Почетный караул - Джеймс Коззенс

Лейтенант Турк скорчила недовольную гримасу и, покачав головой, метнула на лейтенанта Липпу многозначительный взгляд. Лицо у капитана Бертон стало еще краснее, чем прежде. Она смахнула хлебную крошку с натянутой на полной груди безукоризненно чистой рубашки цвета хаки.

— Это верно, некоторые мужчины при первой же возможности ведут себя по-скотски. Девушки должны об этом знать и стараться не давать — ни своим видом, ни поведением — повода и возможности для ухаживаний. Я думаю, что напрасно Уистер относится к этому так легко, с шуточками. Ведь она должна думать не только о своей репутации, но и о репутации женской вспомогательной службы в целом. К тому же она офицер — это налагает на нее дополнительную ответственность, она должна задавать тон, чтобы на нее могли равняться девушки рядового и сержантского состава. Я не хочу сказать, что в данном случае лейтенант Уистер сама виновата. Но думаю, что она может, если захочет, дать понять полковнику — и вообще любому мужчине, — что никаких вольностей не допустит. — Капитан Бертон совсем расстроилась. — Тут главное, чтобы твое поведение не стало темой для пересудов. — Она печально замолчала и отрезала кусочек ветчины на тарелке.

Лейтенант Турк переложила сигарету в левую руку, потом, нахмурившись, взглянула на Липпу и поднесла палец правой руки к губам.

Склонившись над тарелкой и сосредоточенно работая ножом и вилкой, капитан Бертон сказала:

— Уверена, что вы обе поймете меня правильно; советую быть особенно осторожными и не давать поводов для превратного толкования ваших действий. Выходные вы обычно проводите в городе, в «Олеандровой башне». Вполне естественно, что девушки приглашают знакомых мужчин, предлагают им выпить, если есть отдельная гостиная. Только самый последний ханжа может увидеть в этом что-то предосудительное. Я, во всяком случае, ничего дурного здесь не вижу. И все же надеюсь, что вы будете соблюдать осторожность: не засиживаться слишком поздно и много не пить — ну, вы понимаете, если поднимется шум и вас будет слышно в коридоре, сразу же пойдут разговоры.

— А нас что, бывает слышно в коридоре? — спросила лейтенант Липпа лейтенанта Турк.

— Один раз, может, и было, — сказала лейтенант Турк. — Когда тот англичанин — ну помнишь, командир эскадрильи — начал петь. Мы его, кстати, и не приглашали. Понятия не имею, откуда он взялся. Просто проходил мимо, видит, дверь открыта, и зашел.

— Все же надеюсь, что вы будете вести себя более осмотрительно…

Лейтенант Турк оборвала ее на полуслове.

— Капитан Бертон, это лейтенант Эдселл из отдела нестандартных проектов.

Эдселл подошел к их столу и с самоуверенным и развязным видом, который всегда раздражал Турк, остановился за спиной у лейтенанта Липпы.

— Привет, — сказал он. — Доброе утро, мэм, — он небрежно поклонился капитану Бертон. — Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

— Конечно, нет. Пожалуйста, — смущенно ответила капитан Бертон.

По растерянности, мелькнувшей на лице капитана Бертон, лейтенант Турк догадалась, что до нее дошли слухи насчет Липпы. Местные сплетницы не преминули — разумеется, из самых лучших побуждений — просветить начальника штаба насчет того любопытного обстоятельства, что Мэри встречается с неким офицером. Капитан Бертон долгое время делала вид, что не понимает намеков, решившись раз и навсегда не верить сплетням о самой образцовой из своих подчиненных и, возможно, лучшей из командиров рот; но теперь она почувствовала себя обманутой. Взгляд, брошенный в сторону лейтенанта Эдселла, доказывал, что предостережение, сделанное капитаном Бертон, относилось именно к тому, о чем подумала про себя лейтенант Турк. И при этом Бертон все еще надеялась, что Мэри опровергнет ее подозрения.

Лейтенант Липпа небрежно пододвинула стул для Эдселла.

— Привет, Джим, — сказала она.

Этого было вполне достаточно. Последние надежды капитана Бертон рухнули. Интонация, с которой Липпа приветствовала Эдселла, выдала ее с головой. На милом курносом ясноглазом лице вдруг появилось очаровательное застенчивое выражение, красноречиво свидетельствующее о том, что ее охватило смущение и она не в силах его побороть. Она вся преобразилась. Каждая женщина, даже капитан Бертон, старавшаяся по возможности не замечать того, что творится вокруг, должна была догадаться, что происходит сейчас в душе лейтенанта Липпы. Чувствовалось, что сердце у нее трепещет от радости и замирает от страха. Разве можно было не понять, что ее одолевают сомнения, свойственные всем влюбленным, и гнетет страх, что худшие опасения ее подтвердятся. Она не смела взглянуть на Эдселла и, замерев, напряженно ждала ответа. Этот трепет, страх и терзания подруги не укрылись, разумеется, и от лейтенанта Турк — помимо беспокойства о том, что подумает капитан Бертон, она почувствовала обиду за все те унижения, которые приходится терпеть женщинам в этом мире.

