Век перевода (2006) - Евгений Витковский

XXXI. Обитатель

Он стар был, когда нов был Вавилон,Была его загадка долго скрыта;И наконец из-под кусков гранитаПредстал, прекрасен, нашим взорам он.Там было много древних прочных стен,Широких мостовых и старых плит,И изваяний фантастичный вид —Вот мир, попавший в лет ушедших плен.

Вниз уводили ветхие ступениК загадочным развалинам ворот;Камнями был завален узкий вход —Там древностей таинственные тени.Но, вход пробив, мы крикнули «беги!»,Услышав снизу грозные шаги.

XXXII. Отчуждение

Он телом оставался здесь всегда,С рассветом он был дома, но лишь ночьПожалует, он духом мчался прочь —Куда влекла полночная звезда.Он видел Яддит, но хранил мечты,Вернувшись целым из гурийских зон —Оттуда, где в ночи скитался онИ слышал зовы труб из пустоты.

Проснулся как-то старцем он с утра —И взгляды ближних были не милы,И всё плыло, как из туманной мглы, —Фантомы, ложь, пустая мишура.Друзья не признают его своим —Напрасно он тянуться будет к ним.

XXXIII. Портовые гудки

Над шпилями, нагроможденьем крышВсю ночь из порта слышатся гудки;И к берегам, что страшно далеки,Они несутся, нарушая тишь.И каждого, кто ночью не уснул,Влечет гуденье это через мрак;С заливов, огибая Зодиак,Сквозь космос к нам доносится тот гул.

Они ночами задают маршрут,Который к темным сказкам нас несет;И слышится нам эхо из пустотТех слов, которых люди не поймут.И в хоре, что всё тише и слабей,Земных мы не услышим кораблей.

XXXIV. Возвращение

Дорога уводила вниз — туда,Где мшистые лежали валуны;И капли, беспокойны, холодны, —Невидимая капала вода.Безветренно — ни вздоха и ни стона,Молчали и деревья, и кусты;И вдруг из непроглядной темнотыВозникла предо мной громада склона.

До неба возвышалась та скала,И острый пик был страшен и высок;А лестницей был лавовый поток,Но для шагов крута она была.Я закричал: что за звезда и годМне запрещают этот переход?!

XXXV. Вечерняя звезда

Я увидал ее издалека —Оттуда, где леса прикрыли луг;Она сияла тускло мне, но вдругВся вспыхнула, как золото ярка.Спустилась ночь, и старенький маякМерцающим сияньем бил мне в глаз;Но светом ярче в миллионы разЗвезда горела, разгоняя мрак.

И возникали в воздухе опятьВиденья прошлых лет — сады, леса,Ночные башни, море, небеса;С чего бы — не могу я вам сказать.Но знал я, что в космической ночиОт дома моего шли те лучи.

XXXVI. Непрерывность

В вещах старинных есть незримый следТой сущности, прозрачной как эфир,Которая пронизывает мирИ служит связью тех и этих лет.И это — непрерывности печать,Секретный ключ, открыть способный дверьВ закрытый мир, где прячется теперьМинувшее — его не увидать.

Но в час, когда вечернюю зарюБагровый провожает небосклон,Встают века, что впали в мертвый сон,Но не мертвы, а живы. Я смотрюИ в странном свете вижу: вот она —Твердыня лет, где стены — времена.

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ

СЕРГЕЙ ПЕТРОВ (1911–1988)

Неизданные переводы

КЛЕМАН МАРО{262} (1497–1544)

О пяти степенях в любви

В пятнадцать лет вас Бог оборони!Пять я в любви начислил степеней.Взгляд первою бывает искони,Второй — беседа, поцелуй за ней,Потом желание обнять нежней.Я степени последней не начел.А в чем она? — Немеет мой глагол.Приди, однако, вы в мои покои,Быка я за рога возьму, хотя и гол,И покажу вам, что это такое.

ТЕОДОР ДЕ БАНВИЛЬ{263} (1823–1891)

Кролики

На травке кролики в лесуРезвятся нежно и невинно,И пьют они взасос росу,Как налегаем мы на вина.

