Творения. Книга вторая - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

только совершенно оставили шаманство и уничтожили все личины и маски, употреблявшиеся на игрищах и шаманствах, но даже и самые песни, которые хотя сколько-нибудь могли напоминать им прежнюю веру, так что по прибытии моем к ним я, как ни старался (из собственного моего любопытства), но не мог найти ничего такого. И даже из самых суеверий их, которых чужд бывает только человек, имеющий живую Евангельскую веру, весьма многие совсем оставлены, а многие потеряли силу.

Но из всех добрых качеств Алеутов ничто столько не радовало и не услаждало моего сердца, как их усердие, или правильнее сказать, жажда к слышанию слова Божия, так, что скорее утомится самый неутомимый Проповедник, чем ослабнет их внимание и усердие к слышанию Слова. Поясним это примерами: по приезде моем в какое-либо селение, все и каждый, совершенно оставляя все свои дела и занятия, как бы они ни были важны в отношении к ним, по первому моему призыву тотчас собирались слушать мои поучения, и все и каждый с удивительным вниманием слушали их, не развлекаясь, не сводя глаз, и даже можно сказать самые нежные матери в это время делались как-бы бесчувственны к плачу детей своих, которых и не приводили с собой, если дети не в состоянии понимать[9].

Прежде чем появилось у них что-нибудь писанное и печатанное на их языке, мне случалось видеть, как иногда кто-нибудь из Алеутов, совершенно не зная по-русски ни слова, почти целый день сидит и читает Псалтирь Славянскую или Четь-Минею. А когда они увидели книжки на своем языке, т. е, Катехизис, переведенный мною и напечатанный первым изданием, то даже старики начади учиться грамоте для того, чтобы читать по-своему (и потому теперь умеющих из них читать более чем шестая часть).

Имея такое усердие к слышанию Слова Божия, они также усердны и к Проповедникам оного (но усердие их не обнаруживается вещественными даяниями, потому что они никому не могут передавать пушных товаров, кроме Компании, которая им платит известную цену). По крайней мере я это могу сказать по себе. Посещение мое и приезд мой в селение бывал истинным праздником для Алеутов, Пасхой, потому что только в это время они могли послушать Слова и приобщиться Святых Таин; куда бы я ни приехал и в какое время дня или ночи, но лишь только разносилась весть, что приехал отец (Адак), тотчас все и каждый, кто только может ходить, выходили ко мне на встречу к самой пристани (т. е. на берег моря, где обыкновенно пристают байдарки); все и каждый приветствовали меня с истинным радушием и видимым удовольствием, написанным на лицах их; даже нередко больных приносили ко мне для того, чтобы видеться со мной и принять благословение.

Обязанности свои в отношении к Церкви Алеуты исполняют примерно: соблюдать посты переменой одной пищи на другую они не могут, потому что, пища их зависит от моря и почти всегда одинакова; и они, надеясь на него, запасов делают очень немного; а потому, когда они хотят поститься, т. е. во время говения или в последние дни Страстной Седмицы, то постятся в полном значении сего слова. Говеют всегда и все, так что все время пребывания моего у них, почти не было ни одного из них такого, который бы не был у исповеди и Святого Причастия за леностью и нерачением; и все это они делают совершенно без всякого наряда и принуждения. Во время говения не ищут случая или начать ходить в церковь около Среды, или приходить в церковь не к началу службы; но всегда начинают, как можно ранее (т. е. с Субботы), и лишь только в колокол — они тотчас уже все в церкви.

В церкви и на молитве они стоят удивительно твердо. Во все время продолжения службы, хотя бы то было и 4 часа, как напр. в первые дни Страстной недели, всякий из них и даже самые дети стоят, не переступая с ноги на ногу, так что при выходе их из церкви можно даже перечесть, сколько их было, смотря на их места, где они стояли. Во время служения или чтения, которое из них очень немногие понимают, они ни по каким причинам не оглянутся ни назад, ни на стороны, и всегда смотрят или на образ, или к небу или на иконы. Такое твердое стояние в церкви тем более стоит похвалы, что они, многое перенимая от Русских и худого и доброго, отнюдь не хотят перенять от них этой, иногда слишком неумеренной движимости.

Не скажу очень многие, но некоторые из Алеутов молятся и умеют молиться; я разумею не то, что они умеют делать крестное знамение и кланяться, и говорить какую-нибудь молитву — нет! Некоторые из них умеют молиться от души и не высказывая себя при людях или в церкви, но часто вшед в плоть свою и затворив двери. Это я особенно заметил в церкви, где, как сказано, молящийся внутренне отнюдь не с тем молится, чтобы на него смотрели, потому что на него никто и не взглянет. Но были из них и такие, которые молились тайно и не в назначенное время, так напр. некто Нил Захаров, уже умерший (живых нельзя представлять в пример), который почти всегда был часовым, и отправляя должность свою, он почти каждую ночь, когда все затихнет, молился у церкви; и это он делал так скрытно, что обычай его только пред смертью открылся и то нечаянным образом. Я уверен, что есть и другие подобные ему молитвенники.

Приношения или приклады в церковь они делают очень охотно; конечно не всегда по чистому побуждению сердца, и принося Богу лепту, желают за нее получить и временное и вечное благополучие; но в них, как еще в новых Христианах, это очень извинительно, и по крайней мере хорошо и то, что они приносят, и приносят охотно, и почти десятину своего дохода[10].

Во все время пребывания моего в Уналашке и даже по ныне, не было не только никакого убийства или драки, но даже и значительной ссоры: это я говорю без всякого увеличения, даже дети их очень редко ссорятся между собою. Вообще Алеут, будучи обижен кем-нибудь, никогда не дает воли своему языку, тем более рукам; но обыкновенно все его мщение и даже иногда и оправдание состоит в совершенном молчании, которое иногда продолжается несколько суток, но никогда не продолжается далее говенья. А между тем это молчание обидимого бывает обидчику жесточе самого наказания или самоуправства.

Также