Темные изумрудные волны - Федор Московцев

Кроме того, дочь заявила царю-отцу, что если церковь не расторгнет ненавистный ей брак с Зурабом Эристави, то она негласно уедет в Имерети, ибо жить не может без царевича Александра.

И Теймураз решил, что вызволит дочь из арагвских сетей и выдаст замуж за наследника имеретинского престола. И разумом, и сердцем понимая волнение дочери, он написал маджаму о стенании:

Девы, на свет уповающейВ призрачной мгле Алазани,Царство лозы орошающейУчасти горькой слезами.Вечность проходит, минута ли,Тяжки нам горести эти.Гордую душу опуталиДэви арагвского сети.

Итак, два года понадобилось Теймуразу, чтобы разгадать сущность князя Эристави Арагвского. Преданные кахетинскому царю князья разоблачили Зураба в его происках против грузинского царства. Также были разоблачены его попытки подчинить своему влиянию горцев — пшавов, тушин, мтиульцев, и хевсуров, составлявших надёжный оплот Теймураза и признававших его единственно законным царём Картли.

В своём ответе на очередное приглашение Теймураз написал, что царевна Нестан-Дареджан согласна поехать в Тбилиси, но пусть за ней, как определено правилами двора, прибудет её муж, Зураб Эристави, князь Арагвский.

Трижды скакали по Кахетинской дороге, через Гомборский перевал, из Телави в Тбилиси и обратно гонцы. Зураб в отчаянии умолял царя уговорить Нестан-Дареджан пренебречь излишней торжественностью и вернуться к нему. С третьим гонцом Теймураз ответил осторожному, словно олень, Зурабу: «Приди и возьми!»

Зураб не поехал. В ответном письме он написал о якобы готовящемся заговоре против Теймураза и приглашал кахетинского царя вместе с дочерью в Тбилиси, под свою защиту. Телавский дворец стал походить на воинский лагерь. Теймураз и верные ему князья всполошились: это ли не заговор против самого царя? Заманить в Тбилиси и расправиться с царём, а самому возглавить объединённую Картли-Кахети?! Или, если царевна прибудет одна, взять её в заложницы, и диктовать царю свои условия?! Никто не верил в заговор, придуманный Зурабом — этому было множество доказательств. Теймураз раздумывал: что делать? Идти войной на Тбилиси? Готовиться к обороне?

Снова седлались кони и скакали гонцы. Очередное послание царя было наполнено благодарностью Зурабу за его приверженность престолу. И теперь витязю следует явиться ко двору, дабы самому сопровождать царскую семью в Тбилиси.

Может быть, осторожный Зураб всё же воздержался бы от поездки в Телави, ставшей после переписки трижды опасной, но письмо Нестан-Дареджан, распалило его. Желание поскорее стать свободной так сильно овладело ей, что она, не задумываясь, написала под диктовку отца:

«Князь Зураб, ты сосчитал, сколько часов, дней, и месяцев не видел меня? Если совсем забыл дорогу в мои покои, то откровенно напиши, и мне будет легче просить святую церковь расторгнуть наш брак… А твоё домогательство моего приезда в Тбилиси не столько возмущает мою гордость, сколько вызывает недоумение! Где ты видел, князь Арагвский, чтобы дочь царя Багратида, как послушная рабыня, спешила на зов, хотя бы и мужа?…»

Недоступная, она ещё сильнее разожгла его кровь. Собрав пятьсот отборных дружинников, Зураб выехал в Телави.

В честь приезда зятя Теймураз устроил званый пир. Вино на телавском пиру лилось второй Алазанью. Дружинники и телохранители Зураба были оттеснены в парадный двор — подальше от арочного зала, в котором находился их вожак. А когда воины и князья перепились настолько, что тысяча мертвых рыб показались бы живыми по сравнению с ними, на вопрос Зураба о том, когда несравненная Нестан-Дареджан удостоит пир своим присутствием, Теймураз вскинул руку и назидательно произнёс:

Приговор, а не маджаму,Что красавиц тешит рой…Кто другим копает яму,Сам летит в неё порой.

По этому сигналу в руке начальника хевсуров, охранявших кахетинского царя, вспыхнул факел. Горцы окружили Зураба. Хевсурский меч, повторяющий форму креста, сделал круг над князем Эристави и со страшной силой опустился на его шею.

Выволокли Зураба, как изменника царя, к воротам дворца, и там он пролежал ровно три часа, означавших: преступление, раскрытие, возмездие.

Оставшись без вождя, арагвское войско было разогнано. Ананури, фамильная вотчина Эристави Арагвских, была передана Баадуру, старшему брату Зураба, незаконно лишённому наследства.

