Сквозь слезы. Русская эмоциональная культура - Константин Анатольевич Богданов

– все еще недопустимы для комсомолки (более того, Лелька на этом собрании была принята в члены партии), поэтому Лелька уходит рыдать за кулисы. Две мотивировки – рыдание от счастья из‐за приема в партию – и от паров бензина – не аннигилируют, а словно дополняют друг друга, актуализируя еще один семиотический вектор интерпретации: слезы как результат химического (включая галлюциногенное) воздействия на организм815. Как ни парадоксально, известная в литературе «пьяная слеза» («пьяные слезы»)816 – явление того же уровня.

Однако «Слеза комсомолки» – это прежде всего коктейль, то есть алкогольный напиток, полученный в результате смешения различных алкогольных компонентов. Конечно, вышеупомянутая семантика, связанная с вопросом возможности демонстративного проявления чувств комсомолкой или членом ВКП(б), обогащается тут многоаспектной алкогольно-жидкостной метафорикой, восходящей к устойчивым языковым выражениям, уподобляющим алкогольные напитки слезам («прозрачный как слеза», «чистый как слеза», «горький как слеза» и т. п.)817.

Каков состав этого коктейля? В отличие, к примеру, от «Сучьего потроха» с несуществующим шампунем «Садко – богатый гость», «резолью для очистки волос от перхоти», клеем БФ, тормозной жидкостью и дезинсекталем818, «Слеза комсомолки» представляет собой смесь парфюмерии. Как пишет А. Плуцер-Сарно:

Лосьон для лица «Лаванда» содержит витамин С, натуральное лавандовое масло и 35% спирта. «Очищает кожу, обладает антисептическими свойствами, придает коже здоровый свежий вид». (Инструкция по применению.) «Вербена» – недорогой одеколон. «Лесная вода» – не одеколон, а «лосьон для лица с витамином С». Содержание спирта – 31–35% (а в советских одеколонах спирта около 70%). Это один из трех-четырех самых употребительных в качестве напитков лосьонов. <…> Употребление лака для ногтей как сырья для получения спиртосодержащего напитка не зафиксировано. Существовали различные зубные эликсиры («Мятный», «Экстра», «Роса» и др.), которые широко использовались в качестве напитков. Эликсир представляет собой лечебно-профилактический спиртовой раствор для полоскания полости рта. Разные эликсиры содержат спирта от 20 до 30%. При изготовлении подобной смеси образовалось бы 363 гр. коктейля, с содержанием спирта около 30%. Однако подобные смеси никогда не употреблялись из‐за ядовитости и дороговизны лака для ногтей819.

То, что «Лесная вода» – это именно лосьон, подтверждал и сам Вен. Ерофеев в автокомментарии820.

Фантастичность коктейлей, упоминаемых в поэме, бросается в глаза – и тем не менее как Веничка, так и сам Вен. Ерофеев неоднократно настаивали на необходимости строжайшего соблюдения рецептуры. C одной стороны, в тексте «Москва – Петушки» – целое отступление, посвященное «неверности и преступности» попыток помешивать коктейль повиликой вместо жимолости. Казалось бы, перед нами reductio ad absurdum с целью усилить авторскую иронию. Но аналогичный фрагмент мы встречаем и в письме Вен. Ерофеева венгерской переводчице поэмы Эржебет Вари, в котором он указывает на недопустимость искажений в ингредиентах другого коктейля:

И еще о рецептах: YMCA-PRESS произвольно исказило рецепт «Сучьего потроха». Никакого «средства от потливости ног» в нем нет. А есть (между резолью и дезинсекталем): тормозная жидкость – 25 г, клей БФ – 8 грамм. Ошибаться в рецептах, в самом деле, нельзя821.

Судя по всему, здесь реализуется тот же дискурс, в основе которого лежат новые для того времени идеи Ю. Лотмана, сформулированные в «Лекциях по структуральной поэтике» (1964), о том, что художественное произведение – это одновременно и система знаков, и целостный, уникальный знак, состоящий из элементов, которые – все без исключения – являются значимыми, равно как и значимым является отказ от ожидаемого элемента. Таким образом, коктейль становится текстом-знаком, а его ингредиенты – элементами текста, смысловая ценность каждого из которых уникальна и неповторима в его конкретном расположении и во взаимодействии с другими элементами.

Кроме этого, нарочитая ядовитость коктейлей неоднократно осмыслялась исследователями как предсмертное творчество. Так, например, С. Шнитман-МакМиллин указывает на ассоциацию «Ханаанского бальзама» со смысловой цепочкой: «Ханаан – Господь – смерть», а «Сучий потрох» называет «мистическим коктейлем последнего дня»822. В этом контексте слеза приобретает новое значение: она превращается в мистическую, благочестивую слезу, которая в средневековых проповеднических текстах и в христианской поэзии фигурирует как неотъемлемая часть религиозного дискурса. Благочестивые слезы становятся проводником, посредником между человеческим и божественным, помогая преодолевать границу между земным и небесным царствами823. Одновременно актуализируется и ставшее почти языковым сравнение слез с вином (отсюда – «пить слезы»). Это сравнение – одно из самых древних в мировой литературе, оно восходит к древнему ханаанскому сюжету из угаритской «Песни о Баале», когда Анат, узнав о похищении своего брата и любовника, плачет и при этом «пьет слезы, как вино»824.

В мировой литературе мотив впоследствии обогатился любовной семантикой: возлюбленный либо пьет слезы счастья возлюбленной, в результате чего счастье оказывается разделенным на двоих, либо утешает ее таким же образом. См., например:

…он стал жаловаться на предстоящую жестокую разлуку в выражениях столь страстных, что Эмилия тоже невольно поддалась его отчаянию. В промежутках между судорожными рыданиями Валанкур целовал ее и пил слезы, катившиеся по ее щекам (Анна Радклиф. Удольфские тайны).

Таким образом, семантика «Слезы комсомолки» оказывается двунаправленной: с одной стороны, пьющий ее приобщается к редкому случаю проявления женского (человеческого) начала у политически твердой девушки, а с другой – причащается счастью любви. И то и другое – шаг к небесам.

Наконец, возможно, что название «Ханаанский бальзам» отсылает и к «Балладе о преступной мягкости» Е. Евтушенко (1968), которая была написана всего годом раньше начала работы Вен. Ерофеева над поэмой. В центре баллады – Михаил Светлов, а сама баллада обыгрывает мотивы и размер его «Гренады». При этом в тексте Евтушенко имеется такая отсылка, понятная лишь посвященным и также связанная со слезой:

И круто и крупно,

светя вдалеке,

скатилась «преступно»

слеза по щеке.

И, мягкостью ранящ,

слезу свою стер

Семен Ханааныч —

мудрец и актер.

Семен Ханааныч – это актер Семен Ханаанович Гушанский, один из близких друзей Светлова, оставивший воспоминания о нем. Если этот претекст в поэме Вен. Ерофеева действительно присутствует, то «Ханаанский бальзам» и «Слеза комсомолки» оказываются не только в едином контексте «семиотических коктейлей», но и объединенными во внутреннюю малую парадигму внутри более широкой.

Людмила Кастлер

ТЕАТРАЛЬНЫЕ СЛЕЗЫ: ОТ ЧЕХОВА ДО ПЕТРУШЕВСКОЙ

– Только я, очарованный зритель,

Глубоко потрясенный до слёз,

Брошу к черту родную обитель

И коня оседлаю всерьез.

[…]

– В добрый путь! Мы смеяться не станем.