Взять живым ! - Владимир Карпов

- Садись поешь, наверное, не завтракал и не обедал сегодня? Ты вот что... Ты духом не падай. Бывает. Мы постараемся тебя выручить. Я поговорю с членом Военного совета.

Ромашкину было приятно, что командир поддерживает его в трудную минуту.

На капитана Морейко Василий не обижался, конечно, не следовало его бить. Но Линтварев - вот кто возмущал и удивлял: заварить такое дело, вспомнить госпитальный разговор, так бессовестно все извратить! Зачем ему это понадобилось? Почему невзлюбил? За что мстит?

Не знал и не думал Ромашкин о том, что Линтварев к нему не испытывал неприязни; будь на месте Василия другой, Линтварев поступил бы так же - это всего-навсего его тактический ход, желание упрочить свое служебное положение, своеобразный испуг перед большим командирским авторитетом Караваева, попытка поставить себя если не в равное с ним, то уж обязательно в независимое положение.

Непонятна была Ромашкину и суровость комдива - уж ему-то чем не угодил? Василий сидел напротив Караваева, ел, не замечая вкуса пищи, говорил будто о ком-то другом, не о себе:

- Все сразу забыли. Вчера был хороший, сегодня плохой. Генерал три награды вручил, а сегодня - бах! - в штрафную...

Караваев, понизив голос, сказал:

- Ты генералу спасибо скажи - выручил он тебя. Если бы не он, загремел бы под трибунал, да еще с политическим хвостом. Комдив с разрешения старших начальников направил тебя в штрафную роту, приданную нашей дивизии, а не в штрафной батальон. Побудешь в штрафной и вернешься в свой полк.

Ромашкина удивило это объяснение, но, поразмыслив, понял - командир полка прав, все могло кончиться гораздо хуже.

Трудно было Василию расставаться с разведчиками, только теперь почувствовал, как они ему дороги. Да и ребята были расстроены. Им хотелось чем-то помочь командиру, быстрый на руку Саша Пролеткин предложил:

- Может, мы этому капитану остальные зубы пересчитаем?

- Разведчики не хулиганы! - решительно возразил Василий. - И не вздумайте его трогать, будет позор всему взводу.

- Не слушайте вы этого балаболку, - мрачно сказал Рогатин.

- Може, вам у шрафной роти якусь отдельну задачу поставлят, а мы ее всем скопом сполним? - спросил Шовкопляс.

- Где она, штрафная рота, я и сам еще не знаю. Да и не бывает таких отдельных задач. Вы же знаете - штрафников посылают в самые горячие места. Нет, братцы, вы здесь воюйте, а я вернусь, если жив останусь.

Старшина Жмаченко нагрузил для Ромашкина полный вещмешок своих и трофейных продуктов.

- Зачем столько? - спросил Ромашкин.

- Там будет общий котел, товарищ старший лейтенант, берите, сгодится.

Ромашкин снял погоны, отвинтил ордена и подал старшине:

- Пусть во взводе хранится. Вроде бы я на задание ушел. В случае чего - адрес у тебя есть. Матери отправишь.

Жмаченко, чтобы не расплакаться, торопливо стал возражать:

- Ничего не случится, товарищ старший лейтенант, столько ночей лазили - все обошлось. А штрафники днем действуют, разглядите, что к чему. И голову-то особенно не подставляйте.

- Ничего не выйдет, знаешь закон - искупишь вину кровью! Придется рисковать. Да и не умею я за чужой спиной прятаться.

На другой день Ромашкин получил в штабе копию приказа, предписание и отправился своим ходом в деревню Якимовку, где находились штрафники.

Шел он один, без сопровождающего. Колокольцев не хотел обижать его еще и конвоиром.

* * *

Штрафная рота, куда шел Ромашкин, была сформирована в тылу из людей, совершивших разные проступки и преступления. В нее вошли и бывшие заключенные, те, кто подавал просьбу об отправке на фронт. Им предоставлялась возможность искупить свою вину в бою. Рота - двести пятьдесят человек - прошла короткий курс обучения и эшелоном - в товарных вагонах, оборудованных нарами и железными печками, - прибыла во фронтовые тылы. Здесь в нее добавили местных провинившихся, вроде Ромашкина, укомплектовали офицерами и разместили в деревне Якимовка ждать наступления: штрафников разрешалось посылать в бой только в наступлении.

Ромашкин сдал документы пожилому командиру роты - капитану Телегину, осипшему от курева и простуды.

- За что? - спросил капитан.

Василий рассказал.

- Ну, это шалости. Против наших штрафников вы ребенок. Кстати, будьте с ними осторожны, у них есть свои атаманы, свои законы. Есть в роте и бывшие уголовники.

В Якимовке дома стояли лишь на одной стороне улицы, а на противоположной торчал длинный ряд печных труб, окруженных черными головешками.

Ромашкин пришел в избу, где располагался взвод штрафников, в который его зачислили. После разговора в штабе он с любопытством оглядел своих новых сослуживцев. Внешне это были солдаты как солдаты: в военной форме, со звездочками на новеньких пилотках и погонами на плечах. Ромашкину трудно было представить, что среди них есть и бывшие преступники, уголовники, люди с темным прошлым.

Ни кроватей, ни нар в избе не было. Василий нашел свободное место на полу, поставил вещевой мешок к стенке, уселся рядом. Слева лежал молодой симпатичный парень с быстрыми смышлеными глазами, темные волосы расчесаны на ровный пробор. Парень был чистенький, но форма сидела на нем не очень ладно, он напоминал студента, недавно призванного в армию. Справа пожилой, лысый, с полным ртом золотых зубов: видно отец семейства, какой-нибудь бухгалтер-растратчик или проворовавшийся завскладом.

Когда Ромашкин вошел, все притихли. Помня предупреждение, Василий ожидал каких-нибудь козней, насмешек, розыгрышей и решил: "Это можно стерпеть. Если станут бить, от двоих-троих отмахаюсь. Ну, а в более сложной обстановке обращусь за помощью к командиру роты".

Внешне спокойный, внутренне настороженный, Василий привалился к стене, вроде отдыхал.

- Ты по какой статье? - спросил "студент".

- Что? - не понял Василий.

- Статья, говорю, какая, срок какой получил?

- У меня нет статьи, я по приказу.

- Фронтовик? Давно на передовой?

- Давно. - Василий чувствовал: говорит с ним один, а слушают все.

- За что угодил в штрафную?

- Рыло набил одному дундуку.

- Разве за это сажают? - усомнился парень. - Ты давай не темни. Пришел к нам жить - говори правду.

- Я не вру, тот дундук был старше по званию - капитан.

- А ты кто?

- Я старший лейтенант.

- А до войны, до армии кто ты был?

- Школьник, - простодушно ответил Ромашкин, и окружающие почему-то засмеялись. Он даже не подозревал, что сам себе дал кличку: с этой минуты он для всех стал Школьником, хотя это было очень далекое прошлое.

- Значит, ты домашний, - сказал парень. - А перо зачем носишь?

- Какое перо?

- А вот это. - Парень показал на финский нож, прицепленный к поясу Ромашкина.