Неопалимые - Сергей Ильичев

Добавлю лишь, что в следующую ночь разбойники действительно напали на Александровскую слободу… Было хорошо слышно, как в ночи загрохотал барабан и ржали кони… До ушей челяди доносились вопли… А затем прогремело несколько выстрелов и наступила тишина.

Вскоре Малюта Скуратов, в кольчуге и с обнаженной саблей в руках, предстал перед глазами государя.

– Великий государь, – торжественно начал он, – предупрежденные по слову сына боярина Ногина, мы с Божьей помощью сей сброд разбойничий схватили. Что прикажешь?

Иоанн поднялся со своего кресла, с усилием расцепив руки.

– Грабителей на дыбу, за то, что не боятся ни царя, ни Бога!.. – пронзительно воскликнул он, вставая и указывая пальцем на окно, за которым виднелась Ивановская площадь. – А Алексея, сына Ногина, отметить… Он заслужил мое доверие.

Подойдя к окну, Иоанн увидел, как опричники закрутили всем нападавшим назад руки, крепко связав пеньковыми веревками.

В покоях государя, почитай, до самого утра ближние царские люди праздновали победу. Царь Иоанн, выпив немного красного вина, успокоился. Все, что случилось в ночи, казалось ему теперь не столь пугающим и опасным.

– Боярина Ростислава Ногина отметить также нужно, – вдруг произнес государь. – Я верю, чувствую, меня он не предаст. И сын ему под стать – умен, меня он чтит как государя и Бога любит.

Малюта и окружение согласно слушали и кивали головами.

– Вам, доверяя, повторюсь… Сегодня главное – Ливонию нам взять. А с нею и Литву. Иначе Пскову и торговым людям закрыты будут все пути с товаром нашим.

– Мы слышали, татары вновь людей скликают… – тихо начал Скуратов.

– Пусть… им нужны лишь злато и рабы… Они на души и на веру нашу испокон не посягали… А посему пусть войско земское их от Москвы шугает… Но только чтоб не так, как ныне…

И все сидящие за столом подняли бокалы за государя и великого князя Иоанна Васильевича.

Земля, наместником которой стал молодой Ногин, была истерзана. Сначала голод и чума, теперь татары, что посекли и люд, и живность, предав огню все, что горит… Не иначе как мстя огнем за тех, кто погорел из них у стен Кремля. Беря в полон тех, кто не успел уйти в леса и схорониться… А потому везде, где были поселенья, там теперь лишь были пепелища и едкий дым, что ел глаза и слезы литься заставлял.

Но при всем ужасающем виде Алексей знал, что народ жив, что беда не сломила его и он уже начинает отстраиваться заново. Было слышно, как в лесу валят деревья, где-то уже ставят пусть временные, но избушки, а большей частью, сами впрягаясь в плуг, перепахивают поля, чтобы успеть посеять озимые…

Куда ни бросишь взгляд – работают все: от мала до велика…

И вот еще что: как это ни казалось странным, но молва о новом наместнике пронеслась быстрее, чем он сам приехал в знакомые места. Те, кто были живы, оставляли свою работу и, выходя на дорогу, низко склоняли головы перед государевым наместником и сыном боярина Ногина, по сути, пред своим будущим господином и защитником.

Когда они вышли к поместью, то все, ехавшие в обозе, увидели, что от боярских теремов остались лишь дымящиеся головешки.

Остановились. Огляделись. Начали собирать мертвых и копать могилы для погребения. Видя это, из леса начали подтягиваться и включаться в работу оставшиеся в живых люди. Так вместе и хоронили. Игумен Сильвестр читал поминальные молитвы за убиенных. Савва и Алексей пели заупокойные тропари. Холопы опускали тела родных и близких в могилы и засыпали песком, после чего ставили на них сооруженные из веток небольшие временные кресты.

На ночь разожгли по периметру костры, рядили и спорили, с чего начать возводить боярские терема.

Остановились на бане… И уже утром из первых поваленных деревьев стали готовить срубы. Алеша, привычный к монастырской работе, сидел наверху, когда из леса вышли женщины. Они принесли молоко и испеченный в лесу хлеб для боярского сына.

Алексей повелел хлеб раздать всем, а сам потянулся за молоком и вдруг замер… увидев плошку с молоком в руках той самой девочки, что некогда его встречала по возвращению из леса и так же подавала молоко… Только то была уже не девочка, а красна девица. Ликом бела, с потупленным взором и гибким станом.

– Мария, ты ли это? – спросил он.

– Я, господин! – ответила она, не поднимая глаз.

