Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Вместо этого он попытался вообразить длинные, узкие, и извилистые улочки Дымного квартала. Всегда затянутые дымкой, с верёвками, ведущими от одного крыльца к другому. Вечерами сквозь эту дымку виднеются огни редких окон (ведь горючее для лампы стоит денег, и не у всех если лишние пару монет на такое излишество), и совсем уж единичные точки уличных фонарей. Все они светятся в половину, а то и в четверть накала, и ничего толком не освещают, зато могут служить своеобразными маяками в этом горчичном тумане.

Дымный квартал, каким он его запомнил. Или, вернее, вообразил, основываясь на воспоминаниях того мальчишки, каким он был в свои десять лет. На этих тёмных улочках обитало множество страхов, горестей и бед. А ещё — теней и призраков, которые жили с нынешними обитателями квартала рука об руку, иногда в виде старого дагерротипа в рамке на стене, пожелтевшей от времени иконы или дома, где никто не селился уже много лет.

И кошмаров, разумеется.

Особенно их. Ибо истинные кошмары не водятся под палящим солнцем у всех на виду. Они не могут бродить у стен города словно немые просители. Их обиталище — внутри городских стен, под покровом ночи, в облаке миазмов, выброшенном химическим заводом. Каждый новый запах, каждый шорох, каждое движение — всё кажется иным. Монстрам здесь хватает ума скрывать свою сущность. Десятки сгинувших в тумане могли бы подтвердить это.

Внезапно боль, ощущение хлещущих по коже песчинок, жар от горячего ветра, звуки лопастей — внезапно всё это перестало существовать. Не одновременно, не одномоментно. Звуки просто отошли на задний план, а затем исчезли вовсе. Им на смену пришли другие. И эти звуки были хорошо знакомы. Телобан мгновенно распознал треньканье натянутой бечевы. Ещё до того, как открыть глаза, он почувствовал, что стоит на твёрдой земле, а воздух вокруг… Что ж, это был воздух Дымного квартала. Плотный, тяжёлый, с привкусом угольной крошки.

Он оказался дома. И он вновь был самим собой. Но самое главное — он вновь стал хозяином положения.

ВНУТРИ ГОРОДА ВЕРВИЙ

Город Вервий.

Он вновь оказался в Дымном квартале.

Он был ДОМА.

Не просто дома: он знал каждый поворот соседних улочек. Знал, будут они подниматься или опускаться; какие на них стоят дома; какие лавки располагаются поблизости и как быстрее добраться из одной точки в другую. Он не просто многократно изучил каждый поворот, каждую впадину мостовой и каждый тупик, где пахло мочой и встречались трупы бродячих животных, он знал каждую нить, натянутую от одного порога к другому. Кому-то могло показаться, что это жутко неудобно — ходить между натянутых верёвок, но внутри Дымного квартала можно было перемещаться только так.

Даже годы, проведённые в Замке, не могли помешать старым привычкам: тому, как держать бечеву, чтобы не стиралась кожа на пальцах, как дышать не полной грудью, чтобы не наглотаться угольной пыли, или использовать метки на стенах домов, чтобы добраться из одной части квартала в другую. Это был особый, уникальный мир.

Туман вокруг был не слишком густым, но всё же достаточно плотным, чтобы нельзя было рассмотреть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На мгновение даже Телобан оторопел: переход был слишком резким и после завываний ветра и палящего солнца обрушившаяся внезапно тишина, заставляла растеряться.

Квартал был окутан горчичной дымкой. В тумане угадывались очертания домов, бечевы, натянутой неподалёку, одиноко стоящего фонарного столба.

Поразительно, сколько всего осталось в его памяти!

