Прокурор - Анатолий Безуглов

— Я читал, что детей надо учить сначала плавать, а ходить они сами научатся, — убежденно произнес Виктор. Увидев, что девочка распрямилась и распласталась в воде, он сказал: — А теперь покажем тете, как мы ныряем…

Он вынул из нагрудного кармана рубашки сверкающую на солнце чайную ложечку, отошел шага на три и опустил ее на дно.

Павлинка нырнула, ловко работая ножками и ручками. Тельце ее извивалось в воде, волосики распустились. Она уверенно скользнула ко дну и вскоре появилась на поверхности, зажав ложку в кулачке.

— Будущая чемпионка мира! — сказал довольный Виктор. — Ну, на сегодня хватит, малявка. Теперь — отдых…

— А вы почему не купаетесь? — спросила у Берестова Флора. — Такая жара…

Он несколько замялся, пробурчал что-то непонятное и махнул рукой.

Потом они валялись на пляже. Павлинка неуклюже ползала по песку, словно доказывая правоту слов Виктора, что человек вышел из моря, — в воде девочка чувствовала себя куда увереннее.

Надя поначалу была скованной с представительницей телевидения, постепенно оживилась, стала расспрашивать Флору о киноартистах. Узнав, что Баринова знакома лично с режиссером Герасимовым и актрисой Тамарой Макаровой (по институту кинематографии), Урусова прониклась к девушке уважением.

— Моя мама говорила, что маленькой я любила устраивать целые представления, — призналась она. — Надену отцовский полушубок, дедушкин малахай, возьму веник и изображаю часового… В кино, наверное, видела… И в школе в драмкружке участвовала. А как хотела в театре играть! Прямо спала и видела…

— Ну и надо было пойти учиться в театральный, — сказала Флора.

— Куда нам, деревенским, — отмахнулась Урусова. — Я до пятнадцати лет и в городе-то не была. Дальше райцентра не ездила.

— Ну и что? — горячо возразила Баринова. — Есть такая актриса Любовь Полехина. Видели, наверное?

— Это что в «Вишневом омуте» играет?

— Не только. Еще в картинах «Вкус хлеба», «Дочки-матери»… Во многих. Она ведь тоже выросла на селе. И тоже мечтала стать актрисой. Не побоялась, поехала в Москву, хотя там ни родных, ни знакомых. Правда, в первый год ей не повезло — опоздала. Документы уже не принимали. Она устроилась работать дворником, целый год штудировала учебники, читала Станиславского, Мейерхольда, Эйзенштейна. И добилась своего! На следующий год приняли во ВГИК. Теперь знаменита на весь Советский Союз.

Надя только покачала головой.

Виктор, внимательно слушавший их разговор, вдруг заявил:

— А я, если и пошел бы учиться, то не на артиста, а на режиссера… Вот вы рассказывали, — обратился он к Бариновой, — артиста делает режиссер. Так?

— Запомнили, — улыбнулась Флора.

— И я вас правильно понял: в кино режиссер самый главный?

— Почему же, — пожала плечами Флора. — Если говорить честно, все начинается с литературной основы. С идеи! То есть со сценария…

— Вы его побольше слушайте, — сказала Надя. — Он и меня замучил. Накупил книжек по кино, в библиотеке журналы берет…

Увидев, что Виктор закурил папиросу, она возмущенно произнесла:

— Опять соску взял! И кто придумал эту заразу?

— Индейцы, — ответила Флора. — Из Южной Америки. А в Европу табак привезли спутники Колумба.

— Чтоб им пусто было! — в сердцах сказала Урусова. — Нет бы что-нибудь путное…

— А они были убеждены, что это целебное средство, — сказала Баринова.

Виктор, дабы прекратить разговор на эту тему, затушил папиросу. Флора заметила: при Наде он больше не курил.

В столовой сидели за одним столом. Потом, поспав после обеда, встретились снова. Женщины болели за Берестова — он играл в волейбол, и, нужно сказать, мастерски. Во всяком случае, его «мертвые» удары никто не брал.

Вечер провели у моря, провожали солнце. Виктор с сожалением расстался на ночь с Надей и ее дочуркой. Павлинка уснула как убитая в постели Бариновой (она уступила спальню, устроившись в другой комнате), и женщины, не зажигая света, любовались сквозь стеклянную стену лунной дорожкой на спокойной черной глади моря.

Иногда случается, что человека принимаешь сразу и до такой степени, что готов открыть ему самое сокровенное. Так было и с Надей.

— Правда, Витя стоящий парень? — спросила она у Флоры.

Баринова от неожиданности не знала, что и ответить. Но поняла: Наде, наверное, необходимо поговорить с кем-то о любимом человеке.

