Взять живым ! - Владимир Карпов

- Наверное, поэтому в полку происходят пьянки и драки офицеров, твердо сказал Линтварев. - Младшие выбивают зубы старшим. Докатились!

Караваев побледнел - факт есть факт, но как объяснить этому "представителю", что происшествие - единственный случай? И надо еще разобраться: может, Ромашкин отчасти прав? Но командир понимал - говорить с Линтваревым бесполезно, сейчас он неуязвим.

Линтварев считал первую стычку выигранной. Его донесение в политотдел было написано так, что начальник политотдела полковник Губин решил выехать в полк немедленно и сказал об этом комдиву.

- Я тоже поеду, - ответил генерал Доброхотов.

Он только что говорил по телефону с Караваевым, тот обиженно докладывал:

- Если мне перестали доверять и прислали "представителя", тогда лучше снимайте сразу.

"Караваев и его полк всегда были на хорошем счету, - думал Доброхотов, - да и этот Ромашкин - отличный офицер. Что там у них вдруг перевернулось? Конечно, Караваеву после гибели Гарбуза трудно сразу принять нового замполита. К тому же новый, наверное, не понял чувств командира к погибшему Гарбузу и сразу стал показывать свой характер. - Генерал посмотрел на полковника Губина, который сидел рядом в машине. - Вот Борис Григорьевич прекрасный политработник и своим положением пользуется тактично, умело. Или член Военного совета армии Бойков - огромной властью наделен человек, а как осторожно употребляет ее! Гарбуз-то был, по сути дела, гражданским человеком, но каким замечательным политработником он стал! И как дружно работали они с Караваевым. Почему новый замполит не нашел с ним общего языка?"

- А кто такой Линтварев, что за человек? - спросил Доброхотов.

Губин слышал: Линтварев чем-то провинился и в полк направлен не по доброй воле. Но, желая поддержать его на новом месте, не стал говорить комдиву о слухах.

- Линтварев опытный политработник, - ответил он кратко, - направлен к нам из политотдела армии, он там служил.

Приехав в полк, командир дивизии и начальник политотдела вызвали виновников происшествия. Выяснив несложные обстоятельства, генерал попытался помирить офицеров:

- Я знал вас, товарищ Ромашкин, как боевого разведчика, дисциплинированного офицера. И вы, капитан Морейко, давно и неплохо служите в полку, вам, полагаю, не безралична его честь. Ну, повздорили. Бывает. Вы извинились перед капитаном, товарищ Ромашкин?

- Нет, товарищ генерал, - ответил Василий и подумал: "За что я должен перед ним извиняться? Я бы ему с удовольствием еще раз по роже дал".

- Ну, тогда извинитесь - и делу конец.

Ромашкин молчал.

Такой исход событий Линтварева не устраивал. Ему хотелось, чтобы остался письменный след о происшествии, чтобы в любом случае можно было опереться на эту бумагу: станет дисциплина лучше - а вот что прежде было; ухудшится - смотрите, какие тут мордобои происходили еще до моего приезда.

Ромашкин не ответил генералу, молчал. И Линтварев сейчас же этим воспользовался:

- Вот видите, товарищ генерал, как ведет себя Ромашкин. Я считаю: это не дисциплинарный проступок, а преступление со всеми вытекающими последствиями. Избил капитана, к тому же при исполнении служебных обязанностей: Морейко был дежурным по штабу. Ромашкина следует судить. Это будет уроком и для других.

- Он храбро воевал, - попытался защитить генерал. - Смотрите, вся грудь в орденах.

Линтварев решил не сдаваться и выложил главный свой козырь.

- Я знаю старшего лейтенанта давно, мы лечились после ранения в одном госпитале. Еще там не понравились мне его разговоры: он выражал сомнения по поводу речи товарища Сталина на Красной площади седьмого ноября.

Дело принимало скверный оборот. Доброхотов хорошо знал, какие могут быть последствия при политических обвинениях. Он был уверен, что если Ромашкин и сболтнул какую-то глупость, то, конечно, не по злому умыслу. "Нет, надо парня выручать". Чтобы быть объективным и заручиться поддержкой Рубина, генерал спросил:

- Как думаешь, Борис Григорьевич?

- Обвинения подполковника Линтварева серьезны, надо разобраться, задумчиво произнес Губин. - Обстоятельно следует разобраться, - подчеркнул он.

Генерал с досадой подумал: "Следствия, допросы, протоколы... Затаскают, погубят парнишку. Нет, откладывать дело нельзя, выяснить надо сейчас. Виноват - пусть отвечает, нет вины - нечего мытарить человека".

- Что ты там наговорил? - резко спросил Доброхотов разведчика.

- Пусть подполковник сам скажет, - огрызнулся Ромашкин.

- Вот видите, какой это озлобленный человек, - тут же сказал Линтварев.

- Да бросьте вы хаять его! - вмешался Караваев. - Мы знаем Ромашкина не хуже вас. Факты выкладывайте, факты!

- Так что же он говорил? Что вас насторожило? - спросил генерал, нацелив колкие глаза и кустистые брови на Линтварева.

- Я точно не помню, но он сомневался по поводу каких-то слов товарища Сталина.

- Каких именно слов? - Доброхотов обратился к Ромашкину.

- Я был в сорок первом седьмого ноября на параде в Москве. Тогда шел снег, все мы и товарищ Сталин были в снегу. А в кинохронике перед товарищем Сталиным снег не падал и пар у него, когда говорил, изо рта не шел. Вот я и спросил: почему?

- Кого спросил?

- Да так, никого, сам себе сказал.

- И это вся "политика"? Мы тоже была на параде, снег действительно падал. - Генерал опять повернулся к Линтвареву. - Что вы усматриваете в этом подозрительного?

- Смысл не только в этом снеге. Окружающие слышали высказывание Ромашкина, он заронил сомнение. А зачем? Мне кажется, нашему особому отделу не мешает поинтересоваться этим.

"Ну, опять его понесло", - раздраженно подумал Доброхотов и, чтобы разом всему положить конец, поднялся и громко объявил:

- Старшего лейтенанта Ромашкина за оскорбление капитана Морейко, старшего по званию, отправить в штрафную роту! Письменный приказ получите сегодня же.

Доброхотов расстроился оттого, что не смог защитить хорошего офицера и что в дивизии завелся такой человек, как Линтварев. Из-за этого Линтварева он, комдив, вынужден был принять крутое решение.

- Черт знает чем приходится здесь заниматься, когда люди на том берегу жизни кладут! - шумел генерал. - Вы, Караваев, наведите порядок в полку и будьте готовы завтра же выступить на плацдарм. Хватит, наотдыхались! Отличились!

Генерал и начальник политотдела уехали.

Ромашкину все сочувствовали: и Колокольцев, и Люленков, и офицеры штаба. Казаков и Початкин не отходили от него. Вызвал и Караваев.

- Садись поешь, наверное, не завтракал и не обедал сегодня? Ты вот что... Ты духом не падай. Бывает. Мы постараемся тебя выручить. Я поговорю с членом Военного совета.

Ромашкину было приятно, что командир поддерживает его в трудную минуту.