Кроме шуток - Сара Нович

дежурного света: он возился с пером на шляпе.

Сексуально выглядишь в лосинах.

Заткнись, – сказал он слишком резко.

Но притянул ее к себе за шлейку на поясе.

Где ты была?

Плохо себя чувствовала, – сказала она и указала на свою голову.

За угол завернула Фикман, теперь уже с включенным налобным фонарем, и отчаянно замахала рукой.

Готовы? Готовы!

С тобой все будет о-к?

Иди! – сказала Чарли.

Она указала на видеомонитор, который они установили: освещение в зале уже было приглушено. Остин поцеловал ее в щеку и побежал за задником к правой кулисе. Чарли подождала, пока дети Дарлингов не замрут на сцене, и подняла занавес.

Все шло гладко, но где‐то ближе к концу первого акта голова у Чарли опять разболелась в полную силу. Во время антракта она высунулась из‐за кулис и заметила в четвертом ряду своих родителей, а также Уайетта и бабушку, которые выглядели растерянными. Чарли была потрясена не только тем, что мама явилась на спектакль, но и тем, что она пригласила еще и свою мать. Неужели она и правда гордится ею? Чарли смягчилась, вытащила из кармана процессор, снова прикрепила его на голову в целях примирения и спрыгнула со сцены, чтобы поздороваться с ними.

Спасибо, что пришли, – сказала она.

Хорошая шляпа, – сказал ее отец, указывая на налобный фонарик.

А вот и наша маленькая театральная сердцеедка, – сказала бабушка Чарли. – Я слышала, ты очаровала самого Питера Пэна?

Вы что, издеваетесь? – спросила Чарли, бросив свирепый взгляд на своих родителей. Отец засунул руки в карманы.

Мы с твоим отцом просто заботимся о тебе, – сказала мать.

Ага, – сказала Чарли. – Можно мы обсудим это как‐нибудь в другой раз?

Но мать было не остановить.

Эмоции в этом возрасте зашкаливают, – сказала она. – Ей-богу, мне в твои годы всегда казалось, что сейчас наступит конец света. Мыслить здраво очень трудно.

Мы просто друзья, – сказала Чарли, адресуя свои слова бабушке, потому что это было проще, чем смотреть на родителей.

Ой, да чего уж, наслаждайся жизнью, – сказала бабушка.

Мать Чарли в ужасе посмотрела на свою мать, потом положила руку Чарли на плечо.

Лучше вам так и остаться друзьями, – сказала она.

Чарли знала: надо прикусить язык, чтобы этим все и кончилось. И она старалась, правда старалась. Но оно все равно вырвалось наружу.

И с чего бы это? – сказала она. – Что, по‐твоему, меня никто не может полюбить?

Не надо вот этого пафоса. Я говорю о нем.

Какая ты добрая.

Ты думаешь, что принадлежишь к их миру? Это не будет длиться вечно, ты же знаешь.

Так вот в чем дело? В том, что я встречаюсь с глухим парнем?

О, теперь ты с ним уже встречаешься?

Тебе‐то какое дело? – Для пущей убедительности Чарли щелкнула по голове резинкой от налобного фонарика. – Тебе только и надо набить мою голову металлом и показать своим долбаным подружкам, что я нормальная!

Мать продолжала что‐то говорить, но Чарли не знала, что именно, потому что ушла от них и проскользнула обратно за занавес.

К тому времени, когда они добрались до “Я никогда не повзрослею”, Чарли чувствовала, что все ее тело дрожит – как будто электрические разряды один за другим шли от головы вниз по шее. Она сорвала процессор, но это ни на что не повлияло. Рот как будто набили ватой, челюсть свело. Чарли представила, как она бледнеет, или зеленеет, или, может, сильно краснеет, но что бы это ни было, другие ребята странно косились на нее, когда бегали по сцене и за ее пределами. Ее тело подрагивало, как крылышки колибри.

А потом из кулисы появилась Динь-Динь, и рядом закачалась ее пышная юбка, украшенная светящимися палочками. Неоновые розовые, желтые и зеленые цвета слились воедино, и за ней потянулась коса света, когда она опять ушла на сцену. Чарли ухватилась за эту косу, попыталась пойти за ней, перебирая руками, – наверняка спасательный круг на другом конце этой фосфоресцирующей веревки вытащит ее из моря боли. Но свет был скользким; он уплывал и преломлялся в ее руке, пока она вообще не перестала его видеть, потому что все стало слишком ярким. Она осмотрела свои руки и подняла глаза, осознав, что находится на сцене в лучах прожектора. Пираты разбежались, и лицо Габриэллы-Венди исказилось от ужаса при ее приближении, но Остин остался на месте. Она протянула к нему пустые ладони, и он перевел взгляд с них на ее лицо, совершенно растерявшись, но продолжая улыбаться.

Разглядеть что‐то становилось все труднее, но в центральном проходе Чарли заметила стремительно бегущий силуэт, который, скорее всего, принадлежал Фикман. Однако она смотрела на четвертый ряд – или, по крайней мере, на то место, где, как она помнила, он находился. Даже ее мать должна была понять, что что‐то не так – на этого потерянного ребенка были устремлены все взгляды, – и Чарли ощутила в груди какую‐то мощную волну, прежде чем грохнуться на пол.

В экстренных случаях

Послушайте, я не монстр. Я просто пыталась сделать так, как было бы лучше для нее. Дать ей все возможности. Компенсировать несправедливость. Исправить свои ошибки.

Когда она родилась, я изучала ее крошечные ладошки, ее пальчики, сжатые так крепко, и думала: Совершенство, она само совершенство, как мог кто‐то вроде меня создать что‐то настолько прекрасное? Я была измучена, и в то же время меня переполняли любовь, восторг и страх. В первую ночь я боялась выпустить ее из рук и прижимала к груди до рассвета. И сразу поняла, что сделаю все, чтобы защитить ее.

Когда в два года она все еще молчала, я запаниковала. Мы начали ходить по врачам – специалисты по работе с детьми с особенностями развития, скрининговые тесты на аутизм. Наконец, аудиология, отоларингология, патология речи. Результаты были очевидны: я ее подвела. Виктор ее подвел. Особенно он.

Врачи говорили о чудесной новой технологии, буквально обращали в свою веру, и их энтузиазм был заразителен. Все это стоило очень дорого – операция, само устройство, предстоящая терапия, но за надежду можно заплатить любую цену. Чарли и так потеряла слишком много времени. Я знала, что мы должны загладить свою вину перед ней. Я пустила в ход наследство, полученное от деда. Виктор взял несколько подработок. Мы собирались сделать все возможное. Мы собирались открыть для нее двери.

Это врачи сказали мне не