Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

– Слышу, Паш, слышу…

– Веришь же? Веришь?

– Конечно, верю…

– Любишь же? Скажи, что любишь.

– Люблю. Люблю, люблю, люблю… спроси.

– А свидания?

– Чёрт с ними! Спроси!

– Выйдешь за меня?

– Выйду, Паш. Самой счастливой буду. Самой! Пока ты дышишь…

Глава 32

Жизнь моя. Душа моя. Мой мир. Моё всё.

© Павел Куманов

– И что мы будем с этим делать? – поднимаю резиновый агрегат с прожилками вен с пола и помахиваю им на манер волшебной палочки. Ну прямо феечка.

– Предложения? – жеманничает моя будущая невеста и скромно опускает взгляд в пол.

Пиздец скромница, конечно. С её-то прикидом и явным намёком на анал.

– Ну-у-у… – протягиваю, пытаясь определиться, в каком из отверстий лично мне больше хочется оказаться. – Так сразу, наверное, не стоит.

– М-м-м… наверное… – соглашается, но разочарованные интонации в голосе уловить успеваю.

Сказать, как накрывает?

– Иди сюда, ведьма ты моя развратная, – рычу, подхватывая её под бёдра. – Хочешь, чтобы во все дырочки тебя отымел?

– Хочу… попробовать, – задвигает туманно, – но не знаю, понравится ли.

– Тогда сначала по классике, – принимаю волевое решение и несу её в комнату.

Кровать хочу. Комфорт. Мне, сука, тридцать семь, а не семнадцать, чтобы свою женщину у стены по-быстрому пялить. Да и… вся ночь впереди. Подмогу на девять утра уже вызвал, шикуем.

От одной мысли, что такой будет вся моя жизнь, качественно так ведёт ещё по пути до ложа любви. Любви, что б ей! Мог я ещё месяц назад такое вообразить? Точно нет. Фантазировал, врать не буду, хоть и тормозил себя, чтобы не ухать с головой в мир иллюзий и несбыточных надежд, а потом – хоба! – и у меня разом всё. Больше, чем мог позволить себе мечтать. Она, та самая, единственная, дочь, моя, нереальная, и… ещё шкет. Без разницы, на самом деле, мальчик или девочка. Просто по приколу подтравливать Линду, теряющуюся рядом с мелкими бубенцами.

Я в раю.

И станет только лучше.

– Как же я тебя люблю, – рычу, скулю, стону, всё разом, всё вперемешку. – До одури, маленькая, до смерти, всю жизнь на руках тебя буду носить, всю, ведьма моя сладкая, всю…

Устраиваю на кровати, окидываю её взглядом и так широко улыбаюсь, что скулы сводит.

А она краснеет, смущается своего одеяния, даже в образе Госпожи умудряется выглядеть очаровательной и милой. Ну что за женщина… ведьма же. Ведьма!

– Паш, хорош глаза пялить, – бубнит, неловко сводя колени.

– Разоделась – терпи, – хмыкаю, опускаясь на кровать в её ногах. – Вот это – перебор, – тяну её за каблук, стаскивая поочерёдно каждую туфлю. – Остальное… м-м-м… – причмокиваю, мечтательно прикрывая глаза, но заставляю себя попридержать коня, – но тоже мимо кассы. Не сегодня.

Медленно её раздеваю. Куда спешить?

Отцепляю чулки, поддеваю крючками указательных пальцев, собираю капрон в гармошку, скользя свободными пальцами по стройным ножкам. Подношу голую ступню к губам, целую её пальчики, поглаживая икры. Никогда ничего подобного не делал, ни с ней, ни, тем более, с другой женщиной, нет какого-то фетиша, не трясёт в припадках страсти, просто хочу целовать её везде. Везде отпечаток своих губ оставить, всю клеймить, только моя, целиком и полностью.

Когда добираюсь до бёдер, Линда прогибается в пояснице, разводя колени в стороны. Знаю, чего она хочет, сам вот-вот свихнусь от желания, но я только начал.

– Не торопись… – шепчу ей в лобок и едва касаюсь нежной гладкой кожи губами.

– Пашенька, не мучь меня… – стонет, приподнимая бёдра и запуская пальчики мне в волосы. Только ради этого стоит терпеть все эти новомодные стрижки вместо привычного и удобного «ёжика». – Разочек по-быстрому, а потом делай всё, что хочешь. Всё, Паш, что угодно, на всё согласна!

– Ты и так на всё согласна, – хмыкаю нагло, и она тут же приподнимается на локтях, глядя на меня мутным от возбуждения, но таким укоризненным взглядом.

