Спальня, в которой ты есть - Эмма Марс

Как случилось, что мы, соединявшие наши тела по нескольку раз в день, так отдалились друг от друга за последние недели? Наша долгая ночь в Мальмезоне, казалось, была так давно…

Прогнав воспоминания, я спросила:

– Даже вместе с Дэвидом Гарчи ты ничего не пробовал посмотреть?

– Я довольствовался тем, что дал ему доступ к центру видеонаблюдения. Он сказал, что ничего особенного там не увидел.

А ведь я помню, как был взбудоражен юный художник в вечер празднования нашего новоселья, когда решил показать мне это секретное место. Я спрашивала себя, что произошло с ним и его творениями после набега капитана Лешера и его подручных в галерею Соважа?

Адвокат, взявший наконец инициативу в свои руки, обратился к Луи с серьезным, почти торжественным выражением лица:

– Вопрос, который я хочу задать, очень важен: считаете ли вы, что Дэвид знал об этом центре видеонаблюдения? Догадывался ли он, что его снимали?

– Не думаю. Когда мы были детьми, то жили в другом доме, в особняке Дюшенуа. Нам запрещали заходить в Особняк Мадемуазель Марс. За десять лет мы бывали там, наверное, два раза, всегда под контролем отца. Я узнал, что находится в подвале, только тогда, когда получил наследство, примерно через год после смерти родителей. И в те редкие моменты, когда я все же спускался туда, Дэвид меня не сопровождал.

– С тех пор как вы узнали о видеонаблюдении, вы ему об этом никогда ничего не рассказывали?

– Нет.

– Он тоже молчал?

– Да.

Луи был категоричен.

Оставался еще один след – Арман. Если старый дворецкий пользовался доверием Андре, можно предположить, что он бы поделился с ним своими переживаниями, касающимися Дэвида. Но эта гипотеза мне показалась маловероятной.

Что касается Луи, несмотря на его речи, которыми он всячески пытался минимизировать собственную причастность к этому делу, я подозревала, что он использовал пульт управления и свои электронные «глаза» по меньшей мере какое-то время. Когда выслеживал меня. Благодаря камерам он проник в самые сокровенные уголки моей жизни лучше, чем кто бы то ни был, и смог составить анонимные записки, где раздевал меня самым непристойным образом. «Но ведь не это заставляло мое сердце биться чаще?» – прочитал Луи по моим губам с едва заметным вздохом.

Но если не он, кто тогда присоединил камеры, установленные в «Отеле де Шарм» к системе видеонаблюдения? Кто избрал Дэвида объектом своего больного любопытства? Кто взял на себя риск – просчитанный риск – сохранить эти видеозаписи на жестком диске?

– Почему ты их сохранил? – наконец рискнула я спросить, разрываясь между вопросами и желанием, которое обуревало меня.

– Прости?

– Система видеонаблюдения. Ты мог бы все стереть. Почему ты сохранил записи?

Нервное сжатие челюстей выдало его раздражение. Он крутил в руках серебристый набалдашник трости, словно выписывая им магический пас, – превратись эта трость в волшебную палочку, она заставила бы всех нас исчезнуть.

О, мой Луи… Ты никогда не был так прекрасен, как сейчас, когда твое лицо приняло выражение обманутого дурака. Ты никогда не волновал меня так, как сейчас, когда ты в отчаянии. Я бы отдала все, чтобы спасти тебя.

Но мой вопрос, как вижу, задел тебя, хотя и был вполне справедлив. Ты хотел бы меня послушную, страстную, безотказную. Ты еще не понимаешь, что за моими уколами скрывается желание любить тебя всего: вместе со всеми твоими интригами и самыми темными сторонами души.

– Не знаю… Я подумал, вдруг они еще пригодятся.

– Что ж, так и оказалось, – заключил Зерки, желая развеять атмосферу натянутости. – С этими видеоматериалами у нас есть все что нужно, чтобы противостоять вашему оппоненту.

Тем не менее, как и Маршадо до него, адвокат Луи умерил пыл:

– И все же я призываю вас не терять бдительность и быть осторожным. Если вы хотите, чтобы эти доказательства имели вес, необходимо сохранять полную конфиденциальность документов до момента обжалования дела Делакруа в суде.

Он бросил на нас грозный взгляд, каким профессор одаривает нерадивых студентов.

Я слушала его напыщенную речь, как послушный ребенок, и не торопилась делиться некоторыми результатами расследования, которое вела с Маршадо. В конце, когда все, казалось, были заняты обдумыванием слов адвоката, я вскользь заметила:

– У нас есть еще одно преимущество перед Дэвидом.

– Какое? – удивился Зерки.

– Блог…

– То есть?

– Он думает, что одурачил меня и что я заодно с Луи.

– Если мы не сможем доказать, что Дэвид лично управлял камерами… нам это ничем не поможет.

– Именно. Но у меня, думаю, есть способ его обличить.

В нескольких простых фразах я рассказала о занятиях Фреда и Фрэнки, моих информационных ангелов-хранителей, и о пределах, до которых мы втроем дошли.

– Если я правильно вас понял, – вновь заговорил адвокат, – единственный способ доказать причастность Дэвида – это взломать пароль и получить доступ к данным его компьютера?

– Да.

– А нельзя это сделать дистанционно? – поинтересовалась Соня.

Луи все более нетерпеливо крутил в руках трость с набалдашником в виде головы орла, едва не роняя ее на пол. Он уже не пытался скрыть раздражение, а лишь сдерживал его. И чем больше его накапливалось, тем сильнее оно выливалось наружу и создавало между нами непреодолимую дистанцию. Я бы хотела заполнить эту пропасть поцелуем. Тысячами поцелуев.

Когда все кому не лень копаются в грязном белье твоей семьи, естественно, это нелегко. Может быть, Луи больно смотреть на меня, одетую в платье Авроры, в котором я, наверное, напоминаю ему бледную тень его исчезнувшей любви.

Или же после стольких лет ожидания, когда он уже был готов идти на попятную, его начала тяготить неизбежность решающего столкновения с братом, который все это время отравлял его жизнь?

– Если верить нашему славному Фрэнки, компьютер Дэвида защищен фаерволами всех видов. Получить доступ к его данным на расстоянии невозможно.

– Так что же нам делать?

– Позволять ему думать, что он обвел нас вокруг пальца. И залезть в компьютер, пока Дэвида не будет дома.

– Еще один взлом и нарушение неприкосновенности жилища, – вздохнул Зерки.

– Ничего я не собираюсь взламывать. У меня тоже есть ключи.

Но выражение ребяческого триумфа на моем лице не убедило и не успокоило Луи. Он резко встал, мимоходом задев и чуть не опрокинув стол, и прохрипел в ответ:

– Я запрещаю тебе!

– Запрещаешь? – заупрямилась я, залившись краской.

– Ты меня прекрасно поняла. Это даже не обсуждается, ты не должна иметь никаких дел с Дэвидом!

А еще я не рассказывала Луи о нашем ужине с его братом и сообщнических отношениях, которые мы так быстро возобновили.