Костяной склеп - Линда Фэйрстайн

Послышался легкий щелчок, когда Мерсер закрыл за нами дверь. Постояв с минуту в коридоре, мы пытались разобрать, что происходит в кабинете Мамдубы, откуда долетал пронзительный женский голос. С нашей позиции невозможно было понять, кому он принадлежал — Еве Дрекслер, Анне Фридрих или секретарше Мамдубы, задержавшейся на работе.

В главный вестибюль мы спустились на лифте. Замерев за толстыми витринами диорам, стеклянные глаза десятков диких животных следили за нами, казалось, отовсюду, пока мы шли по длинному коридору из юго-восточного крыла музея к лестнице, ведущей в подвал.

Клем говорила правду. Вечером тут было просто жутко. После очередного поворота перед нами открывалась бесконечная вереница громадных, тускло освещенных помещений. Лишь свисающие с потолка на медных цепях элегантные лампы придавали этому помещению облик современной эпохи.

Примерно через каждые тридцать футов мы замечали вделанный в стену прибор с индикаторной панелью. Я предположила, что эти устройства следят за температурой, влажностью и другими важными для музейных помещений параметрами.

Одолев зловещую лестницу, знакомую нам по путешествиям в обществе Зимма, мы проникли в уже знакомый отсек подвала. Молодой ученый был все еще на месте, его компьютер работал, а прямо перед ним стояли три банки с омерзительными пауками.

— Мамдуба предупреждал, что вы можете сюда спуститься. Вам чем-нибудь помочь?

Раскрыв свой блокнот, я приготовилась делать пометки.

— Мы пришли уточнить некоторые упущенные детали. Ты здесь один?

— Нет. Во многих кабинетах еще горит свет. Думаю, сейчас тут полно народу. — Зимм улыбнулся нам с Майком. — Очевидно, вы растревожили муравейник.

Мы попросили Зимма проводить нас. Миновав штаб-квартиру выставочного комитета, мы направились в дальний конец коридора. Я стала обходить комнату за комнатой, чьи двери были практически неотличимы друг от друга, и фиксировала в блокноте, открыта она или нет, какие экспонаты в ней содержатся и какой примерно поддерживается температурный режим.

Но где же хранилось тело несчастной Катрины Грутен все эти месяцы? Я черкнула в блокноте: «Раскрутить как-нибудь доктора Кестенбаума на выездную экспертизу с замерами температур, чтобы определить наиболее подходящие условия для появления Нетленной».

Больше часа мы обходили тесные кладовки и еще более тесные лаборатории. Натыкаясь на очередную развилку коридора, мы с Майком расходились в разные стороны, договариваясь ровно через пятнадцать минут встретиться у перекрестка. Так мы обошли три подвальных отсека, не обнаружив ничего интересного.

Когда мы добрались до четвертой изолированной зоны подвала, я уже приноровилась к химическим запахам, искусственному освещению и к бесчисленным мертвым телам, которыми тут забиты все полки, ящики и кладовки.

— Выбирай, Куп, — сказал Майк, потянув за шнурок выключателя и взглянув на указатели на стене. — Слева осы и другие летающие насекомые. А справа — кости динозавров.

— Только не жуки.

— Но они ж дохлые, — ухмыльнулся Майк.

— Никаких жуков, и точка. Если хочешь, считай, что за мной должок. Но выбирать тут нечего.

Направившись по правому коридору, я проверяла каждую дверь, большинство из которых были заперты. Дернув за ручку пятой, я без усилий ее открыла и, войдя в комнату, нащупала на стене выключатель.

В этом помещении находились «запчасти». В открытой мной комнате, как гласила вывеска, хранились «Бедра барозавра», чьи бедренные кости были толщиной со средний пень. Беглый осмотр показал, что тут нет ничего подходящего по размеру, чтобы принадлежать человеку. Правда, я не могла дотянуться до верхних полок, поэтому пометила в своем блокноте, что надо бы сюда еще вернуться.

Я переходила из комнаты в комнату, и везде хранились окаменелости. В одних лежали головы динозавров, с глазными отверстиями диаметром четыре фута и угловатыми ноздрями, куда легко проходила моя рука. Другие помещения занимали скелеты, вытянувшиеся от стены до стены. Неспециалисту невозможно было бы отличить, не перемешаны ли здесь с этими ископаемыми останки еще кого-нибудь.

Дойдя до конца мрачного коридора, я толкнула последнюю дверь, которая поддалась не без труда. Она медленно открылась, задев висевший на стене позади старый ржавый насос. Я подперла им дверь, чтобы та не захлопнулась, пока я займусь осмотром комнаты. В ней хранились одинаковые кости небольшого размера. У дальней стены я заметила полку с какой-то надписью и решила осмотреть ее получше.