– Что б тебя, дьявол! – выпаливает, падая обратно, и заводит руки за голову, цепляясь обеими за подушку. Подготовилась. Заземлилась. Не поможет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Тебя, маленькая, тебя… – посмеиваюсь, хотя, вообще-то, не до смеха.

На части рвёт. С каждым новым прикосновением губ к её телу сотрясает внутренний мир. Яйца поджимаются, семяизвержение сдержать всё труднее, а я, между тем, ещё даже не снял с неё чёртову портупею.

Голая должна быть. Абсолютно голая, максимально раскрытая, до неприличия мокрая. Хотя, какие тут, к чёрту, приличия?

Стискиваю её грудь, захватываю губами твёрдый сосок, кружу по нему языком и выбиваю из неё такой сладкий стон, что едва сам не кончаю. Как же она стонет… ничего сексуальнее не слышал, ничего чувственнее, ничего музыкальнее.

– Пашенька, поласкай меня внизу, – просит тихо, и сама находит точку соприкосновения. Трётся промежностью о мою ногу и поскуливает от удовольствия.

– Остановись, – хриплю ей в грудь, дерзко прикусываю сосок, но это лишь распаляет обоих, лишь усиливает желание.

– Боже, как хорошо-о-о… – мычит ведьмочка, выпячивая грудь, но послушно замирает.

Сглатывает. Часто дышит. Закусывает нижнюю губу.

Спускаюсь к её животу и делаю глубокий судорожный вдох. Там, внутри, часть меня. Наркотическая пыль моментально бьёт по ноздрям, проникая в кровь, в клетки, в ткани. Молниеносное проникновение в каждый внутренний орган. Беспардонная оккупация нервных окончаний. Рейдерский перехват управления.

– Блядь… – смеюсь, поглощённый своим сумасшедшим приходом.

В сферический вакуум погружаюсь, наполненный лишь восторгом, голографические блики перед глазами, ведёт от этого многообразия цветов, от переливов, от искажений двинутого на ней рассудка. Ласкаю её тело, она же своими объёмными стонами ласкает мою душу, сбивает копоть, отмывает грязь, до скрипа чистоты, до кристальной ясности, до абсолютной уверенности в завтрашнем дне.

На моём мизинце – то самое обручальное кольцо. Она не просила его больше, я не предлагал. Момент должен быть идеальным, не после моего признания, точно нет. Скоро.

Нависаю над ней, сцепляясь взглядом. Убираю волосы с её лица и прошу:

– Не закрывай глаза.

Касаюсь разбухшей головкой члена её влажных складочек, и она приоткрывает ротик, жадно заглатывая порцию кислорода.

– Люблю тебя, – говорю, казалось бы, очевидные вещи, но замечаю, как по её телу летит дрожь, поднимая волну мурашек.

– Люблю тебя, – шепчет в ответ, и по всему моему организму несутся трескучие разряды тока.

Мысленно опускаю каску сварщика, чтоб сетчатку не выжгло к хренам от разлетающихся от нас искр, проскальзываю членом во влагалище и сам же первым не выдерживаю, прикрывая глаза. Слепым котёнком ищу её мягкие губы, испариной покрываюсь, пытаясь двигать бёдрами осторожнее, погружаясь в неё всё глубже с каждым новым толчком, а не насаживать на себя с дурным напрочь «эге-гей!», некстати начавшим отбивать в голове.

Чувствую, как накатывает. Как напрягается её тело, готовясь сделать фатальный для нервных окончаний выброс. Как пульсирует плоть, как раскаляется кожа, думаю, что крепко держу штурвал, что управляю этой лодкой, уверен, что раскачиваю сам, до последнего уверен. Наивный, блядь. Электрическим штормом хлипкий плот накрывает, бушующей стихией, сверхъестественной, всемогущей, сметающей к чертям все препятствия, поглощающей всё живое.

Хотел в оргазме её окольцевать, но самого так нещадно скрутило, так сотрясло, что лишь отдышавшись смог стянуть со своего пальца кольцо и надеть на её безымянный.

– Как влитое, – улыбается с закрытыми глазами, прокручивая колечко большим пальцем.

– Не посмотришь? – покрываю чередой нежных поцелуев её лицо.

– Потом… – шепчет, выгибаясь и вжимаясь в меня грудью. – Люби меня…

– Да я люблю, Линда, люблю… – вздыхаю, начав двигаться внутри неё, постепенно наращивая скорость, – но сначала трахну. Эге-гей, блядь.