Виктор! Виктор! Свободное падение - Ф. Скаген

Оказавшись в телефонной будке, Фрэнк усмехнулся. Он не знал даже лондонского адреса своего папаши, не говоря уже о номере телефона. Порывшись в справочнике абонентов Бристоля, он отыскал телефон Чарли Ратерса и набрал номер.

— Ратерс.

— Привет, это Фрэнк.

— Какой еще Фрэнк?

— Фрэнк Коутс, какой же еще?

— А так они уже выпустили тебя, профессор?

— Не называй меня так. Ну что, как идут дела с торговлей?

— Погано.

— Помощь не нужна?

— Нужна, но не от тебя.

— Но я же не виноват, что…

— Кончай скулить. Засвеченные мне не нужны.

— Но Чарли…

— Я сказал — с этим все. Если хочешь еще что-то, выкладывай поскорее.

— Сьюзен по-прежнему живет у тетки?

— Дьявол… Да ты, приятель, глупее, чем я думал.

— Но она живет там?

— Что, собрался попросить прощенья?

— Содрать шкуру с живой.

— Ладно, остынь. Ее нет в городе.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Она испарилась. Как думаешь, почему?

— Выясни, куда она делась, Чарли.

— И не подумаю.

— Ты ведь знаешь, я еще много чего мог бы им рассказать. Например, о станочке для печатания денег и тому подобных вещах…

— Олл райт, профессор, олл райт. Попытаюсь разузнать. Но больше никаких дел, запомни!

— Ладно, выясни.

— Позвони мне завтра вечером.

Последовал отбой.

Фрэнк Коутс медленно вернулся в свое новое жилище. Раз Сьюзен сбежала, значит, она до смерти испугана. Что ж, для этого у нее есть все основания. Тем не менее, это шлюхе не поможет. Даже если б она удрала в Австралию, он бы все равно последовал за нею.

На ужин миссис Рэдклифф подала кашу. Фрэнк снова продемонстрировал свою благовоспитанность и даже предложил ей помыть посуду. После этого все посмотрели, как Италия обыграла в финале ФРГ 3:1. По мимолетным взглядам, которыми обменивались супруги, Фрэнк мог заключить, что новым учеником они чрезвычайно довольны.

Рано утром в понедельник они вместе с хозяином отправились в мастерскую. Весь день Фрэнк выказывал неподдельный интерес к переплетному процессу; выяснилось также, что он может неплохо управляться с фальцовочной машиной. Работал он серьезно и внимательно, а когда его попросили подмести пол, даже не думал протестовать. Однако все это время мысли его были заняты Сьюзен и теми годами, которые по ее вине оказались вычеркнутыми из его жизни.

После вечернего чая он позвонил Чарли Ратерсу.

— А знаешь, профессор, она не просто переехала…

Внезапно Фрэнк испугался. Что, если она действительно эмигрировала?! Или умерла!

— Выкладывай!

— Кроме всего прочего, она и имя сменила. Если б я был на твоем месте, то постарался бы выкинуть девчонку из головы. Не стоит она того.

— Нет, стоит.

— Ты с ней неприятностей не оберешься. Тебе что, прошлых не хватило?

— Адрес, Чарли, адрес!

— Олл райт. Точного адреса я не знаю. Один знакомый парень из бюро регистрации населения сказал, что она теперь живет в каком-то Шерстоне. Это такая деревушка.

— Где это, черт возьми?

— Он посоветовал тебе купить карту Костволда.

— Спасибо, Чарли, большое спасибо.

— Теперь ее зовут Мэрион Сиджвик.

— Мэрион Сиджвик. Вот ведь сучка!

— Но помни, ты меня ни о чем не спрашивал.

— Естественно.

— И не звони мне больше. Теперь мы с тобой в расчете.

— Если ты правду сказал.

— Я сказал то, что знаю. Только вот…

— Да?

— Хочешь дружеский совет, профессор? Оставил бы ты ее в покое. Вдруг за ней следят? Вдруг…

Отбой.

На этот раз уже Фрэнк бросил трубку.

Сьюзен Уотфорд. Мэрион Сиджвик. Шерстон. Все ясно, шлюха боится за свою жизнь. Что ж, у нее есть все основания. Когда она окажется у него в руках, ей придется горько раскаяться, что она тогда обратилась в полицию. Она будет умирать медленно, позорной смертью. Он еще не придумал, как именно. Но Иисус свидетель, она еще его узнает! А потом он сделает так, чтобы она навсегда исчезла. Сбросит тело в реку или же зароет поглубже. Необъяснимое исчезновение. На этот раз они его ни в чем не заподозрят. Между разыскиваемой Мэрион Сиджвик и учеником переплетчика из Таунтона Фрэнком Коутсом не будет никакой связи. Лишь когда Сьюзен перестанет существовать, он сможет спокойно все обдумать. Он не собирается надолго задерживаться в этом скучном Таунтоне у простофили-переплетчика, который возомнил себя спасителем заблудших душ. Ко всему прочему он еще и святоша. А там… Он был уверен, что рано или поздно Чарли Ратерсу еще потребуется его помощь.