Он помнил все: запахи, звуки. Особенно звуки. Без них невозможно было выжить в Дымном квартале. Будучи ребёнком, он привык воспринимать и — главное — распознавать десятки различных звуков — от самых незначительных уличных шорохов до заводских гудков, разрывающих утреннюю тишину свирепым воем. Заводов, а также мелких и совсем крохотных мастерских в пределах Дымного квартала было столько, что половину рабочего времени они издавали гудки, звонки и трели — каждый свою. Эти звуки сопровождали выход на работу, перерыв на обед, затем — окончание смены и множество других временных интервалов. Все они происходили строго по времени, так что обитателям Дымного квартала не нужно было иметь при себе часы. Время здесь измерялось иначе: утро — выход на работу, поздний вечер — отход ко сну. Ночью, разумеется, в Городе вервий наступала тишина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

От старых привычек не просто отказаться. Находясь в пределах Дымного квартала, Телобан привык прислушиваться даже если ему ничего не угрожало. Конечно, нельзя было сказать, чтобы это умение сильно помогло ему в прошлом, ведь всё закончилось мешком на голове и последующим заточением в Замке, однако и из этого он умудрился извлечь урок.

Про здешних жителей говорили, что они «видят ушами». И это была правда, хотя и не до конца. Для того, что «видеть» таким образом требовался не только острый слух, но и умение отличать один звук от другого. А это Телобан освоил в совершенстве ещё в детстве, когда пытался подсчитать, сколько раз скрипнет на ветру вывеска соседней лавки или сколько капель воды упадёт с вечно подтекающего потолка. Однажды Телобан сосчитал стук капель дождя о жестяную крышу. В его ритме был некий порядок, и это помогало чувствовать, что мир вокруг такой же упорядоченный. Только сейчас он понял, что всю жизнь искал смысл в беспорядке и хаосе.

Однажды он услыхал сквозь перестук дождя некий звук…

Разум может подвести, поскольку картина мира — всего лишь головоломка, собранная из кусочков восприятия. Руки могут подвести; в решающий момент они начинают дрожать, и пальцы теряют хватку. Ноги слабеют. Желудок сдаёт. Глаза наполняются слезами. Такова природа человеческого тела. Оно несовершенно, хотя и является совершенным творением само по себе. О хрупкости человеческой жизни слагают стихи и пишут некрологи. И почти все они — правда.

В Дымном квартале редко выпадают осадки. Чаще всего это кислотные дожди и град неестественно серого цвета, который местные жители называют «мышиным помётом». На самом деле это спрессованные хлопья пепла. Если растереть такую градину между пальцами, может оказаться, что ты растираешь чьи-то останки, ведь городской крематорий, расположенный в пределах Города вервий, дымит днём и ночью.

В дни, когда шёл дождь или сыпал пепел, жители квартала предпочитали прятаться по домам. Как это обычно бывает, рациональный страх — оказаться под струями кислотного дождя, от которого жжёт кожу и выпадают волосы, порождал страх ирреальный. Такие места, как Дымный квартал, были благодатной почвой для процветания старых, а порой и появления новых страхов. Иногда эти страхи имели имя. А временами — ещё и совершенно конкретное, узнаваемое лицо.

Как ни странно, откуда-то из глубин сознания Телобана Ош вытянул образ того, что называлось Онукой. Тот звук, что, будучи ещё ребёнком Телобан услыхал сквозь шум дождя, принадлежал именно ему. Онуке. Это был скрежет, как будто кто-то тащил лист металла по каменной мостовой. И это был цокот, будто кто-то перемещается на металлических ногах-циркулях, переставляя их одну за другой словно механический солдат. Цок-цок-цок.

В мире, где Телобан оказался сейчас, туман неожиданно распахнулся, и из него показалось… НЕЧТО. Оно перемещалось на длинных ногах-ножницах. Тело существа было тонким, но совсем неизящным. Его верхнюю часть покрывали какие-то тряпки, намотанные в несколько слоёв, многие были связаны в узлы, с прорехами и торчащими лоскутами, и все до единой одинакового неопределённого цвета.

Онука.

Чудовище из кошмаров. Городская легенда утверждала, будто Онука был механической куклой, порождением окружающих фабрик, собранным из мусора и старой промасленной ветоши. Волосами ему служила жёсткая проволока, глазами — пара стекляшек, а вместо рук и ног были длинные лезвия, которыми он расправлялся с жертвами. Чаще всего Онука появляется во время дождя или в тёмное время суток и о его приближении оповещает звук ног-ножей, вонзающихся в камень мостовой: цок-цок-цок.