Нестан-Дареджан траур отвергла: сказала, что при жизни князя траур износила. Легко и полжизни выплеснуть, как воду из чаши. Она уехала в Имерети, где и сочеталась браком с царевичем Александром.

Так, три года разделённые расстоянием менее чем в триста километров, разобщенные предрассудками и распрями, они преодолели все трудности и соединились, сдержав свою клятву, данную раз и навсегда.

— Что же дальше? — поинтересовалась Катя. — Как сложилась судьба этой пары, столь упорно добивавшейся воссоединения?

— Они жили счастливо, — улыбнулась Тинатин. — Вот такими простыми словами описывается то, что многим даётся непросто. Согласно их завещания, они похоронены здесь, в этом храме.

И она указала на две надгробные плиты под киворием.

На выходе, возле дубовой раки, в которой покоились мощи святых, они остановились, чтобы, по обычаю, поклониться храму и перекреститься. Мимо них, беззвучно шевеля губами, прошёл священник в чёрной рясе, высокий, необычайно худой, сам похожий на мощи.

Всю обратную дорогу ехали молча. Андрей и Катя устроились на заднем сиденье, Тинатин вела машину.

В голове Андрея тянулась цепь людей, событий, наименований населённых пунктов, задач, ясностей и неясностей, предполагаемых дел.

Вот Александр и Нестан-Дареджан дают друг другу клятву любви. Вот указатель на Зугдиди.

Вот Синельников, Гордеев, Шалаев. Что делать по возвращению в Волгоград? Или, послушавшись Катю, уехать в Петербург? Андрей всё еще не осознал, как будет выглядеть эта поездка, и что они будут делать в чужом городе.

Вот они у входа в Гелатский монастырь. Вот Катино испуганное лицо. Странно, почему она была так взволнованна. Надо будет непременно с ней поговорить наедине.

Вот пристальный взгляд Тинатин. Время от времени она смотрит в зеркало заднего вида, и, встречаясь глазами с Андреем, казалось, говорит одним своим взглядом: «Ну, что ж, не получится… А жаль…»

Когда подъехали к дому, Тинатин посигналила. Из дома выбежал Заза, и бросился навстречу матери. Она его поцеловала и спросила, как дела. Мальчик ответил, что дедушка учит его играть в нарды.

Они прошли во внутренний двор. Там их встретил Иорам.

— Как съездили? — спросил он, обнимая дочь. — Что сказал вам нарисованный Иисус, бог нищих?!

— Папа! — возмущенно воскликнула она.

— Сын духа всё такой же маленький, ничуть не вырос за двадцать веков?

— Папа! — еще громче крикнула Тинатин. — Нельзя так говорить!

Катя выглядела уставшей. Она сказала, что хочет прогуляться. И, взяв Андрея за руку, она повела его к выходу.

Густые колючие заросли и переплетённые игольчатые растения то вздымались ввысь, то накидывались на лощину. Уродливый граб, разбросав в стороны чудовищные ветки, казалось, силился схватить неосторожных путников.

Беспросветные заросли постепенно перешли в суровый, безмолвный дремучий лес. Не стволы, а исполинские колонны тянулись в небо, густо сплетаясь наверху ветвями, оберегая от солнечных стрел незыблемый полумрак. С трудом проникал ломкий луч через вековые дубы, грабы, и орехи. Из-под влажного мха выглядывали то нежные цветки чаровницы, то изящные папоротники. Изредка раздавался крик встревоженной птицы или жужжание яркокрылого насекомого. В самой чащобе промелькнула росомаха, блеснув буро-черной шерстью и светлыми пятнами возле удивлённых глаз.

Лес обрывался у отрога. Вдали виднелись холмы с причудливо изгибающимися на своих боках коричневыми полосами. Террасы, угловатые обломки скал, и уходящая ввысь крутизна. Хребет вздыбливался лесными чащобами, щелистыми грудами камней, руинами развалившихся скал.

Голубоватые туманы копошились и таяли на дне лощин. Небо безоблачное, синее-синее. С вершин сползал свежий ветер и, разбиваясь о зубчатые громады откосов, растекался неровными волнами по ущелью.

Торная медвежья тропа вела вверх. Звери — хорошие дорожные мастера. Они знают, где в скалах скрыта доступная щель, как обойти непролазные дебри, гари, где можно перейти вброд бурную реку, пройти по карнизу скал. В самых трудных местах не надо лучшего прохода, чем тот, по которому идёт звериная тропа.

С невидимой высоты падали бешеными скачками холодные потоки воды. Сколько шума, сколько необузданной силы в этом ручье, пропилившим узкую щель в монолитных каменных стенах.