Грешники Святого города - Лилит Сэйнткроу

Оглядываться на него я не стала.

«Ему повезло, что его не убили», — посетила меня холодная мысль. Будь он храбрее или любознательнее, Эдди мог бы остаться в живых. Массади мог бы предупредить его о том, что рядом находится шпион. Но он заботился лишь о своей жалкой шкуре.

Почему же Гейб не призвала меня, когда неприятности только начинались?

Я повернула ручку двери и вышла из комнаты.

Понятно почему. Она испытывала чувство вины из-за дела Лурдеса, которое закончилось для меня психическим насилием. При воспоминании о «Риггер-холле» меня била дрожь, как наркомана во время ломки. Джейс умер, и Гейб сочувствовала моему горю. Наверное, она ощущала свою ответственность, поскольку втянула меня в эту историю. А когда я пропала, не сказав ни слова о Джафримеле, она наверняка решила, что я не могу ее больше видеть. Все наши разговоры по телефону лишь убеждали ее в том, что она виновата, что я считаю ее ответственной за тот жуткий, кошмарный провал. Гейб отличалась особым благородством, к которому я всегда стремилась. Как же я могла допустить, чтобы она взяла на себя ответственность за мою боль?

«О Гейб! Габриель. Я должна была рассказать тебе обо всем».

За дело Лурдеса я бы взялась сама, в любом случае. Волей-неволей нам приходится замыкать какие-то круги, уплачивать какие-то долги, и я была призвана замкнуть убийственный круг «Риггер-холла». Призвана богами или духами убиенных, ментально разрушенных детей. Или самой судьбой. Так или иначе, это был мой долг.

Я была обязана сделать это, потому что Гейб нуждалась во мне. Она была моей подругой, самым родным человеком, хотя мы не родные по крови. И мне в голову не приходило, что она могла винить себя. Что ей было в чем винить себя.

«Ох, Гейб, прости меня!»

Я сделала несколько шагов по коридору и остановилась: в нос ударил едкий, обжигающий запах. Наруч сжался, стискивая запястье, и полыхнул зеленым светом.

«О, только не адский пес!»

Что-то случилось. Все было тихо, если не считать дождя и грома, прокатывавшегося по небу, как камнепад. Я сделала последний шаг, вышла из-за угла и увидела, что комната пуста. Ни Лукаса, ни Леандра, ни Азы Таннера. Занавески плескались на ветру, в разбитое окно лил дождь — а ведь я не слышала, как разбилось стекло. Ноздри переполняло демонское зловоние.

Я услышала приглушенные звуки, словно снаружи шла схватка. Звенела сталь, яростно ревел оборотень, Лукас хриплым голосом выкрикивал проклятия.

«Что за чертовщина?»

Я схватилась за меч, но слишком поздно.

Жилистый краснокожий демон отбил мой клинок и нанес мне удар тыльной стороной ладони — мощный удар, подобный столкновению миров. Его глаза с кошачьим разрезом горели желтым огнем, пасть исторгала ядовитое зловоние, под кожей сплетались и извивались темные линии, похожие на племенные татуировки. От его пронзительного визгливого смеха мои волосы встали дыбом. Этот смех казался странно знакомым — неужели я слышала его раньше? Тут он прыгнул на меня и уперся коленом в спину. Что-то обжигающее охватило мое запястье. Вонючая тряпка накрыла мое лицо, в ушах зазвучал шепот, и как я ни сопротивлялась, меня затянуло в водоворот тьмы.

Я успела увидеть край драпировки у стены под окном да зеленый свет, озаривший стену, когда мой наруч полыхнул леденящим злобным огнем, — а потом все погасло.

Глава 26

У меня остались обрывки воспоминаний. Надо мной склонилось лицо, знакомое по Сараево, когда ночной клуб, полный паранормалов, веселился внизу под громыхающую музыку, а рядом лениво дремал адский пес. Лицо круглое, тяжелое, с крепкими и на вид очень острыми зубами, с кошачьим разрезом светящихся глаз. Нечеловеческое лицо, хотя маги-человек нарисовал его когда-то. Слишком большие глаза, слишком крупные зубы, да и общее выражение… да, нечеловеческое.

«Велокель. Охотник. Союзник Евы. Помоги мне, Анубис!»

— Она не должна была пострадать.

Голос грубый и неприятный, но исполненный властной внутренней силы. Голос, привыкший повелевать. Он действует прямо на нервные окончания и горячим свинцом проникает вглубь, до мозга костей.

Я тихо застонала. Полнейшая дезориентация не давала мне возможности думать.

— Она выживет, — раздался другой голос, отчетливый и холодный, как колокол.

Кажется, знакомый. Я слышала, как обладатель этого голоса насмехался над Джафримелем, когда прикоснулась пальцами к знаку на своем плече.

— Вот твоя плата.

Послышался легкий металлический звон, потом отрывистый удовлетворенный вздох.

— Будем считать, наше сотрудничество возобновилось.

Я силилась открыть глаза, очнуться, но напряжение оказалось непосильным, и меня снова поглотила тьма.

Следующее пробуждение — горящая свеча. Пламя кроваво-красное, багровое. Сначала ровное, потом отклоняется в неестественном направлении, вроде бы не колеблется, но все равно дрожит. Я наношу удары кулаками и ногами, смутно сознавая грозящую опасность. Слышны крики, кто-то перехватывает мое запястье, и это прикосновение обжигает меня огнем. Левое плечо пронзает боль.

— Не дергайся! — звучит требовательный голос.

Я пытаюсь бороться с ним и чувствую, как вокруг моего сознания кольцами змеи стягивается чужое. Сила сжимает, душит, пока у меня не вырывается крик. Он надавил на меня, как я на оборотня, еще сильнее и беспощаднее. Это не предупреждение, это прелюдия к ментальному изнасилованию.

«Нет».

Внутреннее сопротивление возрастает и крепнет. Это не активная сила, но стойкость и терпение, которые помогали мне выжить и не лишиться рассудка в самые страшные моменты жизни.

«Если не можешь избежать чего-то — сражайся. Не можешь сражаться — терпи».

Чужая воля царапает поверхность моего сознания, оставляя кровоточащие ранки, но даже изорванная защита сопротивляется, не давая врагу проникнуть внутрь, к сокровенной сути моей личности. На один бесконечный миг я снова оказываюсь в разгромленном кафетерии «Риггер-холла», в удушающей оболочке эктоплазмы пожирателя, пытающегося прорваться или проломиться мне в душу…

Лезет в горло, в глаза, в нос и уши, теребит молнию моих джинсов — ка Мировича пытается пробить себе дорогу…

Из меня на последнем дыхании рвется крик.

— Нет!

Я буду сражаться и умру, сражаясь, но не допущу нового насилия. Я не переживу этот опыт еще раз, иначе сойду с ума.

— Хватит, — слышится голос, женский, молодой, со стальными нотками.

Запах свежего хлеба и мускуса. Узнаваемый запах андрогина.

Ева. Дочь Дорин. Дитя Люцифера. Возможно, моя дочь.

— Прекрати! Тебе приказано не причинять ей вреда.