Узник моего желания - Джоанна Линдсей

Настала ли пора сказать всю правду? Нет, сейчас он был слишком зол, чтобы еще и это услышать.

Она отрицательно покачала головой:

— Вы и так отняли у меня слишком много. А теперь еще хотите лишить меня возможности отмщения? Я не хочу этого.

Он сердито посмотрел на нее, услышав ее ответ. Он даже встряхнул ее, но в конце концов тихо проворчал что-то и отпустил ее. Ей пришлось ухватиться за него, чтобы удержаться на лошади. В этот момент опустился подъемный мост, и лошадь двинулась вперед. Ровена поняла, что время уходит и она не успеет сказать ему все остальное, о чем он вскоре услышит от других, — но это уже будет не в ее пользу.

— Вы не спросили меня, почему меня должны были бы запереть в вашей темнице, мой господин.

— Тебе еще есть в чем признаваться?

Она прямо-таки отшатнулась, услышав эти злобные слова.

— Это не признание, а правда, какой я ее знаю. Вчера меня должны были обвинить в краже очень ценной вещи у одной из дам замка. Эту вещь предстояло найти в ваших покоях, таким образом моя вина была бы доказана. Появлялся повод допросить меня и о других предполагаемых кражах. Рассчитывали, что к вашему возвращению от меня слишком мало что останется, чтобы я могла вас чем-нибудь прельстить, и что от боли, которую я буду испытывать при допросе, я потеряю ребенка. Я не пожелала пройти через все эти страдания, ибо я невиновна. Поэтому я покинула замок до того, как обвинение могло быть вынесено.

— Но если ты виновна, тогда ты делаешь это признание, чтобы смягчить свою вину.

— Но я невиновна. Милдред случайно услышала, как замышлялся заговор, и предупредила меня. Вы можете ее спросить…

— Думаешь, я не знаю, что она солжет ради тебя. Лучше ты бы придумала что-нибудь другое, чтобы доказать свою невиновность.

— Теперь вы понимаете, почему мне пришлось покинуть замок, — с горечью произнесла Ровена. — Я никак больше не смогу оправдать себя, как только тем, что я только что вам рассказала. Именно вам надлежит сделать это, доказав, что тот, кто меня обвиняет, лжец. В противном случае вам придется наказать меня со всей строгостью, какой это преступление заслуживает.

Она почувствовала, как при этих словах он весь напрягся.

— Черт бы тебя побрал, женщина, что ты такое сделала, чтобы вызвать такую враждебность у этой женщины?

Ровена воспряла духом. Этот вопрос означал, что он ей поверил или хотел поверить.

— Я ничего не сделала, — просто сказала она. — Это даже не мне она хотела причинить боль, а вам. Если бы меня здесь больше не было, она, может быть, и не стала бы вообще обвинять меня и сообщать о пропаже. В мое отсутствие это было бы бессмысленно. Однако теперь, когда я вернулась, она может решить это сделать, чтобы вынудить вас наказать меня.

Они остановились во внутреннем дворе замка перед крепостной башней. Воины спешивались, лошадей уводили прочь, сновали туда-сюда оруженосцы и конюхи. Вдруг Ровене пришло в голову спросить:

— А почему вы, Уоррик, вернулись так скоро?

— Нет, женщина, тебе не удастся уйти от темы нашего разговора. Ты мне скажешь, кто эта дама, которая замышляет навредить мне через тебя, и ты мне скажешь ее имя сейчас же.

Она соскользнула с лошади прежде, чем он успел остановить ее.

— Не спрашивайте меня об этом. Если она передумала и решила ничего не делать, тогда она сама искупила свою вину и ее не следует наказывать за то, что она замыслила в порыве гнева. Если нет, вы узнаете имя сами, и очень скоро.

Его грозный взгляд стал еще грознее, и это хорошо было видно при свете многочисленных факелов, освещавших внутренний двор замка. Раздался удар грома, и небо осветилось яркой вспышкой молнии.

По спине Ровены побежали мурашки: он действительно был похож на дьявола, который является ее судьей и выносит приговор… да и голос его звучал именно так, когда он произнес, предостерегая ее:

— Я буду сам решать, кто заслуживает наказания. Так что не думай, что сможешь скрыть это от меня, как ты скрывала имя своего брата. Либо я получу ответ, либо…

— Я думаю, что сейчас, — прервала она его сердито, — вам лучше подготовиться к осаде. Хотя бы на всякий случай. Или вы считаете это менее важным, чем выяснять отношения с пленницей, которая никуда не денется?

Ровена повернулась и ушла, оставив его сидящим на коне. Она была слишком рассержена, чтобы подумать о том, что она могла своей тирадой окончательно вывести его из себя. Поэтому она не видела, как его губы начали расплываться в улыбке, и не услышала, как он рассмеялся. Продолжая улыбаться, Уоррик начал отдавать своим недоумевающим вассалам распоряжения об обороне замка.

Глава 38

Шум, доносившийся из трапезной Парадного зала, означал, что вечерняя трапеза была в полном разгаре. Ровена поднималась по ступеням в зал, но, заслышав этот шум, замедлила шаги.

Сначала она намеревалась пройти прямо на кухню, чтобы хоть немного поесть, но теперь она передумала, — куда бы она ни направилась, ей надо было пройти через зал. Может, пройти через двор? Нет, когда она входила в башню замка, первые капли уже давно собиравшегося дождя уже начали падать на землю. А ей совершенно не хотелось вымокнуть насквозь.

Удрученная, она села на ступеньки в самом темном углу, куда едва доходил свет факелов, горевших в самом низу и на самом верху лестницы. Здесь Уоррик и нашел ее. Он махнул рукой, чтобы вошедшие вместе с ним шли дальше, а сам остановился рядом с ней. Ровена, даже не подняв головы, поняла, что это был он.

— Что ты здесь делаешь? Я-то думал, что ты уже возобновила знакомство с соблазнительными изделиями господина Блауэта.

Она, так и не подняв головы, пожала плечами и сказала:

— Я тоже этого хотела бы, но мне придется войти в зал, чтобы попасть на кухню.

— Ну и что?

— И я… мне необходимо, чтобы вы были рядом со мной, когда мне предъявят обвинение.

Ровена не могла себе представить, почему это ее заявление заставило Уоррика схватить ее на руки и поцеловать, но он именно так и сделал. Он промок до нитки, но она не обратила на это никакого внимания. Она приникла к нему, отметив про себя, что поцелуй был не страстным. Но ей было приятно, она ощутила теплоту и безопасность, его силу и нежность. Ощутить такое после всего того, что пришлось пережить, было восхитительно!

Когда он поставил ее на ступеньки, он все еще нежно касался ее щеки рукой, и от улыбки глаза его потеплели.

— Пошли, — нежно сказал он и повел ее вверх по лестнице, держа за талию. — Я не хочу, чтобы ты опять обвиняла меня в том, что тебя тошнит, — или это из-за ребенка?

— Нет, по крайней мере я так не думаю.

— Тогда иди, поешь, — сказал он, подтолкнув ее вперед к лестнице, ведущей на кухню.