Неопалимые - Сергей Ильичев

– И не пытался открывать?

– Ну почему же не пытался… замок тот ржавый мне не по силам оказался…

– Алеша, ты сходи за братом нашим Саввой… и расскажи, с какою целью жду его… Пусть инструмент какой с собой возьмет, чтобы нам было чем эту дверь открыть.

И Алеша, сопровождаемый Зевсом, ушел.

Тут келарь повалился игумену в ноги.

– Прости, отец наместник, грешен я… Там за дверьми… мешки с мукой лежат.

– Не понял, брат, что это значит?

– Хотел я, видит Бог, чтобы молва о нас и о тебе пошла по городам и весям. Чтоб мы, подобно той, сарептовской вдове… на каждый день здесь находили необходимую нам горсть муки… И в год голодный странников чтоб ей питали… И если бы не пес…

– Вставай, они идут! – сказал, обращаясь к келарю, игумен.

Под своды кладовой входит, чуть сгибаясь из-за своего роста, брат Савва с железным ломиком в руках и Алексей.

– Спасибо, брат, что ты откликнулся на мой призыв и уж прости, что зря побеспокоил, – начал, обращаясь к нему настоятель. – Подумал я, что вряд ли гоже нам то открывать, что и не нами было скрыто… Пусть все останется как есть.

– Так я пойду? – спросил брат Савва.

– Ступайте вместе…

И они ушли.

– А ты мешки достань и все верни на место. Надеюсь, понял то, что я сказал? – строго произнес игумен Гурий и вышел вслед за Алешей и братом Саввой.

А вечером случилась настоящая беда… Келарь дождался удобного момента, когда Алеша вышел за водой, и, подойдя сзади, столкнул склонившегося отрока в колодец.

На кухне, не дождавшись послушника с водой, решили, что подросток не иначе как заигрался со своим псом, и сходили за водой сами.

Лишь на следующее утро, после братского молебна, проходя через монастырский двор, увидели поскуливающего Зевса, сидящего рядом с колодцем, и кто-то обратил внимание братии на то, что Алексея впервые за три года не было на заутрени. Отец настоятель срочно провел дознание и выяснил, что боярский сын был вечером, в порядке послушания, отправлен за водой… Сразу забили тревогу… А когда с помощью крюка на длинной жерди вытащили пустое ведро, с которым он был отправлен по воду, то поняли, что опасения были не напрасны… что юноша еще с вечера не иначе как упал в колодец… Что называется, пришла беда, отворяй ворота…

Алеша действительно был сброшен вредным келарем в колодец. Но того не ведал, что сия стихия была для юноши родной, что хоть и окунулся с головой в холодную воду, увидел он вдруг лаз, который и привлек к себе его внимание. Недолго полз Алеша по нему, как оказался в комнате, где пол и стены были выложены камнем, а на столах, что в ряд стояли, лежала утварь золотая, да ящики с монетами из серебра и злата… Сокровище, припрятанное кем-то, лежало здесь, поди, уж много лет.

Понятно, что являть себя из колодца живым и невредимым было опрометчиво, а потому Алексей нырнул в воды подземной реки и вышел на берег в трех километрах от монастыря. А уже затем нашел человека, который передал от него весточку старцу Сильвестру, уже согласившемуся с его смертью и оплакивающему полюбившееся ему чадо. И в той записке Алексей призвал монаха для встречи и беседы.

И только Сильвестр пришел, то все ему и поведал: про то, как келарем он сброшен был в колодец, и про сокровища, что неожиданно нашел. И чтоб Сильвестр не сомневался, достал он из кармана и показал панагию, сверкающую златом, с россыпью камней, зело богатых. После этого договорились, что Алексей непременно сам расскажет игумену о сокровищах.

Монах ушел, а отрок в лесную чащу углубился… На встречу с Басилевсом шел, чтобы с учителем проститься.

Волхв Алексея уже ждал.

– Ты возмужал, мой брат, ума, смотрю, набрался, да и в колодец неспроста попал… нашел там клад, когда-то он тебе поможет.

– О, мой учитель, как я рад тебя увидеть и, поверишь, как будто знал, что в этот час в густом лесу меня ты встретишь.

– Как твой отец? Ведь ты к нему, как вижу я, будешь отправлен. Он добрый воин и, поверь, возрадуется, вновь тебя увидев… Там встреча с Иоанном ждет тебя…

– С царем?

– С великим князем… Иоанном. Но ты его не бойся, он не глуп и чувствует всегда того, кто наделен Творцом судьбу людей вершить не по наследству, а как особым даром. К тому же сам всегда я буду рядом… Теперь ступай, твоя судьба уже решилась. Под утро Савва и Сильвестр тебе расскажут, за что и почему игумен вдруг решил с тобой расстаться…

Сильвестр был принят настоятелем уже поздно вечером и доверительно поведал обо всем, к своим рассказам не прибавив, правда, лишь историю про панагию и про клад, что были найдены Алешей. Об этом даре для монастыря, как вы помните, хотелось отроку сказать игумену при встрече лично.

