Узник моего желания - Джоанна Линдсей

— Это было в полдень.

— Она опять лжет. — На этот раз Беатрис даже взвизгнула. — Как вы можете слушать…?

— Больше ни слова, Беатрис, — предупредил Уоррик ледяным тоном.

— Время, когда я покинула замок, может быть подтверждено, мой господин, — продолжала Ровена. — Госпожа Блауэт скажет вам, что она искала меня все время после полудня, но не могла найти. И стражник у потайного хода может точно назвать вам время, когда Милдред отвлекала его разговорами, чтобы я могла проскользнуть незамеченной. И я надеюсь, вы не будете его бранить за беспечность, ибо, будь он более прилежен, вы бы нашли меня не у своих ворот, а у себя в темнице — или, вернее, то, что от меня осталось бы, — закончила она и посмотрела на Беатрис с нескрываемым презрением.

— Что ты скажешь, Беатрис? — спросил Уоррик.

— Она лжет, — произнесла Беатрис надменно. — Приведите тех, кто, как она заявила, поддержит ее ложь. Пусть они скажут все мне в лицо.

— Значит, ты решила запугать их, чтобы они молчали? — спросил он, в свою очередь, и на губах его появилась улыбка, которую Ровена так ненавидела. — Я не буду этого делать. Но вот что скажи мне. Если она украла твое ожерелье, почему она не взяла его с собой, когда убежала.

— Откуда мне знать, как и что думает продажная женщина?

После этого замечания на лице Уоррика появилось самое грозное выражение, и он злыми глазами посмотрел на Беатрис. Но она была слишком рассержена, чтобы испугаться, и посмотрела на Уоррика с холодным безразличием. Но когда он перевел свой грозный взгляд на Мелисанту, его младшая дочь не выдержала и разрыдалась.

— Она заставила меня сказать это, — неистово завопила она. — Я не хотела, но она ударила меня и сказала, что обвинит меня в краже, если я не скажу, что это сделала ваша возлюбленная. Простите меня, отец! Я не хотела делать ей ничего дурного, но Беатрис была так сердита на вас…

— Да, на меня, — прорычал Уоррик. — Все это мне во благо. Ну что же, Беатрис, ты давно добивалась и наконец добилась того, что будет во благо и тебе.

Глава 39

Свою дочь Уоррик порол тут же в зале, чтобы все это видели, использовав для этой цели пояс из толстой кожи. Ровена откинулась в кресле, в котором ей разрешили сидеть, и закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого, но не слышать, что происходит, она никак не могла. Порка была жестокой, Беатрис охрипла от крика, невозможно было слушать, как она умоляла сжалиться над ней. Ровене пришлось закусить губу, чтобы удержаться и не попытаться покончить с этим раньше, чем Уоррик решит, что было достаточно. Когда наконец Уоррик закончил порку, дочь его, совершенно запуганная, полностью раскаялась.

После того как дамы, прислуживающие ей, помогли ей выйти из зала, Уоррик рухнул в кресло рядом с Ровеной.

— Это должно было бы умерить мой гнев, но этого не случилось.

— Но зато повлияло на мой гнев, — сухо ответила Ровена.

Звук, который он издал, походил на приглушенный смех.

— Женщина…

— Нет, простите меня, — сказала она серьезно. — Сейчас не время для веселья. И то, что вы все еще сердиты, вполне понятно. Очень больно узнать, что твое собственное дитя желает причинить тебе неприятности. Но постарайтесь не забывать, что она все еще ребенок и вела она себя по-детски, — это ее попытка отомстить.

Он в удивлении поднял брови.

— Ты пытаешься меня утешить, женщина?

— Боже милосердный, я не осмелилась бы и мечтать об этом.

На этот раз ему не удалось подавить смех.

— Я рад, что ты все еще здесь.

При этих словах Ровена затаила дыхание.

— Действительно?

— Да. Мне было бы ужасно неприятно выходить и ловить тебя в такой дождь.

Она сердито посмотрела на него, услышав такой ответ, но потом увидела, как его губы слегка скривились. Неужели этот наводящий страх дракон подшучивал над ней?

Удивительно, как спокойно она чувствовала себя с ним сейчас. Поистине он больше не казался ей человеком, захватившим ее в плен и державшим в неволе, и сама себе она не казалась пленницей. Или эта ночь, когда они оба испытывали страсть, действительно положила конец его желанию мстить? Мысль эта показалась очень заманчивой, и ей захотелось проверить, так ли это.

— Вопрос о воровстве, — начала она осторожно. — Он разрешился к вашему удовлетворению?

— Да, что касается этого.

Ровена боялась продолжать разговор. Но так как в его ответе не было раздражения, она, осмелев, задала еще вопрос:

— А что относительно моего — временного — пребывания в том лесу?

Он фыркнул, когда она употребила такие мягкие выражения, говоря о том, что на самом деле могло бы оказаться удачным побегом, если бы в этих местах не оказался ее брат, жаждущий возмездия.

— О чем это ты спрашиваешь, женщина?

— Должна ли я быть наказана за это?

— Я же не чудовище, чтобы не понимать, какой вред могло бы принести тебе дальнейшее пребывание в замке.

Она широко улыбнулась.

— На самом деле…

— Не говори этого, — предупредил он.

— Чего? — спросила она невинно.

Она совсем не испугалась его нахмуренного взгляда.

— Поскольку мы уже разобрались с твоим воровством и с твоим побегом, не хочешь ли ты теперь обсудить свою дерзость?

Ровена посмотрела в его сторону, сожалея, что у него такая хорошая память.

— Мне бы хотелось, чтобы обсуждение этого вопроса было ненадолго отложено, так как есть еще одна вещь…

Теперь, когда она уже вплотную подошла к нему, чтобы задать вопрос, она вдруг испугалась. Он был в хорошем расположении духа, несмотря на неприятность, связанную с дочерью. Ей очень не хотелось, чтобы настроение его изменилось из-за нее, не хотелось опять увидеть жестокое выражение лица, которое свидетельствовало о его ярости. Но ей нужно было знать, насколько глубоко было его новое отношение к ней. Или это отношение изменилось только внешне? Наконец она выпалила:

— Вы все еще намерены отобрать у меня ребенка, Уоррик?

То, чего она боялась, случилось — сразу же лицо приняло жестокое выражение, рот скривился, глаза сузились, и в голосе прозвучала леденящая угроза:

— Что могло тебя заставить подумать, что он мне больше не нужен?

— Я… я так не думала, только…

— Значит, ты его будешь растить как простолюдинка?

— Я не простолюдинка! — огрызнулась она. — И мне по праву принадлежат мои земли.

— У тебя нет никаких прав, кроме тех, которые даю тебе я, — проворчал он.

— Что вы будете делать с ребенком? — требовательно спросила она. — Кто за ним присмотрит, пока вы будете пропадать на своих проклятых войнах? Какая-нибудь другая служанка? Ваша жена?

Казалось, он не заметил презрительного тона, с каким она произнесла последние слова.