Я полагала, что света лампочки, висевшей в конце коридора, будет достаточно, чтобы разобрать надпись, и только склонилась над ней, как дверь скрипнула и начала медленно закрываться. В тишине лязг щеколды показался нестерпимо громким. В результате я очутилась в запертом помещении наедине с пыльными скелетами животных, что хранились тут уже более века.

Я попыталась убедить себя, что слишком устала, чтобы впадать из-за этого в панику, и подбадривала себя тем, что это всего лишь кости давно умерших животных. Я неустанно себе это повторяла, пытаясь совладать с собой и добраться в темноте до двери. «Мне тут ничего не угрожает. Я же в музее, самом любимом детьми музее, а мой любимый полицейский всего в пятидесяти ярдах от меня», — повторяла я шепотом, но это мало помогало.

Вытянув руку вперед, чтобы нащупать полку и сориентироваться в пространстве, я наткнулась на неровную поверхность какого-то сустава. Рука непроизвольно дернулась, ударившись о холодную металлическую полку. Я принялась ее медленно ощупывать, как вдруг столкнула какой-то стеклянный предмет.

Это была огромная стеклянная банка.

Вот черт! Я замерла на месте. Подобно костяшке домино, опрокинутая банка ударилась о соседнюю, та о следующую, и вскоре все сосуды лежали на полу, разбившись вдребезги. А с ними на пол выплеснулась и едкая, отвратительно пахнущая жидкость вместе с заспиртованными в ней останками.

У меня едва не началась истерика. Взглянув на ряды полок над собой, я увидела десятки подобных банок. Единственным слабым источником света в комнате служил розовый мерцающий раствор, в котором плавали какие-то доисторические пресмыкающиеся непонятного происхождения.

Сделав шаг вперед, я тут же поскользнулась на содержимом разбитых банок, которым теперь был залит весь пол. Продвинувшись еще на пару шагов, я услышала хруст под каблуком, словно я раздавила какого-то жука с твердым панцирем. Моя нога увязла во всей этой мути, и я снова потянулась к полке, ища надежную опору. Тут выяснилось, что стеллаж на колесиках, и как только я попыталась за него ухватиться, он сдвинулся с места. Тут уже мой страх перед жуками разыгрался в полную силу.

Я снова попыталась нащупать левой рукой путь к двери, все еще не выпуская правой стеллаж с металлическими полками. Нащупав на двери ручку, я, как утопающий за спасательный круг, отчаянно вцепилась в нее. Та не поддалась. Спокойно, говорила я себе. Изнутри ее труднее открыть, поэтому надо попытаться еще раз. Я изо всех сил ее дернула, но никаких результатов это не принесло. Мои ладони стали липкими от пота.

Я принялась шарить рукой по стене, чтобы нащупать выключатель. Ничего похожего обнаружить мне не удалось. Свежий воздух в комнату не поступал. Когда же я совсем близко от себя увидела некую безглазую тварь с колючками на морде и змеевидным туловищем, мое желание выбраться из нашей общей с ней клетки усилилось во сто крат. Еще немного — и у меня начнется приступ клаустрофобии.

Исследование карманов жакета и брюк опять ни к чему не привело. Когда я раскрыла свой сотовый телефон, он подал признаки жизни, но я знала, что из этого глубокого подвала все равно не дозвониться. Используя кончик авторучки как рычаг, я попыталась отодвинуть защелку замка, но он был такой старый и тугой, что у меня опять-таки ничего не вышло.

Я поняла, что самой мне не выбраться. Набрав полные легкие воздуха, я стала звать Майка. Я кричала изо всех сил, барабанила в дверь, как это прошлой ночью делала Ширли Данциг в гараже моего дома. Потом притихла, пытаясь уловить звук шагов, но стены здесь были очень толстыми, поэтому шанс, что я услышу хоть что-нибудь, впрочем, как и то, что услышат меня, был очень невелик.

А тем временем комната все больше заполнялась зловонными испарениями выплеснувшейся жидкости. И я стала внушать себе: я не поддамся головокружению. Я не хочу свалиться на пол, залитый какой-то гадостью, потерять сознание и остаться здесь навсегда — вот что я твердила себе.

Повернувшись спиной к двери, я снова стала всматриваться в дальний угол помещения. В розовом дьявольском свечении я увидела очертания маленького квадратного окошка, расположенного под самым потолком и выходившего, видимо, во внутренний двор музея. Оно было таким крохотным, что нечего было и думать о том, чтобы выбраться через него, однако если я его смогу разбить, то впущу в комнату немного воздуха и, быть может, рано или поздно докричусь до кого-нибудь.