Тот бело-, а тот сероух;Бродяжки эти издалече.От них исходит тминный дух,Они ведут такие речи:

«Мы кролики. Невежды мы,Неграмотнее нет народа.Мы носим то среди зимы,Что подарила нам природа.

Мы не гадаем по звездам,Мечтою не стремимся к далям,А также в область старых дамНе следуем мы за Стендалем.

Нам Достоевский незнаком,И мордочки у нас не строги,И, уж конечно, мы ни в комНе ищем разных психологий.

В сапожках ходим меховых —Мы только кролики лесные.За неименьем таковыхНе пишем в книжки записные.

И Кант нам попросту никто,Никак в его идеи вгрызтьсяНам не желательно. ЗатоМы Лафонтена-баснописца

Глубоко чтим. Но предпочтемМолчанье, нежели нам станутТак излагать ученый том,Что даже наши уши вянут.

Полезем за Елену в бой,Готовы выкинуть коленце,Но песни нет у нас такой,Что пели древле митиленцы.

Фиалку песенкой простойМы забавляем без огласки,А тонкость купно с красотой —Пусть ими лакомятся ласки.

Ах, наша песенка тиха;Ее лужайкам подарив, мыНе брезгуем в конце стиха —Уж вы простите — ставить рифмы.

И Шопенгауэру назло,Которого мы не читаем,Жизнь, свежий воздух и теплоВеликим благом мы считаем.

Вдыхая сладкий дух сосны,Не в тесноте и не в обиде,Мы кролики и мы нежны,В тени на задних лапках сидя».

АНРИ КАЗАЛИС{264} (1840–1909)

Ночной ураган

Вздымался на дыбы вал, словно жеребец,По воздуху мотал раскидистою гривой.Я море в час грозы увидел наконец,Я, что привык ходить в долине молчаливой.

Выл ветер и вопил, раскатывая зов,И океан скакал на скалы, свирепея.От этих ужасов, от черных сих валовДышалося душе свободней и вольнее.

Луна безумная, скользнув по небесам,Вдруг осветила ночь сиянием туманным.И в дали были лишь свирепый лай и гамДа выкрики и рев над пенным океаном.

Природа вечная — знать, и тебе страдать,Знать, и твоей душе известен час кончины.Не в этих бурях ли ты будешь век рыдатьИ в ветрах бешеных всегда кричать с кручины?

И ты страдаешь, Мать, ты, кем мы рождены,Мы, что порой мрачней грозы твоей полночной,Подобные тебе во всем твои сыны,Как ты, изменчивы, измучены, порочны.

РОВЕР ДЕ МОНТЕСКЬЮ-ФЕЗАНСАК{265} (1855–1921)

Фо

Нет в жизни ничего прекраснее, слаще и величественнее таинственного.

Шатобриан

Японцы выбрали эгидою от бедТаинственную тварь и странное растенье:Грибы, которые — ни зверь земной, ни цвет,А к ним нетопырей, что вживе схожи с тенью.

Не в сих ли символах уразуметь дано,Что счастье не бежит к свободам бирюзовым,А только к ласковым и непонятным зовамС вопросом, шепчущим: «Да где и в чем оно?»

Капли

О светлячочки,Вы — точно точкиВ ночи, и вновьГореть вы рады,Как световкладыВ саму любовь.

Вы на полянке,Мои светлянки,Огни полей!И как вы падкиЗажечь лампадкиНочных лилей!

И, как дождинки,Ронять звездинкиПривыкли вы,Их с высей сея, —Рой эмпиреяНа ткань травы.

От светоокаБлестит осока,Мерцает лес,И зелень нивыГлядит ревнивоНа синь небес…

Рой искроточекЯ на листочекСобрал — и вотЗдесь, на поляне,Так мил ДианеВаш хоровод,

Когда несутсяС огнем сосудцыИз темноты,Огнепрыгуньи,Светомигуньи,Светоцветы.

Молитва слуги