Прокурор - Анатолий Безуглов

Они говорили часа два. Конечно, за это время нельзя было исчерпывающим образом охватить все проблемы и дела прокуратуры. Но для начала было достаточно.

Вернулся из горкома Авдеев. Захар Петрович с нетерпением приготовился слушать его. В Рдянск он так после телефонного звонка и не выбрался, когда Авдеев сообщил о смерти Марины.

И действительно, Авдеев поведал о посещении дочери и внука Измайлова.

— Не знаю, мне показалось, не сладкая была у Альбины жизнь, рассказывал Владимир Харитонович. — Мать малюткой отвезла ее к своей тетке…

О тетке Марины Захар Петрович никогда ничего не слышал.

— Та воспитала Альбину, дала образование, — продолжал Авдеев. Правда, не ахти какое — техникум…

— А специальность?

— Маркшейдер твоя дочь. Это специалист по плотинам, шахтам.

— Серьезная специальность, — заметил Захар Петрович. — Мужская.

Захар Петрович с жадностью ловил каждое слово Авдеева.

— Хорошая она, с крепкими добрыми понятиями. Жизнь, наверное, научила… Так вот, она утверждает, что Белоусы, я имею в виду обоих супругов, считай не помогали ей. Один раз прислали посылку с распашонками да ползунками, когда Петька родился, да перевод на двадцать пять рублей… И все.

— Но зачем же тогда Марина врет? — воскликнул Захар Петрович. И поспешно поправился: — Врала. И ее муженек. Якобы постоянно посылали деньги, вещи…

— Не знаю, Захар. Чего не знаю, того не знаю. Наверное, стыдно было. Родную дочь бросила, как котенка. Кому охота признаваться в этом? Конечно, как говорится, о покойниках плохо не высказываются, но, прости меня, насколько я понял, по отношению к своей старшей дочери Марина Антоновна поступала паршиво…

— И младшая с ними почему-то не жила, — задумчиво заметил Захар Петрович, вспомнив, что дочь Федора Белоуса учится в балетной школе-интернате.

— Я тоже об этом думал, — кивнул Авдеев.

— Ну а самоубийство? Что в записке?

— Я помню дословно. «Простите меня, люди, никто не виноват. Я сама виновата. Запуталась».

— В чем? — вырвалось у Измайлова.

Авдеев помолчал, подумал, прежде чем ответить.

— Понимаешь, Захар, Марина Антоновна перед смертью сказала дочери, чтобы та никогда, ни при каких условиях не имела дела с отчимом.

— То есть с Федором Белоусом?

— Вот именно. Марина Антоновна говорила, что он вертел ею, как хотел. Вот и запуталась. А почему и как, объяснить Альбине не успела. А может, не пожелала…

О его, Захара Петровича, делах разговора не состоялось. Или Авдееву было нечего сообщить, или он посчитал, что не к месту. Владимир Харитонович поехал домой. В Рдянск отправлялся второй секретарь горкома и взял его с собой в машину.

В обеденный перерыв Захар Петрович позвонил Гранской (она не вышла на работу) и сказал, что хотел бы подъехать к ней на полчасика. Инга Казимировна очень обрадовалась.

Кирилл Демьянович лежал с забинтованной рукой в постели.

— Захар Петрович, — представила прокурора Гранская, затем повернулась к лежащему Кириллу и сказала: — А это мой муж.

Мужчины пожали друг другу руки. Как всегда в таких случаях, была и некоторая неловкость, и взаимное изучение. Выручила, опять же, женщина.

— Вот, доставили Захару Петровичу лишние заботы да хлопоты…

— Это ты, — с улыбкой произнес Шебеко.

— Почему? — удивилась Инга Казимировна.

— Уверен, это дело рук твоего поклонника, — с нарочитой суровостью заявил Шебеко, показывая на бинты. — Покушение на почве ревности.

— А может, моей соперницы? — в тон ему спросила Гранская.

Во время кофе с бутербродами этой темы больше не касались. Но зато по дороге в прокуратуру (Гранская пошла на работу, так как было много неотложных дел.) прокурор и следователь вернулись к происшествию в сосновом бору. Собственно, ради этого Захар Петрович и пришел к Гранской. Выслушав ее обстоятельный рассказ, Измайлов попросил поделиться с ним своей точкой зрения на случившееся.

— Тут или несчастный случай или покушение на убийство, — ответила Инга Казимировна. — Первое вполне возможно. Сейчас охотничий сезон. Там, где мы отдыхали, много дичи. Отличные угодья — птица, кабаны. Охотники приезжают даже из других областей…

— Охотиться в сумерки, — покачал головой Захар Петрович. — И гроза, как вы говорите, приближалась.

— Аз-арт… А может, кто пьяный бродил по лесу с ружьем и пальнул.