— А я думала, что вы на гауптвахте, лейтенант, — сказала она намеренно бодрым голосом.

Турк взглянула на Эдселла — у того были довольно правильные черты лица, но самодовольство, постоянно светившееся в его глазах, раздражало и отталкивало ее. Дерзко торчащий подбородок придавал лейтенанту Эдселлу вызывающий вид, словно он только что победил в трудном поединке и теперь ищет, с кем бы сразиться вновь.

Лейтенант Эдселл дружески улыбнулся — всякое нелюбезное, критическое или саркастическое замечание он всегда истолковывал в свою пользу и воспринимал как комплимент. Но он тут же мог с копьем наперевес перейти в атаку и обменяться ударами с соперником.

— А кто вам об этом сказал? — бесцеремонно спросил он. — Нат Хикс?

Удар попал в цель, и вряд ли он был нанесен наугад. Вне всякого сомнения, долгий опыт словесных перепалок приучил лейтенанта Эдселла заранее собирать сведения о вероятном противнике: неожиданная осведомленность, как правило, обескураживает врага. Он знал, куда целить, все тот же опыт научил его наносить молниеносный точный удар, как только он видел брешь в обороне. Эдселл так радовался каждому удачному удару, что даже не испытывал злорадства и с удовольствием наблюдал, какую он вызовет реакцию. Независимо от того, слышал ли он в ответ стоны поверженного противника, или же тот делал вид, что удар не достиг цели, Эдселл неизменно чувствовал удовлетворение.

Теперь вот из-за собственного безрассудства (а кто еще мог ей это сказать?) лейтенант Турк невольно подтвердила сплетни о том, что она «часто видится» с капитаном Хиксом и что все в отделе нестандартных проектов об этом знают и судачат на их счет.

— Ну, слухами земля полнится, — холодно сказала она.

— Уж это точно, — сказал лейтенант Эдселл. — Впрочем, не теряйте надежды. Может, я еще и попаду сегодня под арест. День только начался — всякое может случиться. Я вчера задал жару начальству — посмотрим, как они это слопают.

— О Господи, — сказала лейтенант Липпа. — Что ты на этот раз выкинул?

Турк с удовольствием поколотила бы Мэри — такой у той был нежный, заботливый тон и идиотский обожающий взгляд, но мешал разделявший их стол, поэтому она лишь сказала:

— Он испортил настроение старому бедному полковнику Моубри, а теперь полковник Моубри в свою очередь хочет испортить настроение ему, ну разве это справедливо?

— Этот старый болван? — сказал лейтенант Эдселл. — Пусть только попробует! Впрочем, вполне безобидный старикашка. Разве что донельзя глупый.

Лейтенант Турк заметила, что капитан Бертон становилась все мрачнее и мрачнее — огорчения сыпались на нее одно за другим; ее явно коробило и от выражений, которые употреблял Эдселл, и от презрительного отзыва о старшем офицере, начальнике штаба генерала Била.

Лейтенант Эдселл, не обращая на это ни малейшего внимания, продолжал в том же духе:

— Не знаю, слышали ли вы о вчерашней истории, но мне кажется, нам удалось заставить их отступить. Вы знаете, что на этой неделе к нам прилетела группа цветных летчиков для участия в новом проекте. Разумеется, наши недобитые конфедераты и прочая шушера из белых, вроде выпускников Вест-Пойнта, не на шутку всполошились. Еще бы — если так дальше пойдет, негров признают за людей. Такого ни в коем случае нельзя допустить! Поэтому они решили дать бой и подтвердить превосходство Белого Человека. Думаю, они крепко выпили — вполне в их духе. Позапрошлой ночью они собрали толпу побольше — ведь когда их двадцать или тридцать против одного, эти храбрецы никого не боятся; а как только цветные офицеры, экипаж среднего бомбардировщика, приземлились, те набросились на них прямо около командно-диспетчерского пункта базы. Конечно, дело замяли, но мне кажется, конфедератам тоже досталось, раз они предпочитают помалкивать. Я случайно узнал, что один из чернокожих пилотов до сих пор в госпитале. С этого вся заварушка и началась.