В ответ монах услышал то, что враз охолонило его любящее сердце.

Подумав, что уж не найдется отрок, келарь поведал Гурию, что мальчик был не прост, что приговором колдовским сумел привадить он коня, что пес его – само исчадье ада, и не должна собака та отныне являться там, где свято. И Гурий молча согласился с ним… А тут еще известие о жизни Алексея… невероятное, подобное чуду, чтобы, попав в подземную реку, остался кто-то жив и как бы с того света вновь в монастырь явился.

Сильвестру дан ответ такой: письмо напишет настоятель Гурий отцу Алеши, что жизни отрока грозит в монастыре беда, прознали, мол, что он волчицей вскормлен, что лошадей умеет неким звуком призывать и что в воде он-де не тонет… И просят Ростислава юношу к себе забрать, тем более что все, что было в договоре, монахи выполнили с честью. А в провожатые с ним послан будет Савва, тем паче что они сдружились…

И, снарядив коней, с поклажей и едой с восходом солнца Савва покинул монастырь, ни целей, ни пути не говоря собратьям. При прощании, уже отъехав значительно от монастыря, Алексей подарил Сильвестру ту самую панагию, сказав, что только он ее носить достоин. И то, что эти времена не за горами, что видит Алексей сей монастырь в разрухе и в огне…

Савва был свидетелем тому: и этим грустным словесам вчерашнего подростка, и мгновенно охватившего Сильвестра волнения, и тому, как из руки Алеши, увенчанная златом и камнями, панагия в ладони старца плавно опустилась.

Глава третья

АЛЕКСАНДРОВА СЛОБОДА

Это был 1571 год. Русь с трудом оправлялась после чумы… На всем протяжении пути у Алексея было такое ощущение, что страна спит и от того мертвецкого сна еще не отошла. Ни людского говора, ни криков петухов, ни лая псов. Казалось бы, заходи в любой дом и бери все, что на глаза попадет.

Да только некому было то чужое к своим рукам прибирать. На одной из лесных полян Алексей с Саввой наткнулись на лагерь лихих людей… Разбросанное по земле золото и посуда, то, ради чего они губили чужие жизни, не спасли их самих.

Но вот и столица. Перед Алексеем возвышались величественные стены и башни Кремля, обнесенные зубчатыми кирпичными стенами, вдобавок имеющие глубокий ров шириной до сорока аршин. Выложенный белым камнем и тянувшийся вдоль кремлевской стены от реки Москвы до реки Неглинки ров и переброшенные к башням Кремля мосты.

Город, вопреки всему, жил… Особенное движение было в торговых рядах.

Кожевенный товар, заинтересовавший Савву, отличался широким ассортиментом: от седел и наборных уздечек до сумок и дамских кошелей. Чуть поодаль разместились сапожных дел мастера, суконщики и скорняки, обступившие Савву и Алексея, одетых в скромные монашеские рясы, и наперебой предлагающие им свой товар.

Они с трудом от них вырвались. И, как говорится, из огня да в полымя, так как воистину серьезным искушением стали для них знаменитые мясные ряды да висящие на крюках освежеванные туши баранов и молодых телят.

Зато в рыбных рядах Савва с удивлением остановился возле живого большущего осетра, привезенного издалека и все еще разевающего рот. Его с целью увеселения торговой публики поместили в корыто, выдолбленное из целого ствола и заполненное водой. Алеша какое-то время смотрел на него, выслушивая, очевидно, нечто о той боли, которую он переносил, оторванный от большой воды. А потом, в тот момент, как Савва повернулся к нему спиной, всего лишь поднес свою руку к голове рыбины… и та мгновенно заснула, уже не испытывая ни боли расставания, ни боли от того, как ее вскоре начали кромсать на куски.

Более всего Алексея заинтересовали иконописные ряды, и он почти час простоял, благоговея перед красотой иконных ликов.

Лишь к концу дня они въехали в загородную правительственную резиденцию Иоанна IV – Александрову слободу, сообщив опричникам, что стояли на въезде, что едут к боярину Ногину.

Вот уж где Алексей только и успевал поворачивать голову… Перед его глазами проплывал величественный дворцово-храмовый ансамбль, а постройки вокруг, как светские, так и церковные, были украшены фресковыми росписями и изысканными белокаменными рельефами.

Боярина Ногина дома не было, и юношу вместе с монахом до приезда хозяина отправили на сеновал. Зато поутру, проснувшись, они смогли прогуляться и внимательно рассмотреть и царские хоромы, и дворцы бояр, и царский сад, и уникальную систему прудов со шлюзами, созданную русскими умельцами и способную мгновенно заполнять водой оборонительный ров вокруг слободы.