— Всякое случается, — согласился Измайлов. — Ну а если с умыслом?

— У меня, — улыбнулась Гранская, — смею вас уверить, нет страстных поклонников, готовых на подобный шаг. Но я думаю, целили в меня, а попали в Кирилла, — продолжила Гранская. — Перепутали в сумерках…

— Кого-нибудь подозреваете?

— Конкретно — нет.

— А если хорошенько подумать, вспомнить? — настаивал Измайлов. Какие у вас сейчас дела в производстве?

— Со мной могли сводить счеты и за прошлые. Сколько типчиков прошло через мои руки! Сколько из них сейчас отбывают сроки! Ведь мстят не только сами преступники, бывает, кто-нибудь из родственников или дружков-приятелей…

— Это верно. Но вы ведь помните своих подследственных.

— Помню, — вздохнула следователь. — Еще как помню, Захар Петрович!

— Может, кто-то грозил?

— Да грозят многие. Особенно в начале следствия. Схватили, мол, невинного человека, пожалеете! — Гранская махнула рукой. — Таких песен я наслушалась во! — провела она рукой по горлу. — Впрочем вы сами хорошо знаете это…

Они подошли к прокуратуре.

— Познакомлю вас сейчас с новым замом, — перешел на другую тему Измайлов.

— С Ермаковым? Знакомы…

— Представлю официально.

— Давайте отложим, — попросила Гранская. — Надо зайти в милицию. Ребята из угрозыска хотят задать несколько вопросов. Я ведь по этому делу как бы свидетель. А может быть, даже потенциальная потерпевшая…

— Хорошо, хорошо, — согласился прокурор. — Это, как сами понимаете, не к спеху.

Не успел Измайлов зайти в свой кабинет, как приехал Самсонов. Он был точен, явился ровно в 14.00.

— Глеб Артемьевич, — начал после взаимных приветствий прокурор, — мы, кажется, договаривались, что вы представите подробное объяснение.

— Я представил. Чем оно вас не удовлетворяет? — ответил Самсонов.

— Простите, но это просто отписка…

— А я считаю, это ответ по существу. По-деловому, коротко и ясно. По-моему, чем разводить бюрократическую переписку… Я понимаю, ваша работа связана прежде всего с бумагами… А у меня — дело…

— Но за бумагами стоят конкретные факты нарушений. — Видя, что Самсонов хочет что-то возразить, Измайлов остановил его жестом: — Да, да, нарушений. А вы пытаетесь отмахнуться от нас, как от назойливой мухи…

Директор нахмурился.

— Хорошо, в чем суть проблемы? — спросил он сухо.

— Я просил вас ответить прежде всего на вопрос: почему на вашем заводе столько сверхурочных работ? И в будние дни и в выходные?

— Не будьте наивным, — усмехнулся Самсонов. — Сами знаете государственный план!

— Это не оправдание.

— А я и не собираюсь оправдываться, — передернул плечами Самсонов. Кажется, не для себя и не для своей тещи стараюсь. Для общества, государства.

— Нашему обществу не нужны старания, которые противоречат закону, спокойно произнес Измайлов. — Не для того существуют Конституция, законы, чтобы их обходить.

— Только не надо меня агитировать, — поморщился директор. Конституцию я знаю не хуже вас.

— Тогда совсем непонятно, почему вы отнимаете у рабочих право на отдых? Это право закреплено законом!

— Вы слишком легко бросаетесь словами, — покачал головой Самсонов. Отнимаю отдых… Это еще нужно доказать. Это же надо, Самсонов не дает рабочим отдыхать! А кто построил Дворец культуры, профилакторий? Почище какого-нибудь санатория на Черном море! Они отдыхают, а я уже забыл, что такое отдых! За план отвечаю я! Поставки задерживают — верчусь я! Как пустить вставшую автоматическую линию, думаю я! Рабочих рук не хватает опять же выкручиваюсь я!

Подождав конца тирады, прокурор сказал:

— А я думаю, что за все эти неполадки, которые возникают по вине руководства, все-таки отдуваются рабочие и инженеры!

— Вы или недопонимаете, или притворяетесь! — с негодованием произнес Самсонов. — Им-то что? Отработали и домой. А я ночами не сплю. Как между молотом и наковальней! Ей-богу, как в сказке: направо пойдешь — министр вызовет на ковер, налево — прокурор…

— А вы лучше прямо, как сказано в законе… Кстати, что у вас за порядок — оплачивать работу в выходные дни в тройном размере? И прямо в цеху?

— Не себе же в карман! — взорвался директор.

— Но и не из своего кармана. А государству, обществу плохая организация работы, нарушение законов обходятся ежегодно в сотни тысяч рублей. Слышите, в сотни тысяч! И все это по вашей вине.