Почетный караул - Джеймс Коззенс

Следует признать, что в какой-то мере у работников службы общественной информации есть основания утверждать, что их методы не только эффективны, но даже неотразимы. Свое умение формировать общественное мнение они доказали на самой армии, заставив почти всех высших чинов покорно повторять вслед за ними, что работа по пропаганде, или, если хотите, по «идеологической обработке», является для армии жизненно необходимой. Хотя навряд ли, думал полковник Росс, эта блестящая победа над умами высшего командования привела к каким-то положительным сдвигам в общественном мнении — скажем, люди стали лучше относиться к войне, удвоили усилия и оказали армии единодушную поддержку. И хотя кое-что из того, что несет с собой война, кому-то нравится, большинство людей не любят войну, и никто не заставит их ее полюбить. Людям нравится, что во время войны больше платят, что у многих появляется возможность воспользоваться чрезвычайным положением и сделать карьеру, оттеснив более достойных конкурентов. Нет никакой необходимости силой заставлять людей любить то, что им и так нравится. А любые попытки заставить их полюбить то, что им не нравится, всегда нелепы и обречены на провал.

Масштабы этого провала тем грандиознее, чем большее значение придается ожидаемому успеху. Сравним, к примеру, все усилия по «идеологической обработке» рядового состава в плане объяснения «цели войны» каждому солдату с полученными результатами, то есть посмотрим, как солдаты относятся к войне и что они о ней на самом деле думают. Обычный средний человек твердо знает, какую именно цель он лично преследует в войне. Цель эта — как можно скорее с войной покончить и отправиться домой. Это вовсе не значит, что он не будет сражаться — как раз наоборот. Как только его привезут на фронт и он увидит противника, он сразу смекнет, что, пока он не перебьет врага или не обратит его в бегство, домой ему не попасть. Ему вовсе не нужно знать о злодеяниях противника и том, какой он нехороший. Все злодеяния, все коварные замыслы вражеского командования — сущие пустяки по сравнению с тем обстоятельством, что враг сейчас перед ним, что он в него стреляет и заставляет торчать здесь. И хотя интеллектуальный уровень среднего человека и вправду довольно низок, все же немного найдется таких, у кого он низок настолько, чтобы поверить, будто все они, стоящие в одной шеренге, — братья, сражающиеся во имя «благородных идеалов». Да если им такое скажешь, они же со смеху помрут. В большинстве своем они презирают своих офицеров, ненавидят уставы и дисциплину и нарушают их при всяком удобном случае; они проклинают армию с утра до ночи и только и думают, как бы отсюда вырваться, они поднимают вой из-за малейших неудобств, не говоря уже о настоящих тяготах.

Казалось бы, ну как можно начинать с такой армией сколько-нибудь серьезную военную кампанию? Да таким солдатам просто необходима «идеологическая обработка». Все это так, но только на первый взгляд, если забыть об истории американской армии. Еще со времен своей юношеской армейской одиссеи полковник Росс помнил отношение к службе ветеранов прошлой войны, ворчливых добровольцев. От них он услышал песню, которая, и это весьма знаменательно, поется в армии со времен Гражданской войны. В песне этой был замечательный последний куплет:

Славный путь ветеранов — вот пример для солдат.Все пойдем на сверхсрочку — да поди-ка ты в зад!

Вот такое язвительное, почти яростное презрение, такое соединение высокого и низкого — специально чтобы позлить тех, кто дома тешит себя (как они считали) разной высокопарной чушью, — это и есть суть отношения американцев к армии. Полковник Росс, как и всякий, у кого есть глаза и уши, знал, что чувства солдат к армии не изменились и по сей день. И едва ли их можно изменить, да и вряд ли стоит менять, если подойти к этому с практической точки зрения. Когда дойдет до драки, даже нытики будут сражаться как надо. И нынешняя война это уже доказала. Они еще чаще жалуются, еще больше презирают офицеров, еще сильнее ненавидят армию, еще меньше подчиняются приказаниям — и при этом сражаются гораздо лучше, все, как один, побеждая любого противника.

Немного пофилософствовав про себя об этой стороне затеи с публикацией, полковник Росс сделал попытку — впрочем, не слишком успешную — вспомнить вчерашний разговор.

— Мне кажется, если это вообще осуществимо, — сказал он, — Хикс как раз тот, кто нужен. Вы об этом спрашиваете? Я уверен, что у него есть связи и он, если захочет, сможет ими воспользоваться. Но не думаю, чтобы это задание его особенно вдохновляло.

— Почему? — спросил полковник Култард. — Сегодня утром мне показалось, что это его заинтересовало.