— На него можно положиться, — убежденно произнесла Флора.

— Он такой внимательный, — сказала Надя.

Флора почувствовала, что говорить следовало бы о другом, об иных, человеческих, качествах.

— Замуж зовет, — продолжала Надя, но в ее голосе звучали грустные нотки.

Флора пыталась разобраться, о чем она грустила. О том, что, может быть, не получилось у Нади с другим человеком — отцом Павлинки?

— Если нравится, идите, — посоветовала Флора.

— Знакомы-то всего ничего, — вздохнула Надя.

— А что сердце подсказывает?

— Что может подсказать бабье сердце?

Баринова угадала в темноте усмешку на ее миловидном лице.

— Чувство — самое главное, — проникновенно сказала Флора.

Ей было несколько странно, что незнакомый человек открывает душу. Вот так запросто, не зная по существу, кто она и что.

— Вы не поверите, я, как увидела Виктора, сразу влюбилась, призналась Надя. — Глаза у него добрые…

— Ну и хорошо, — обрадовалась Флора.

— А как с Павлинкой нянчится! И она к нему тянется, прямо сияет вся, как увидит его. Вот только что не умеет еще говорить «папа»… Да ведь и не было папы, — вздохнула Урусова.

— Это очень важно, что у них взаимная тяга, — сказала Баринова. — Да и выйти теперь замуж с ребенком не так легко.

— Что же, по-вашему получается, бросаться на любого, кто согласится взять с ребенком? — сердито спросила Надя. — Я так не хочу. Главное чтобы меня полюбили.

— Он любит. Это сразу видно.

— Да? — с тихой радостью спросила Надя. — Смотри-ка, даже вы заметили. Значит, правда…

— Хочу снять его для передачи, — сказала Флора.

— А зачем? — насторожилась вдруг Урусова.

— Ну как же, хороший водитель. Работники ГАИ, и те ставят его в пример…

— Не надо, — тихо попросила Надя.

— Но почему? — настаивала Баринова.

— Понимаете, сидел он… А вы его перед всеми выставите… Да и вам потом нагорит…

В комнате наступила тишина. Флора чувствовала, что это признание далось Урусовой не легко.

— Только вы никому не говорите, очень прошу! — взволнованно произнесла Надя.

— Честное слово! — вырвалось у Флоры. — Значит, вы поэтому раздумываете, идти или не идти за него замуж?

— Видите ли…

— Давай, Надя, на «ты», — предложила Баринова.

— Что ж, давай… Так вот, понимаешь, то, что было, то было — ну что поделаешь, коль так сложилось? А вот что скрыл судимость…

— От кого?

— От отдела кадров, когда к нам поступал. — Надя покачала головой. Спрашиваю: зачем скрыл? Витя говорит, что иначе не взяли бы на работу. Я ему: раз решил жить честно, так нельзя врать даже в самой малости… Потом, с этим виноградом… Сменял ящик на бутылку коньяка…

— Я слышала, — кивнула Баринова.

— Выходит, опять не сдержался. Правда, отделали его за тот ящик — не дай бог! Сотрясение мозга. — Она тяжело вздохнула.

— А кто это постарался?

— Да есть у нас один парень. Бывший чемпион города по боксу. Дружок начальника СЭЦа.

— Такой здоровый, с приплюснутым носом? — спросила Баринова, вспомнив, как она впервые зашла в цех к Анегину и застала у него крепыша с внешностью боксера.

— Да. У нас его Громилой зовут. И все боятся. Одно время он даже в дружине был, ходил по городу. Так все хулиганы его стороной обходили…

— Странные порядки, — заметила Баринова. — Разве мордобоем воспитывают? Ведь есть же, например, товарищеский суд…

— Знаешь, на некоторых никакие суды не действуют. А вот после знакомства с кулаками Громилы…

— Нет-нет, такие методы не годятся. Я завтра же поговорю об этом с директором…

Воскресное утро началось тревожно. У Павлинки поднялась температура, на тельце выступила сыпь. Прибежавший Виктор перепугался — не от купания ли? Но медсестра, за которой сходила в медпункт Баринова, сказала короткое слово — корь.

Урусова тут же собралась и повезла девочку домой. Виктор, естественно, поехал с ней.

Вскоре Флору вызвали в контору директора дома отдыха — звонил Заремба.

— Вы хотели посмотреть наших работников в семейном кругу? — спросил Фадей Борисович после приветствия.

— Конечно, — обрадованно ответила Баринова. — Это было бы здорово!

— Сейчас за вами заедет Евгений Иванович, посетим Боржанского. Кстати, познакомлю вас со своей супругой.

— Очень буду рада, — сказала Флора, понимая, что ей предстоит банкет, организованный начальством фабрики.