Творения. Книга вторая - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

жизни своей нисколько не показывали, что они Христиане и по несчастию почти всегда были из самых неблагочестивых; а живя отдельно от Русских, в особых казармах, и самую наружную жизнь вели весьма незавидно даже для Колош. Притом же Алеуты, живущие в Ситхе, по большей части состоят на службе Компании за особенную плату, и следовательно так же, как и все служащие, находятся в полном распоряжении начальства и употребляются на приличные им работы; но Колошам кажется, что Алеуты были прежде также независимы, как и они, а окрестившись сделались как бы рабами Русских, тогда как Алеуты, что можно сказать со всей справедливостью, в своих местах живут независимее и свободнее, нежели Камчадалы и даже все, крещеные Азиатцы[6].

Все таковые обстоятельства, а к тому еще и самая дикость Колош и отчасти древняя вражда против Русских, как против завоевателей, были препятствием к распространению Христианства между ними, и это препятствие не было бы еще долго в полной своей силе если бы Провидение не послало на них давно или даже почти никогда небывалой у них болезни, которую, по всей справедливости, можно назвать рубежом или гранью, где оканчивалось владычество грубого невежества Колош и откуда начинается, или начнется, их просвещение. Болезнь эта была так-называемая ветреная оспа, которая свирепствовала у них в начале 1836 года и столь жестоко, что в течение января и февраля она погубила почти половину их народонаселения. Но эта болезнь, истребляя их, в то же время послужила им в величайшую пользу: 1) тем, что она, действуя более на старых людей, унесла с собою многих закоснелых в невежестве, суеверий и вражд против Русских и всякого нововведения, имевших большое влияние и даже власть над мнением среднего и новейшего поколения, родившихся незадолго до прибытия Русских и даже после того; 2) тем особенно, что она очевидно убедила Колош в пользу прививания оспы и следовательно в том, что Русские имеют познания обширнейшие и совершеннейшие. нежели какими обладают они сами; и З) совершенно переменив их мысли о Русских, она весьма много поколебала веру в шаманов, которые, не смотря на своих духов-хранителей, гибли вместе с искавшими от них помощи.

Когда появилась у Колош оспа, они, думая найти в своих шаманах средство избавиться от губительного ее действия, подняли всех их на ноги и принялись усердно «шаманить» (колдовать) каждый день: но ничто не помогло, даже самые верные и общеупотребительные их лекарства, наприм. снег и лед во время жара, и проч., и они гибли десятками и сотнями, тогда как та же самая оспа не коснулась ни одного из Русских, которые жили подле них и по-прежнему имели с ними сношения. Не смотря на то, что Колошенские шаманы так усердно желали им такой же беды и заклинали своих духов (эков) отвратить от Колош это зло и наслать его на Русских, что некоторые из злых шаманов говорили даже, будто Русские напустили на них оспу, и даже не смотря на то, если только верить слухам, что в тои самой пище, которую Колоши обыкновенно продают Русским, как то рыбы, дичи и проч., находили оспенные струпья, с тем именно намерением положенные, чтобы заразить Русских, — не смотря на все это, русские остались совершенно невредимы.

Такая разительная противоположность заставила многих Колош обратить внимание на причины столь необыкновенных происшествий, и умнейшие из них и более приверженные к Русским поняли настоящую причину и тотчас обратились к Русским с просьбой сохранить их от видимой смерти. Русские с готовностью подали им руку помощи. Доктор, находящийся в Колониях наших, г. Бляшке, со всем усердием своим. деятельно принялся прививать им оспу, и те, коим он привил, все остались неприкосновенными от эпидемии. Это убедило и прочих, еще колебавшихся в своих мнениях, и даже тех, кои еще искали помощи в своих шаманах, и тотчас все жившие вблизи Колоши начали приходить сами и даже приезжали из дальних мест, чтобы получить предохранительное средство от оспы.

Надобно, однако ж, вспомнить, что за три месяца и даже менее пред тем, никто и никакая сила не принудила бы их принять прививание оспы, так что, если б, наприм. как-нибудь и можно было силой привить оспу кому-нибудь из них, то, наверное, можно сказать, что таковой, будучи отпущен, вырвал бы у себя то место, где она была привита.

После этого достопамятного в летописях Колош случая, и я обратил мое слово к Колошам: ибо после такого красноречивейшего убеждения, мне уже менее трудно было убеждать их в истине, или по крайней мере я получил удобные случаи говорить с ними. Они приняли меня уже не как врага своего или желающего им зла, но как человека, который знает их лучше и более, и слушали меня со вниманием и откровенно рассказывали мне свои обычаи и веру.

Доказательством того, что Колоши слушали и принимали меня охотно, может быть следующее:

В бытность мою в Стахине (1837), когда я совершал литургию вне крепости, Колоши, по предварительному моему приглашению, собрались в числе 1500 и, окружив место священнодействия, смотрели на служение наше во все продолжение его с любопытством и большим вниманием и благопристойностью, достойной и не дикаря. После того я отправлял еще раз литургию на том же месте и обряд погребения на кладбище, и Колоши смотрели с тем же вниманием и даже уважением на совершение нашего служения и держали себя так же благопристойно, как и в первый раз. Во время последнего обряда случилось, что двое Колош, идучи в лесу и совсем не видя меня, затянули свои песни; но Тоэн тотчас послал сказать им, чтобы они перестали, и те, узнав причину, почему им запрещают петь (таковых запрещений они никогда не слыхивали), тотчас перестали. После отправления служб и при посещении их меня и прощании моем с ними, я не упускал случая сказать им какую-нибудь Евангельскую истину, и всякий, кто имел случай слушать меня, слушал со вниманием и любопытством: один Тоэн, при прощании, сделал мне даже вопрос: что будет там, по смерти, тем людям, которые здесь делают добро? Такой вопрос и от такого дикаря меня весьма порадовал, и потому все, что только мог я передать ему чрез толмача, объяснил ему в удовлетворение его любопытства[7].

По возвращении моем из Стахина я провел и несколько вечеров в беседах с Колошами, живущими подле крепости Ново-Архангельской, в их собственных жилищах, расспрашивая и рассказывая им все, что можно, и, скажу по справедливости, они всегда и везде слушали