— Возможно, я ошибаюсь, — сказал полковник Росс, — но думаю, что я все-таки прав. Ведь Хикс в своем деле собаку съел. Наверняка прежде он занимал видное положение, пользовался влиянием. Я хочу сказать, ему не надо было никого спрашивать, что ему следует думать по тому или иному поводу. Он вам говорил, что ему нравится эта идея?

— Ну, так прямо не говорил, — сказал полковник Култард. — Я, собственно, его и не спрашивал. Мне показалось, что он не против. Во всяком случае, у меня не сложилось впечатления, что он будет заниматься этим из-под палки. Вы со мной не согласны?

— Как вы считаете, какого он о вас мнения?

— Как-то никогда не задумывался, — удивленно ответил полковник Култард. — Мы ведь не часто видимся. Он всегда любезен и вежлив. И приказы выполняет охотно, хотя прежде он, возможно, вправду был большой шишкой.

— Чтобы стать большой шишкой, нужно прежде всего головой работать, — сказал полковник Росс. — В армии же голова нужна только для того, чтобы отвечать «Есть, сэр».

— Понимаю, к чему вы клоните, — сказал полковник Култард. Видимо, слова полковника Росса его задели. Он нервно рассмеялся. — Может быть, Хикс считает меня тупицей. Очень может быть. Что ж, вполне естественно. Он, вероятно, знает гораздо больше меня. В моем отделе, Норм, есть удивительно талантливые люди. Разумеется, я бы не отказался знать столько же, сколько знают они. Пятеро, а может, шестеро записаны в справочнике «Кто есть кто в Америке» — так что сами видите, какой уровень. И все же не думаю, что меня недолюбливают…

— Я просто хотел сказать, что, если бы мы обратились к Хиксу как к редактору журнала, его наша тема могла бы и не заинтересовать. Ну так что ж. Мы и не будем его привлекать как редактора.

Полковнику Култарду стало неловко.

— Я понимаю, Норм, — сказал он, — возможно, я действительно говорил с ним в приказном тоне, и он просто ответил: «Есть, сэр». Но я на самом деле подумал, что он хочет…

— И абсолютно правильно подумали, — сказал полковник Росс. — Из вчерашнего разговора я понял, что он не прочь выполнить особое задание генерала. К сегодняшнему утру он все обдумал и, возможно, по-прежнему согласен. А когда он посмотрит все, что мы собираемся ему показать, может случиться так, что ему ни одна из предложенных тем не покажется подходящей. А может, лучше сделать иначе? Что, если отправить его в Нью-Йорк в командировку: пусть потолкует с кем нужно, побывает в редакциях разных журналов, посмотрит, что можно сделать. Кстати, где-то в тех краях у него жена и дети…

— Разумеется, пусть едет, — сказал полковник Култард. — Ему, вероятно, нужно оформить какую-то бумагу. Я в этих делах мало что…

В дальнем конце веранды кто-то нерешительно постучал в сетчатую дверь. Полковник Росс посмотрел через плечо.

— Входите, входите, — сказал он. Хотя он не слышал шума автомобиля, ему показалось, что сквозь решетку двери он видит Ботвиника. Но он ошибся — это был генерал Бакстер. — Входите, генерал! — вставая, произнес он. — Ваши вещи уже прибыли. Выпьете с нами? Вон, у Хэла Култарда кое-что найдется в кувшине, если, конечно, он сам все не выдул.

— Большое спасибо, полковник, — ответил генерал Бакстер. — Пожалуй, воздержусь. Привет, Хэл. Нюд просил вам передать, полковник, что он звонил военному прокурору и просил пока задержать эти бумаги. Он считает, лучше вам их утром втроем просмотреть — так будет быстрее. Вы не возражаете, если я присяду на минуту? — Генерал Бакстер нащупал впотьмах кушетку и грузно опустился на нее. — Сейчас уже поздно, — сказал он, — но вот завтра утром я бы хотел, чтобы вы написали или продиктовали для меня короткое заявление — насчет полковника Вудмана. В полдень я вылетаю туда для расследования.

— Да, эта история всем наделала хлопот, — сказал полковник Култард. — И знаете, от кого Нюд узнал? От Хикса, моего подчиненного. Я как раз был в тот момент у Нюда. Как-то неловко вышло. Нюд что-то такое сказал, из чего Хикс понял, что тот ничего не знает. А Хиксу только что позвонил оттуда знакомый — по другому делу. И Хикс решил, что лучше все рассказать Нюду. Нюд даже побледнел. Мне кажется, он действительно очень любил Вуди.