Или, быть может, ему самому — благовоспитанному молодому человеку Фрэнку Коутсу — подвернется что-то такое, что заставит Чарли пойти к нему в помощники, кто знает? Вот был бы номер!

Жители поселка,

что вполне естественно, быстро обратили внимание на развитие дружеских отношений между Мэрион Сиджвик и приезжим писателем. Большинство из них, те, кто был в курсе определенных печальных обстоятельств жизни Мэрион, были рады, что она, наконец-то, становится такой, какой и должна быть девушка в двадцать один год, — веселой, раскованной и жизнерадостной. Ведь до сих пор она вела замкнутый образ жизни, к ней просто невозможно было подступиться, не говоря уже о каком бы то ни было флирте. Мистер Бентли, целых три года делавший все возможное, чтобы помочь девушке преодолеть эту строжайшую самоизоляцию, втайне уже решил, что только лишь настоящее чудо может сделать Мэрион снова такой, какой она была прежде. По всей видимости, именно такое чудо и происходило сейчас.

Единственное, в чем кое-кто мог бы упрекнуть девушку — если вообще у кого-нибудь повернулся бы язык упрекнуть в чем-то тихоню Мэрион Сиджвик, — так это в том, что жизнь в нее снова вдохнул какой-то бедный небритый поэт, неизвестный художник, который к тому же был почти вдвое ее старше. С другой стороны, по мере того, как люди лучше узнавали Уильяма Смита, он оказывался вовсе не плохим и даже приятным человеком.

Первое время он безвылазно сидел в своем Рэттлбоун коттедж, однако постепенно стал все чаще и чаще появляться в Шерстоне. «Старожилом», разумеется, он пока еще не стал, однако для многих уже стало привычным видеть по утрам худощавую фигуру велосипедиста, направляющегося в деревню за покупками, а также затем, чтобы поболтать с продавщицей из антикварной лавочки. Говорил он со странным акцентом, виной чему, должно быть, послужило его многолетнее пребывание в Германии. Да и вообще он производил впечатление человека скорее интересного, чем опасного. Вероятно, именно такой мужчина и нужен был, чтобы помочь придти в себя бедняжке Мэрион. Кроме того в нем девушка нашла родственную душу — обоих интересовала поэзия. Их связь, по-видимому, не носила эротического характера; скорее, это были отношения отца и дочери при полном доверии с обеих сторон, доверии, добиться которого от несчастной девушки из Бристоля так и не удалось семейству Бентли. Похоже, Мэрион мало-помалу становилась самостоятельной женщиной. Рано или поздно молодые люди, более подходящие ей по возрасту, несомненно, должны были обратить внимание на эту перемену и — кто знает? — быть может, даже посвататься к бедняжке.

Примерно в таком плане рассуждали все деревенские обыватели — и мясник Трэш, и супружеская пара Эймисов из продуктового магазинчика, которые, кстати, и сдали Смиту Рэттлбоун коттедж, и старая миссис Престон. Да и супругам Бентли, похоже, поэт-велосипедист пришелся по вкусу. Уже как минимум дважды его видели направляющимся вечерней порой к домику антиквара — вероятно, он получил приглашение на семейный ужин или же почитать вслух свои стихи.

Разумеется, находились и такие — в основном мужчины, — кто проявлял к Мэрион меньше сочувствия. В точности не зная, что же именно случилось с ней три года назад, они считали ее просто-напросто недалекой девицей, которая умудрилась — в силу своей тупости попасть в Бристоле в сомнительное общество, где она просто не могла не столкнуться с мужчинами определенного сорта — охотниками слегка позабавиться. А может даже она и сама дала им повод, пытаясь флиртовать; в таком случае, сама во всем виновата. С приличной девушкой, которой чуждо всякое кокетство, такое вряд ли могло бы случиться. Что же касается его — того бедняги, что, вняв естественному зову своей плоти, отсиживает теперь срок в Дартмуре, то вообще удивительно, как это он на нее мог польститься: тщедушная фигурка девушки особых вожделений не вызывала.

Но думали так немногие.

Что действительно не было известно почти никому — за исключением, пожалуй, семьи Бентли да еще молочника, — так это то, что каждое утро, еще задолго до того, как основная масса жителей Шерстона пробуждалась, девушка пешком выходила за пределы деревни. Однако даже и эти немногие не знали, что направлялась она прямиком в Рэттлбоун коттедж. К ее приходу писатель уже бывал на ногах; они как будто заключили между собой негласное соглашение, что эти часы как нельзя лучше подходят для их встреч, которыми, кстати сказать, оба весьма дорожили.