Залы, лоджии, будуары… «И как они только находили друг друга в этих квартирах?» – сокрушалась добрая жительница Воронежа, с которой мы познакомились на ступеньках Эрмитажа в очереди. Под стать ей был и молоденький лейтенантик в хрустящей форме. Стоя у картин средневековых мастеров, он допытывал свою подругу: «А ты не знаешь, почему людям всё крылья приделывают?» И вообще, кто такие эти ангелы?!.

И всё. В 16.35 экспрессом покинули Ленинград.

5 октября (Москва)

Последним развлечением отпуска было посещение новейшего концертного зала в гостинице «Россия». Сам зал удобный и приятный, хотя и гигантских размеров. Всё остальное – словно эхо Зимнего дворца – ярко, аляповато, эдакая псевдороскошь. Красивый красный Версаль. А смотрели мы чехословацкую эстраду. Прима Гелена Вондрачкова маршировала, ходила, сказала, пела, пританцовывала и даже изображала некий ведьмический экстаз в мини-платье из серебристых блёсток наподобие рыбьей чешуи. Всё это очень отличалось от нашей эстрады с оренбургскими платками, тонкими колосками и о том, что река Волга течёт долго…

Ещё удалось в