Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

Тимириа́нд была такая Империя Гешта́йдес и правил в ней тот самый Багарис. Человек он был поистине безжалостный, корыстолюбивый, расчётливый и беспринципный, как и подобает всякому монарху, стоящему во главе обширного государства. Всё своё правление он провёл под боевыми знамёнами, хотя сам так ни разу и не побывал на полях брани. Железной рукой он поднял одряхлевшую, утратившую былые мощь и славу страну из руин и грязи, а следом в небывало короткие сроки создал великую армию, каждый солдат которой был готов без раздумий, промедлений и сожалений отдать жизнь во славу Императора. Он казнил всякого, кто решался выступить против его воли, всякого, кто осмеливался нарушить букву установленного им закона… сколько же у него было стражей и палачей. Но он знал, что люди не всегда говорят и делают то, о чём они на деле мыслят, что враг не всегда идёт по полям во главе тысячи рыцарей, трубя в горн и размахивая полотнищами гербовых знамён. Иногда он стоит рядом с тобой, улыбается и клянётся тебе в бесконечной верности, но едва ты отведёшь от него взгляд, как он немедля вонзит тебе нож в спину. Что тут сказать… он был мудрецом, знавшим истинную природу низкого зверя, имя которому человек…

— Это весьма занимательная история, но как она связана с этим болтом?

— Ох, всё вам, молодым не терпится… вам подавай всего и сразу, — пробормотал Мотриас, поглаживая древко. — Я веду к тому, что у Багариса Губителя было очень много врагов, как среди чужеземцев, так и среди его собственных подданных. По всей видимости он прекрасно понимал, что с некоторыми людьми довольно глупо мериться силой в открытую, бодаться словно упёртые бараны, пока изо лбов не потечёт кровь, а из глаз не посыплются искры. Для людей навроде тебя смерть в битве — честь, которой не стоит страшиться, к которой даже необходимо стремиться и которой нужно желать всем сердцем, потому она не препятствие, а ещё одна награда, но вот смерть со спущенными штанами в отхожем месте — позор, что разом перечеркнёт все былые заслуги и оставляет на великой личности пятно несмываемого позора. Сама мысль о подобном унижении заставит честолюбивых гордецов трусливо поджать хвосты и забиться поглубже в конуру… В те времена ходило много историй о похищениях, исчезновениях, внезапных и жестоких смертях врагов Императора и конечно же их ближайших родственников и верных друзей.

— Люди многое болтают, к тому же вы сами говорили о стражах и палачах.

— Нет, капитан, это ты ещё просто не понял, о чем же я говорю, — на лице старика расплылась зловещая ухмылка. — Может часть историй и выдумка, как оно везде и всегда бывает, но большинство из них вполне себе правдивы, а может даже люди чего и недоговаривают или даже нарочно преуменьшают, потому как не могут поверить в чудовищную правду, произошедшую подле них, и которая может повториться с ними. Думаю, что тебе стоит услышать одну из таких историй.

На окраине Империи жил один весьма знатный маркиз из рода Штрибендайнов. Когда-то его земли процветали, но с каждым годом Император требовал поставить в войско всё больше и больше воинов из благородных семей и крестьянских дворов, но мало кто из бравых сынов империи возвращался в отчий дом живым или хотя бы не бесполезным в хозяйстве калекой. Избы пустели, поля зарастали сорняками вместо хлебов, а там и золота в кармане феодалов становилось всё меньше. Маркиз потерял на той продолжительной и бестолковой бойне двоих сыновей и младшего брата, и за это он решил отомстить благословлённому Богами правителю, по чьей воле и случились все те несчастья. Смерть можно искупить лишь другой смертью.

Собрать единомышленников было несложно. К тому времени дворян, недовольных решениями престола, было куда больше лоялистов, пускай, что и не у всех из них хватало храбрости для мятежного выступления. Вместе они собрали достойное войско из собственных вассалов и наёмников. Золота им для этого ещё хватало, а вот мозгов у них явно было не шибко много. Заняв один из самых надёжных и неприступных замков в провинции, они объявили, что больше не станут бросать любимых детей в жерло Имперской военной машины, что они разрывают все клятвы, основывают своё собственное государство и объявляют Багарису войну, к которой призывают присоединиться всех честных и жаждущих мира людей.

Я никогда не видел того замка, но рассказы о нём впечатляют. Высокие стены, что не дрогнут под залпами требушетов, глубокие и широкие рвы, сотни бойниц, большие запасы еды и воды; он перенёс десятки осад и ни разу не был взят, даже с совсем крохотным гарнизоном против несметных полчищ врагов. Поистине надёжное убежище для мятежника и его семьи, особенно если окружить себя парой сотен верных тебе и полных ненависти к императорскому престолу рыцарей.

План был просто великолепный, да настолько, что спустя три дня после объявления войны поутру марксиз вошёл в комнату, где спали четверо его оставшихся детей, и нашёл их зарезанными, выпотрошенными и подвешенными к потолку за их собственные кишки. Тот, кто это сотворил, в добавок оставил кровавое послание на стене: «Так будет с каждым…».

Тогда маркиз пришёл в ярость. Он приказал обыскать весь замок, всю округу, перевернуть каждый камень, сжечь каждый куст, разбить каждую бочку, хватать и допрашивать каждого чужака, а если тот решит сопротивляться или не сможет немедля доказать своей невиновности, то убить его на месте, как виновного. Все держали ухо востро и смотрели в оба, так что нельзя было и шагу ступить, чтобы об этом тут же не узнали все. Однако после захода солнца неожиданно выяснилось, что безутешная жена маркиза, мать что потеряла всех любимых чад, бесследно исчезла. Всю ночь её искали с факелами и собаками, вновь перевернув и излазив всю округу, но нашли её только перед восходом солнца. Нарубленное на мелкие кусочки её тело было разбросано вдоль крепостного рва, и стая голодных и крикливых воронов жадно пировала её мясом и свежей требухой.

Дальше слухи несколько разняться, но достоверно известно, что через неделю благородные рыцари на коленях приползли к Императорскому трону с отсечённой головой маркиза на золотом блюде. Они рыдали, извивались, целовали Багарису ноги и молили его святейшество о пощаде.

— И чьих же рук это было дело? — неуверенно спросил Хромос, чувствуя, как напряглось всё его нутро. Слишком уж эта история походило на ту, в которую не посчастливилось попасть ему самому.

— Все,