Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

— Они же знают, у кого какой табун, вот он и видит, что Лейб берет только самых лучших, — прокомментировал Арье. Вскоре у всех четверых путников было по крепкому, выносливому верховому ослику да еще сильный вьючный мул на всех.

* * *

По словам Лонцано, до Исфагана оставалось немного, всего месяц пути, и Робу это известие прибавило сил. За день они пересекли прибрежную равнину, потом три дня ехали по предгорьям. Потом пошли невысокие горы. Робу нравились горы, но в здешних было слишком сухо, повсюду вздымались скалистые пики, почти лишенные растительности.

— Здесь почти не бывает воды, — сказал ему Лонцано. — Весной вода буйствует, затопляет и крушит все вокруг, а потом наступает сушь. Если и встретится озеро, то вода в нем чаще всего соленая, но мы знаем, где отыскать пресную.

Утром они помолились, после чего Арье плюнул и с отвращением посмотрел на Роба:

— Ты совсем дурак, ничего не знаешь. Гой ты пустоголовый, а не еврей!

— Это у тебя голова пустая, а ведешь ты себя как свинья, — стал выговаривать ему Лонцано.

— Да ведь он не умеет даже повязать тфиллин, как надо, — с негодованием пробормотал Арье.

— Он воспитывался среди чужаков, и если он чего-то не знает, то у нас есть возможность научить его. И научу его обычаям его народа я, реб Лонцано бен Эзра Га-Леви из Маската.

Лонцано показал Робу, как нужно правильно накладывать филактерии. Кожаный ремешок три раза обвивался выше локтя, образуя букву шин, потом семь раз ниже локтя, потом тянулся через ладонь и обвивался вокруг пальцев, образуя еще две буквы древнееврейского алфавита, далет и йюд. Таким образом получалось слово «шаддай», одно из семи неизреченных имен Бога.

Повязывая ремешок, следовало читать молитвы, в том числе отрывок из книги пророка Осии, глава 2, стихи 21–22:

«И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа»[120].

Повторяя слова, Роб задрожал — ведь он обещал Иисусу остаться верным христианином, пусть и принявшим внешнее обличье иудея. Потом вдруг сообразил, что Иисус и сам был евреем и за время своей жизни, несомненно, повязывал филактерии тысячи раз, читая эти же самые молитвы. Тяжелый груз упал с души Роба, страхи рассеялись, и он повторял слова молитвы вслед за Лонцано, а ремешок врезался в руку, заставляя ее багроветь. Это было интересно: значит, тугая перевязка удерживала кровь между пальцами. А откуда же, задумался Роб, притекает кровь и куда она денется из руки после того, как он снимет сдавливающую повязку?

— И вот еще что, — продолжил Лонцано, когда они сняли филактерии. — Ты не должен упускать возможность спрашивать наставлений у Бога, пусть и не знаешь нашего языка. Сказано: если кто не способен прочесть предписанных молитв, тот пусть хотя бы думает о Всевышнем. Это тоже считается молитвой.

* * *

Они представляли собой не очень-то внушительное зрелище: если ты не коротышка, то верхом на осле смотришься не слишком браво. Роб едва не касался пятками земли, однако ослик прекрасно справлялся с тяжелым всадником — это было выносливое животное, способное проходить с таким грузом немалые расстояния. Ослик отлично подходил для бесконечных подъемов и спусков по горным тропам.

Робу не нравилось, что их предводитель слишком торопится. Лонцано без конца подгонял своего осла, нахлестывая его бока прутиком, обломанным с колючего куста.

— Куда мы так торопимся? — не выдержал Роб, но Лонцано даже не взглянул в его сторону. Ответил Робу Лейб:

— Здесь поблизости живут нехорошие люди. Они убивают всякого проезжего, а уж евреев просто ненавидят.

Весь маршрут они держали в голове, Роб же и понятия о нем не имел. Случись что с тремя его спутниками, навряд ли он сумел бы уцелеть в этих мрачных и неприветливых горах. Тропа то резко вздымалась вверх, то круто обрывалась вниз, петляя между нависающими над ней темными вершинами восточной Турции. На пятый день пути, ближе к вечеру, они подъехали к речушке, прихотливо извивавшейся среди скалистых берегов.

— Река Корух, — сказал Арье.

У Роба фляга была уже почти пуста, однако едва он поспешил к реке, как Арье отрицательно покачал головой.

— Она же соленая, — язвительно сказал он, как будто Роб мог знать об этом заранее. Все четверо продолжили свой путь.

Уже в сумерках свернули за выступ очередной скалы и увидели мальчика, который пас коз. Увидев их, он бросился наутек.