– Вот уж не знал, что снова встретиться придется… Жива, выходит, дочка управляющего. А мне сказали, что всех, кого не перебили, то в полон забрали…

– Мы в лес с утра по ягоды ушли… А там медведь нам на пути попался… Сейчас как вспоминаю эту встречу, то понимаю, что… какой-то странный был медведь. Можно сказать, что человек в медвежьей шкуре дорогу в дом тогда нам преградил. Мы на болоте ночи три, глаз не сомкнув, и просидели… Когда ж домой пришли, то все уже погибли и предано огню именье было ваше.

– Твой батюшка погиб? – спросил ее Алеша.

– Нет, но тяжко ранен был… Мы под завалом здесь его нашли. Сейчас в землянке он, со мной, в лесу…

– О, как я рад за вас… А мишка, видно, не случайно был встречен вами на пути домой… – промолвил Алексей.

– Сама бы не поверила, если бы со мной все это не случилось, – ответила девушка, и заметно было, как чуть дрогнули ее губы в улыбке.

– И слава Богу, – произнес услышавший ее рассказ подошедший игумен Сильвестр.

– Отец игумен, нам бы отслужить молебен благодарственный за тех, кто жив остался. И получить от вас благословение на труд, чтобы поместье наше возродилось в его первоначальном виде.

– А как же монастырь? – спросил Алексея монах.

– За монастырь всем миром мы возьмемся. Тебе я это обещаю. А в час же сей поставим первый дом… ведь погорельцам где-то нужно спать… Еду работникам готовить, и хворых нужно подлечить… Давай, отец Сильвестр, начнем с того, что приготовим место для тех, кто жив остался, чтоб было им главу где приклонить и тело обогреть. Чтобы увидел он заботу нашу и любовь… И на любовь своей любовью нам ответил… А душу отогрев, он сам придет обитель нашу поднимать из пепла и руин.

– Согласен, то слова не отрока, а мужа, – согласно молвил настоятель.

И работа закипела. Не прошло и месяца, как поместье приобрело законченный вид, еще месяц ушел на стены и на строительство часовенки, которую велел Алексей поставить здесь же, как он сказал, для оберега.

Мария практически все это время была с ним рядом. И во всем была ему ровней: так же хорошо скакала на коне и стреляла из лука, владела строительным топором… И все свыклись с мыслью, что быть дочке бывшего управляющего женой молодого боярина Алексея.

В один из вечеров боярину доложили, что его спрашивают.

Алексей вышел из палат и увидел Никиту у крепостных стен.

– Что скажешь, Никита, брат? – начал Алексей, подходя. – Выдержат осаду эти стены?

– Я б угол изменил чуть-чуть наклонный…

– Положим, соглашусь, а что еще?

– И рвы бы прокопал, как за границей, наполнив их водой… И лес бы отодвинул метров на сто… оставив лишь оструганный пенек. Что смотришь на меня, спросил – я отвечаю.

Алексей окинул взглядом свои укрепления.

– Ну что, в помощники возьмешь? – задал вопрос Никита.

– Возьму, коли пришел. Грядущего ко мне не изженю…

– То обиход церковный… – протянул Никита.

– Почто же… Он христианский… И с чем бы ни пришел ты, с радостью иль с болью, тебя готов принять с любовью. Ведь и под рубищем дерюжным явить Христос может Себя.

И после этих слов они обнялись.

И тут Никита увидел вышедшую в поисках Алексея Марию. И, как это бывает, влюбился в нее с первого взгляда. Да и Алеша увидел, как изменился лик друга, как словно замер он, с небесной красотой здесь, на земле, нечаянно столкнувшись.

– Знакомьтесь, – произнес боярин, – это Мария, дочка управляющего поместья нашего.

Никита склонил кучерявую голову.

– А это Никита! – сказал Алексей, указывая на гостя. – Мой друг…

– Какого же чина он, как звать и величать его прикажете, наш господин? Где за столом сажать?

– Так рядом, слева от меня, и посади…

Девушка согласно склонила голову.

– Ты меня искала? – спросил уже Марию сам наместник.

– Да! Отец Сильвестр весточку прислал. Просил тебя прибыть к ним завтра на рассвете и своим присутствием почтить начало возведения святой обители.

– Спасибо! Буду!

И далее обратился уже к Никите.

– С дороги ты, тебя бы надо накормить… А завтра вместе в монастырь поедем.

– Вот это мудрые слова… Сначала накормить, а там уж и расспросы…

И, весело смеясь, они прошли в хоромы.

В эту ночь не спал уже Никита. Его пытливый ум впервые столкнулся с таким явлением, как любовь с первого взгляда. Провалявшись полночи на лежанке, он вышел на улицу, чтобы попытаться понять, где могут быть покои Марии. И, увидев светящееся окошко на самом верху терема, стал искать возможность взобраться вверх. И вскоре, два раза чуть не сорвавшись, подобрался к открытому окошку и даже заглянул вовнутрь… но в башенке никого не было.