До первого снега - Алиса Гордеева

или гнев?

Быть счастливой легко! У счастья есть только один недостаток — оно скоротечно.

Стук в дверь.

Громкий.

Дребезжащий.

Он раздаётся слишком внезапно.

Вжимаюсь в Вика от безотчётной тревоги внутри, хоть и понимаю, что нас просто нашли. А ещё, что на этом всё…

Правда времени на раздумья нежданный гость нам не оставляет.

— Виктор! Рита! Вы здесь? — голос Анхеля глухим басом сотрясает пространство вокруг.

Вик с сожалением улыбается и, напоследок скользнув по моим губам своими, пересаживает меня на диван.

— Тебе стоит одеться, — ухмыляется, жадно осматривая меня с ног до головы, а я только сейчас вспоминаю, что всё это время шаталась по хижине в безразмерной футболке с чужого плеча. — Вот, возьми мою толстовку. Она высохла. Да и капюшон пригодится.

Выхватываю кофту из рук парня и суетливо надеваю на себя.

— Фу, — тяну, вытягивая перед собой джинсы. Они все такие же грязные и сырые!

— Эй, есть кто? Ребята, вы там? — не унимается Анхель, продолжая тарабанить.

— Моей толстовки хватит, Рита! — с улыбкой до ушей Вик подходит ближе и бесцеремонно выдирает штанины из моих рук. — Она же тебе почти до колена!

— Ты в своём уме? Что подумает дед? — держусь за мокрую ткань, как за спасательный круг.

— Даже говорить не буду, что он подумает, если прямо сейчас не откроем? — хохочет Сальваторе, вгоняя в меня в краску.

— Господи, Вик! Так чего ты стоишь? Открывай! Быстрее!

— То-то же! — произносит парень в такт грохоту за дверью и проводит ладонью по лысой черепушке.

— Вот же чёрт! — пищу, руками закрывая рот. — Мы же лысые, Вик!

— Ага, — продолжает заливаться Сальваторе. — Мы круче Анхеля, детка! У него всего одна маленькая залысина по центру.

— Вик! — не понимаю, как парню хватает смелости веселиться. — Он же с ума сойдёт!

Сальваторе, разминая шею, решительно идёт на стук, а я, позабыв про джинсы, бегу следом.

— Мы можем ему не говорить, — пожимает плечами Вик.

— Да тут говори — не говори, отсутствие на голове волос не заметить сложно! — сокрушаюсь, коря себя за импульсивный поступок.

— Натяни капюшон, — командует Вик, внезапно оглянувшись, и я выполняю. Он опять так близко, что теряюсь в пространстве. — А сейчас выбирай, — шепчет, губами касаясь лба, — всеобщая жалость или его гнев? Только быстро, Рита!

— Что ты задумал, Сальваторе?

Одной рукой Вик касается замка на двери, второй — сжимает мою ладонь.

— Ну же? — поторапливает меня. — Говорим правду или выдумываем легенду? В первом случае прямо отсюда ты едешь в полицейский участок и даёшь показания. Во втором — домой и выслушиваешь нотации деда, а с Сильвией я сам разберусь. Решай, Морено! Здесь и сейчас!

— Я выбираю тебя, — возвращаю Сальваторе его же слова. — А жалость или гнев, неважно.

— Вик, открывай! — с той стороны двери раздаётся голос Гаспара. Обеспокоенный. Усталый. Боже, и он здесь!

— Я в любом случае буду рядом, — Вик сильнее сжимает мою ладонь и проворачивает замок.

— Гнев! — выдыхаю, стоит прохладному воздуху с улицы коснуться кожи.

— Я не сомневался!

* * *

— Ничего не понимаю, сын! — размахивает руками Гаспар, расхаживая широкими шагами вдоль дивана.

— Пап, ну что тут неясного, а? Рита просто заблудилась, в темноте провалилась в овраг, а мы с Марсом случайно её нашли.

Сложив руки на колени, мы с Виком как нашкодившие малыши, сидим рядышком на диване и отвечаем на одни и те же вопросы. Точнее, отвечает Сальваторе. Я лишь поддакиваю и силюсь не рассмеяться.

— Это всё понятно, Виктор! — вздыхает Гаспар, с дикой жалостью глядя в мою сторону. — Что с вашими волосами, дети?

— Повторяю, это обычная школьная традиция: закончил учёбу — сбрей волосы!

— Бред! — выдыхает Анхель, качая головой. Это первое, что он смог сказать за всё время, как вошёл в дом. Дед стоит напротив, спиной подпирая стену, и смотрит на нас совершенно потерянным взглядом.

— А вот и нет, — Вик нахально откидывается на спинку дивана. — Завтра сами увидите! Тревелин заполонится лысыми подростками!

— Я был о тебе лучшего мнения, — сипит Анхель и, оттолкнувшись от стены, грубо хватает меня за плечо. — Рита, домой поехали!

Он бесцеремонно поднимает меня с дивана и начинает выталкивать к выходу. Наверно, я впервые вижу разъярённого деда и, если честно, он немного меня пугает.

Вик следом поднимается с дивана и хочет меня догнать, но на его пути тут же вырастает фигура отца:

— Задержись, сын! Есть разговор!

Босыми ногами шлёпаю по деревянному полу, едва поспевая за стариком, но стоит тому открыть дверь, вспоминаю, что не одета.

— Анхель, погоди, мои кеды, — в прихожей, среди хлама и рыбацких сапог, хватаю джинсы и отыскиваю свои вымазанные в грязи кеды. На них нет живого места. Старик тоже это видит, на его лице проносится гримаса непередаваемой боли. Чувствую, он не верит ни единому слову Вика, вот только правду ему знать не стоит. Пусть лучше злится, чем корит себя за недогляд.

— Давай босиком, пикап во дворе, — сдавленно произносит и, ослабив хватку, первым выходит на улицу.

Дождь к утру перестал. Вдалеке за горами просыпается рассвет, тягучими молочно-алыми всполохами озаряя ясное небо. Воздух неимоверно свеж и до дрожи прохладен.

Ступаю по мокрой траве, что щекочет пятки. В руках грязные джинсы, свёрнутые в несколько раз, и кеды, которым уже ничего не поможет. На голове капюшон чёрной толстовки Сальваторе. Она на все сто пропитана им и сейчас помогает держаться. Окидываю взглядом ярко-бирюзовое озеро, отмечая про себя, что летом оно кажется нереально прекрасным, и бросаю последний взгляд на бревенчатый домик, что когда-то давно ассоциировался со ссорами и слезами. Всё прошло! Теперь всё иначе! Я словно прозрела и вижу всё вокруг совершенно в иных красках! Замираю, вбирая полной грудью последние моменты счастья, невольно касаясь кончиками пальцев своих губ. Что бы ни случилось завтра, эти несколько часов в домике у волшебного озера, навсегда останутся со мной.

— Рита! — торопит Анхель.