Завещание Инки - Карл Май

— Что это за племя? Я понял пока только одно — что они не кечуа.

— Это абипоны, наши злейшие враги. А вот тот, что повелительно жестикулирует, конечно, их вождь, и ружье, которое лежит на пончо, видимо, тоже его. Ну-ка, ну-ка, послушаем, что за приказы он отдает… Ага, он сказал им, что за ночь часовые сменятся трижды. А на вахту будут заступать по двое: один будет стоять возле лошадей, другой — возле пленников.

— А кем могут быть эти пленные? Если абипоны — наши враги, значит, пленные могут оказаться нашими друзьями?

— Верно.

— Эх, если бы мы могли освободить их!

Инка несколько мгновений молчал, напряженно вглядываясь в лица лежащих на земле пленников индейцев. Потом сказал:

— Это вполне возможно. Во всяком случае, я бы попытался… А что ты на это скажешь?

— Аука, я пойду за тобой куда угодно! — От охватившего его восторга Антон стал говорить гораздо громче, чем следовало в их положении. — Но как мы это сделаем? У нас ведь нет с собой ружей!

— Тише, тише… Они нам вовсе не нужны. Ты лучше вспомни слова Отца-Ягуара о том, что очень часто хитрость побеждает силу. По этому принципу я и предлагаю действовать.

— Согласен! Но объясни мне, что я конкретно должен делать.

— Погоди немного! Сначала пусть они улягутся спать. Потом нам надо посмотреть, погасят ли они костры. Одно дело — действовать в темноте, другое — при свете костра.

Он замолчал, потому что к пленным приблизился вождь абипонов. Он стал произносить в адрес лежавших на земле угрозы, подкрепляя их пинками ногой. Пленники, связанные по рукам и ногам, увертываясь от ударов, корчились на земле, как ужи на сковородке. Время от время отблески костра ложились на их лица, и юноши убедились в том, что их первоначальное предположение было верным: один из пленников оказался белым. Увидев лицо другого, Аука взволнованно зашептал:

— Это вождь камба! Его зовут Эль Кранео Дуро, то есть Прочный Череп. Ты слышал когда-нибудь о нем?

— Нет, не приходилось.

— Это имя ему досталось после того, как он получил, можешь себе представить, восемь ударов подряд прикладом по голове и не умер после этого. Когда враги, посчитав его уже мертвым, удалились с места схватки, он встал с земли, покрутил немного головой и, как только к нему вернулась способность видеть и понимать что к нему, пошел по их следу. Это были все те же абипоны. А конец этой истории такой: никого из его врагов не осталось в живых. Вот так…

— Ты знаком с ним?

— Даже более того, мы с ним — давние хорошие друзья. Он часто бывал в нашем селении в горах, а я и Ансиано гостили среди людей его племени. Чтобы не объяснять тебе слишком долго, что он за человек, я скажу тебе только одно: я собственной жизни не пожалею ради его спасения.

— И я тоже! — воскликнул Антон.

Аука положил руку ему на плечо, внимательно и, как показалось Антону, с благодарностью посмотрел в глаза и сказал:

— Пока лучшее, что ты можешь сделать для него, — это лежать молча и не шевелиться.

Абипоны наконец улеглись на ночь, завернувшись в свои пончо, ногами к огню. Заступила на вахту первая пара часовых. Один сразу же ушел к лошадям, другой стал ходить между кострами. Подул резкий, холодный ветер. Чтобы не закоченеть, часовой завернулся сразу в два пончо: одно окрутил вокруг бедер на манер женской юбки, другое надел себе на голову, оставив только узкую щель для глаз. Ветер становился все сильнее и временами неожиданно поднимал из тлеющих углей костров целые столбы искр, которые падали на пончо спящих и тут же гасли, задуваемые все тем же ветром, но, чем черт не шутит, могли и пожар наделать. Часовой заходил быстрее, поворачивая угли то в одном костре, то в другом. И только в один из тех, между которыми лежали пленники, наоборот, подбросил веток.

С того момента, как индейцы улеглись, прошло примерно полчаса. Кое-кто из них уже начал похрапывать. Сгоравший от нетерпения Антон не выдержал и прошептал на ухо Ауке:

— Не пора ли? Ты не боишься, что поднимется переполох среди наших, когда они заметят, что нас нет?

— Даже если это и случится, Ансиано, я думаю, сумеет их успокоить довольно быстро. Он хорошо знает меня и догадается первым, в какой стороне меня следует искать. Но ты прав: действительно пора начинать нашу операцию.

— Ты уже решил, что нам надо делать?

— Тут не требуется никакого решения, надо просто делать то, что само собой разумеется, и все… Я выманю часового сюда.

— А как ты это сделаешь?

— Увидишь. Слушай внимательно: я сейчас издам некий звук, а ты понаблюдай, не реагируют ли на него спящие. Для нас сейчас важно, чтобы они все дрыхли, что называется, без задних ног.

Он приложил обе свои ладони ко рту и издал тихий шорох, похожий на то, как если бы вдруг «заговорил» попугай, неожиданно проснувшись.

Ни один из индейцев не проснулся, но часовой застыл на месте как вкопанный и прислушался…

— Так… — сказал Аука. — Сейчас он у нас как миленький притопает сюда, прямо к нам в руки. Видел ли ты когда-нибудь, друг мой Антон, чтобы лежащий на земле человек нес караул?

— Нет.

— Вот и я тоже. А теперь быстренько отползи-ка примерно за два дерева отсюда и прижмись к земле, как лист опавший!

Антон отполз, и Аука еще раз издал все тот же звук под личиной попугая. Потом еще и еще раз… Часовой лег на землю и пополз. Похоже, он действительно был уверен, по крайней мере, процентов на восемьдесят, что имеет дело с попугаем. Аука перекинул свою тяжелую булаву на левый бок и прохрипел голосом попугая в последний раз. И почти в то же мгновение бросился на индейца, пригвоздив его мощным ударом к земле, так что тот и пикнуть не успел.

— Мой Бог, а ты не убил ли его случайно? — с ужасом прошептал Антон.

— Не знаю… Скорее всего, он жив, просто пребывает в глубоком обмороке. Оставайся тут и не своди с него глаз. А если он очнется раньше, чем я вернусь, используй свой нож… Я знаю, как трудно тебе сделать это, но уясни для себя как следует одну вещь: мы сейчас находимся с ними в состоянии войны. А на войне как на войне. Во всяком случае, он, я уверен, не станет бездействовать, когда проснется. Его голос в данном случае для нас оружие пострашнее ружья.

Он помолчал несколько мгновений, вглядываясь в лицо Антона. Тот выглядел растерянным. Потом пробормотал:

— Нет, если бы он на меня напал, я, конечно, смог бы…

Тогда Аука заявил, сумев придать своему шепоту властные ноты:

— Я требую, чтобы ты подчинился!

Инка открылся другу с совершенно новой стороны. Это был уже не скромный молчун, а настоящий повелитель. Озадаченный таким превращением, на этот раз промолчал Антон. Аука, однако, не стал требовать от него ответа. Может, счел, что приказ его будет непременно выполнен, а может, ему было просто некогда. Он торопливо снял с оглушенного абипона оба его пончо и надел их на себя точно таким же образом. Уже через минуту он ходил по лагерю, точь-в-точь как настоящий часовой.