Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сталин и Достоевский
Известно, что Ленин, например, терпеть не мог Достоевского, так как считал, что это какой-то розовый религиозный интеллигент, весь в соплях, рассуждающий о какой-то там душе тогда, когда модные пацаны прочитали модного Маркса и поняли, что нужно с жёстким пролетариатом делать революцию, а у Достоевского там какие-то духовные искания, «боженька»…
А Сталин снял запрет на Достоевского, хотя до этого тот был изгнан как дворянин, как нелюбимый писатель Ленина. Ленин ещё Толстого более-менее понимал, готов был его понять и простить, считал, что Толстой отражает какие-то интересы русского крестьянства, а Достоевский отражает только больной ум загнивающего дворянства. А тут Сталин берет и возвращает Достоевского, вводит его в канон, заставляет его издавать в СССР, возвращает как великого русского писателя к изучению.
Если в книге Толстого «Воскресение» Сталин оставил около тридцати помет, то только в одном из томов романа Достоевского «Братья Карамазовы» – больше сорока. Этот экземпляр хранится в Государственной общественно-политической библиотеке (бывшая библиотека Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС).
Читал Достоевского Сталин (а в его библиотеке были и «Дневник писателя» и «Бесы») между 1927-м и 1941-м, а скорее всего, в середине 30-х.
Критики и публика считают, что Достоевскому в этом романе особенно удались образы богоборцев и нигилистов, а афористичные описания их идей вошли прямо-таки в «канон интеллигента». Взять ту же пресловутую «слезинку замученного ребенка», про которую распространяется Иван Карамазов и чьё мнение часто выдают за мнение самого Достоевского… Однако это мало интересует Сталина. Наоборот, большинство его пометок относятся к поучениям старца Зосимы, который, как говорят, списан с оптинского старца Амвросия и воплощает собой православнорелигиозную и консервативную линию в романе. Сталин внимательно читает и подчеркивает рассуждения Зосимы…о любви! Естественно, речь не идет о любви сексуальной, половой или романтической. Речь о любви христианской и Сталин особо отмечает проводимое Зосимой различие между любовью романтической и деятельной любовью. «Не пугайтесь никогда собственного вашего малодушия в достижении любви, даже дурных при этом поступков ваших не пугайтесь очень. Жалею, что не могу сказать вам ничего отраднее, ибо любовь деятельная сравнительно с мечтательною есть дело жестокое и устрашающее. Любовь мечтательная жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели. Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей свершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили. Любовь же деятельная – это работа и выдержка, а для иных так пожалуй и целая наука». Любовь (то есть, по определению Христа, умение «положить душу за други своя»), оказывается, тоже бывает двух видов: любовь как на сцене, как в шоу, где герой картинно совершает подвиг и любуется собой и требует любования от других. И любовь «жестокая и устрашающая», требующая «работы и выдержки». Такая именно любовь оказалась по нраву Сталину.
Отношение Сталина к Достоевскому предмет, наверное, целой монографии. В данном случае, мы упомянули дискуссию про христианскую любовь просто для того, чтоб показать, что Сталина, достигшего могущества, уже зрелого человека, интересуют богословские вопросы, как когда-то в юности.
Другой очень важный для нас эпизод, которым крайне заинтересовался Сталин, касается отношения церкви и государства. Напомним вкратце суть проблемы. С древнейших времен люди замечали своё неравенство. Кто-то сильней, кто-то проворней, кто-то умней. А самое главное, кто-то более везучий. Можно быть сильным, умным, ловким, но… как в «Титанике» было у пассажиров и здоровье, и богатство, и власть, не было везения…
Поэтому, видя огромную роль везения, люди считали, что вождю, (а именно такой и становился вождем в племени) помогают бог или духи предков. Таким людям стремились подражать, за ними старались следовать. Известен древнейший способ избавиться от своей злой судьбы и своей кармы, своей неудачливости. Стань рядом с героем и разделяй его судьбу. Она будет лучше, чем твоя собственная, когда ты живешь по своей глупой воле, если её сопровождают родовые проклятия или твои грехи. Государство как структура, собственно, и исходит из такого подчинения во имя спасения. Коль самый ловкий и везучий всегда становится во главе и он любимчик бога, то остальным надо держаться его и не жить своим умом и волей. Это способ борьбы с первородным грехом и с деградацией поколения за поколением, которая неминуемо наступает, если нет того, кто будет тянуть из деградации обратно к совершенству. Ведь известно, что у грешного дети ещё более грешны, а внуки тем более и так далее, до того момента, пока род не сойдет на нет. Поэтому вождь и монарх – ближайший к богу, далее – элита – ближайшие к монарху, а внизу те, кто хочет пожить по своей воле и уму и получают все плоды деградации – чернь.
Однако на каком-то этапе государства и монархи себя дискредитировали. Поздняя Римская империя и её монархи и элиты точно не были близки к спасению. Причины, по которым это произошло, тут не место обсуждать. Элита тоже оказалась подвержена деградации (поколение за поколением) и плохой карме. Само человечество, естественно, выбраться из омута не в состоянии, если бы могло, оно бы в него и не попало. Поэтому спасти может только Бог, бросив человечеству спасательный круг, уцепившись за который можно спастись (у Достоевского таким спасительным кругом в одном из эпизодов фигурирует луковка, которую сварливая женщина однажды подала нищим). Во всемирно-историческом плане таким мостом становится Христос – сын Божий, который приходит в мир, разделяет полностью человеческую судьбу и отдает себя «за други своя» и через служение и подражание которому можно спастись. «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом». Так на его основе, через апостолов, через рукоположение и преемственность возникает церковь, которая должна шириться до масштабов всего человечества. Таким образом, возникает лучший способ спасения, чем государство – церковь, основанная сами Богом через его сына, что ни в какое сравнение не идет ни с «любимчиками бога» – вождями, ни с таковыми же – со
- От Сталина до Путина. Зигзаги истории - Николай Анисин - Публицистика
- Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 3. Часть 3 - Никита Хрущев - Публицистика
- Записки философствующего врача. Книга вторая. Манифест: жизнь элементарна - Скальный Анатолий - Публицистика
- Записки философствующего врача. Книга первая. Метроном: как управлять будущим - Скальный Анатолий - Публицистика
- Сталин И.В. Цитаты - В. Кувшинов - Публицистика
- Суверенитет духа - Олег Матвейчев - Публицистика
- Клевета на Сталина. Факты против лжи о Вожде - Игорь Пыхалов - Публицистика
- Сталин, Великая Отечественная война - Мартиросян А.Б. - Публицистика
- СТАЛИН и репрессии 1920-х – 1930-х гг. - Арсен Мартиросян - Публицистика
- Вторая поправка. Культ оружия в США - Марат Владиславович Нигматулин - Публицистика