— Может, догнать? — предложил Роб. — Вдруг он побежал предупредить разбойников?

На этот раз реб Лонцано посмотрел на Роба и улыбнулся. Тревоги на его лице больше не было.

— Это еврейский мальчик. Мы подъезжаем к Бейбурту.

В деревушке не насчитывалось и сотни жителей, из них примерно треть составляли евреи. Жили они за мощной высокой стеной, врезавшейся в склон горы. Когда путники подъехали к воротам, те были уже открыты. За ними ворота сразу затворили и заперли, и, спешившись, Роб со спутниками оказался под защитой гостеприимного еврейского квартала.

— Шалом, — приветствовал их, ничуть не удивившись гостям, бейбуртский рабейну. Он был невысокого роста — отлично смотрелся бы верхом на осле. У него была густая широкая борода, а уголки рта задумчиво опущены.

— Шалом алейхем, — ответил ему Лонцано.

Роб еще в Трявне узнал об установленном среди евреев обычае привечать путешествующих, но сейчас он впервые испытал его действие на себе. Мальчишки сразу увели их ослов и мула — почистить, покормить, поставить в стойла. Другие ребятишки собрали фляги путников — вымыть и наполнить свежей пресной водой из деревенского колодца. Женщины принесли влажные полотенца, чтобы гости могли обтереть дорожную пыль с лица и рук, а потом их повели за стол, где ожидали свежие лепешки, похлебка, вино. После обеда они проследовали с мужчинами деревни в синагогу на вечернюю молитву — маарив. Помолившись, сели побеседовать с рабейну и несколькими уважаемыми членами общины.

— Твое лицо мне знакомо, разве не так? — обратился рабейну к Лонцано.

— Мне уже приходилось пользоваться гостеприимством в вашем селе. Шесть лет назад я был здесь с братом Авраамом и нашим блаженной памяти отцом, Эзрой бен Лавелем. Отец покинул нас четыре года назад: случайно порезал руку, порез воспалился и отравил его кровь. Такова была воля Всевышнего.

— Да почиет он с миром, — произнес рабейну, кивнув, и тяжело вздохнул.

Седой еврей, почесав подбородок, вступил в беседу:

— А меня ты часом не припоминаешь? Йоселе бен Самуил из Бейбурта. Я гостил у твоей семьи в Маскате, весной как раз тому было десять лет. Привозил груз медного колчедана, в нашем караване было сорок три верблюда. И твой дядюшка… Иссахар? Он помог мне продать руду плавильщику и закупить груз морских губок на обратную дорогу, я их потом с большой выгодой продал.

— Дядя Иеиль, — улыбнулся Лонцано. — Иеиль бен Иссахар.

— Точно, Иеиль! Его звали Иеиль. Он в добром здравии?

— Когда я уезжал из Маската, он был вполне здоров.

— Ладно, — вмешался рабейну. — На дороге в Эрзерум бесчинствуют разбойники-турки, чтоб их чума забрала, чтоб их на каждом шагу преследовали сплошные несчастья! Они убивают путников, назначают за них выкуп, какой им вздумается. Вам надо обойти их стороной, по узкой тропе, что ведет через самые высокие горы. С дороги вы не собьетесь — вас проводит один из наших юношей.

Вот почему на следующее утро их ослы вскоре после выезда из Бейбурта свернули с проезжей дороги и зашагали по каменистой тропке, местами сужавшейся до двух-трех шагов, а дальше разверзались глубокие пропасти. Проводник не покинул их пока они снова не выбрались на проезжую дорогу.

Следующую ночь они провели уже в Каракозе, где проживало чуть больше десятка еврейских семей — процветающие купцы, находившиеся под покровительством сильного и воинственного местного вождя Али уль-Хамида. Замок Хамида выстроенный в форме семиугольника, смотрел на город с вершины горы. Он чем-то напоминал боевой корабль, перенесенный на сушу и лишенный мачт. Воду в крепость доставляли на ослах из города, а там емкости всегда были полны до краев на случай осады. В обмен на защиту со стороны Хамида евреи Каракоза заботились о том, чтобы закрома крепости были полны проса и риса. Робу и трем его спутникам не довелось увидеть самого Хамида, но уезжали из Каракоза они с радостью, не желая оставаться там, где безопасность зависела от каприза одного сильного правителя.

Они теперь ехали по таким краям, где путь был труден и полон опасностей, но отлаженная еврейская система действовала отлично. Каждый вечер они пополняли запасы пресной воды, получали добрую еду и кров, а также советы относительно предстоящего отрезка пути. Лицо Лонцано заметно посветлело, морщины разгладились.